Трудная борьба, стр. 21
В комнату вошли три молодые девушки, ее подруги по курсам.
— А мы к вам, Потанина, с предложением, — сказали они скинув шляпки и усаживаясь кое-как на стулья и окна. — мы знаете, что затеяли? Как только кончатся экзамены, мы улетаем из Петербурга, нанимаем себе простую крестьянскую избу где-нибудь недалеко, и переселяемся туда на все лето. Будем пить молоко, ходить за грибами и запасаться здоровьем на зиму. Хотите с нами?
— Мне это невозможно, — печадьным голосом отвечала Ольга: — я должна на лето приискать себе занятие, иначе мне нечем жить!
— Вот выдумали, вам занятие! — вскричала одна из молодых девушек: — да ведь вы совсем больны! На что вы будете похожи зимой, если не подкрепитесь за лето?!
— Что же мне делать, если нельзя, — с некоторым раздражением отвечала Ольга.
Гости о чем-то пошептались между собой.
— Знаете что, — обратилась одна из них к Ольге:-мы поселимся в какой-нибудь глуши, где нам будет очень, очень дешево жить. Переезжайте с нами, вы нам заплатите свою долю зимой.
— На будущий год, — прибавила другая: — вам будет легко заниматься, так как вы останетесь на втором курсе; вы можете прихватить лишний урок, и деньги у вас будут, а мы уж так мечтали жить все вчетвером, не отказывайтесь, пожалуйста!
— Не упрямьтесь, милая, — прибавила третья.
Ольга хотела возражать, хотела отказаться от великодушного предложения подруг, но оно делалось так радушно, с таким искренним дружелюбием, а она так живо чувствовала потребность и отдохнуть, и укрепиться, что у нее не хватило сил спорить, и она согласилась со слезами благодарности, пожимая руки своих гостей. Да отчего было и не согласиться?
С какой стати отказываться от товарищеской помощи людей, которые живут одною жизнью, испытывают одинаковые с нею невзгоды, стремятся к той же цели и преодолевают те же трудности?
ГЛАВА XII
Лето, проведенное в деревне, полный отдых от занятий, хотя не роскошная, но достаточная пища, общество веселых подруг, — все это благотворно подействовало на Ольгу. Вернувшись в Петербург, она чувствовала себя опять такой же бодрой и сильной, как три года тому назад, как только что приехала из К*. Опять предстояла ей усиленная работа и лишения всякого рода, но теперь она легче переносила их. Она бодро питалась «картошкой и колбасой», когда не что было купить себе обеда, она, не стесняясь презрительных взглядов прохожих, носила глухою осенью помятую летнюю шляпку, а зимой — заплатанную шубку. Ни разу больше не пришлось ей срезаться на экзамене, и она уже начинала считать месяцы и недели, отделявшие ее от конца курса, — от начала той полезной деятельности, которой она мечтала посвятить все свои силы.
Один раз она шла с лекций домой, раздумывая об интересном случае болезни, который только что наблюдала под руководством профессора, как вдруг ее окликнул громкий голос:
— Оля! Потанина! Оля!
Она оглянулась, недоумевая, кто зовет ее, но в эту минуту у тротуара, по которому она шла, остановилась щегольская коляска.
— Оля, неужели ты меня не узнала? — повторил тот же голос.
— Леля? Ты? — нерешительно проговорила Ольга.
— Конечно, я, — смеясь отвечала молодая дама, сидевшая в коляске: — вот-то счастье, что мы встретились! Полезай скорей ко мне, нам надо о многом поговорить.
— А тебе не стыдно будет ехать со мной? — улыбаясь, спросила Ольга, садясь на мягкую подушку коляски рядом с подругой детства и одним взглядом сравнивая ее роскошный туалет со своей бедной одеждой.
— Вот выдумала — стыдно! — вскричала Леля. — Ты, кажется, воображаешь, что если я не стала ученой студенткой как ты, так, значит, я совсем поглупела?!
Вместо ответа, Ольга крепко пожала ей руку.
— Ну, говори же, рассказывай, что ты делаешь, чем занимаешься? Режешь собак? Возишься с трупами? Умеешь уж лечить? Рецепты прописываешь? Выстукиваешь больных? — закидывала Леля вопросами, по своему обыкновению, не давая времени обстоятельно ответить ни на один из них.
Ольга в коротких словах рассказала ей о своих занятиях и в свою очередь спросила:
— Ну, а ты же что поделываешь, Леля? Как ты попала в Петербург?
— Да мы уже два месяца живем здесь, — объяснила Леля: — я ведь замужем уже второй год.
— Вот как! Поздравляю! За кем же?
— Ты его, кажется, видала у нас, — слегка покраснев отвечала Леля: — помнишь, Анатолий Михайлович Ядров?
— Анатолий Михайлович! — вскричала Ольга с нескрываемым удовольствием, — да ведь он… — она, в свою очередь, покраснела и замолчала.
— Ну да, ты тогда находила, что он глуп, — досказала её мысль Леля: — правда, он не очень умен, но зато добр и ни в чем меня не стесняет, а для меня это главное. Ты знаешь, у maman я не пользовалась большой свободой, и так боялась, что и муж будет командовать мной… А теперь я делаю все, что хочу, Анатоль ни в чем не противоречит.
«И ты счастлива?» вертелось на языке у Ольги, но она удержалась. Легкая краска как будто стыда, с какой подруга объявила ей о своем замужестве, торопливость, с какой она старалась оправдать свой выбор, показывали неуместность подобного вопроса.
— А помнишь наши мечты о самостоятельной, трудовой жизни? — спросила Ольга через несколько минут молчания.
— Нет, милая, это не для меня, — вздохнула Леля:-я пробовала заниматься без тебя, но у меня все не клеилось! А теперь поздно, я стара, да и потом, я не сказала тебе главного, — ведь я уже мать семейства! Мы сейчас приедем, и ты должна посмотреть моего сынишку, он необыкновенно прелестный.
Ольга не могла отказать приятельнице и зашла к ней, хотя важный швейцар и нарядный лакей Ядровых с удивлением оглядывали странную гостью барыни, вероятно, принимая ее за какую-нибудь просительницу, ждавшую подачки от доброй Елены Степановны.
С этих пор Ольга стала иногда заходить к подруге. Леля всегда принимала ее с распростертыми объятиями, Анатолий Михайлович, желая угодить жене, был с ней очень любезен, гости и прислуга, видя, что эта бедно одетая девушка пользуется особенным расположением хозяев, относились к ней с безукоризненной вежливостью, но, несмотря на все это, Ольга всякий раз уходила с тяжелым чувством из этого богатого дома, где все дышало таким довольством, комфортом и роскошью. Темна, бедна и грязна была её маленькая комнатка, сравнительно с просторными роскошными гостиными Ядровых, но не зависть чувствовала она к богатой подруге, а сожаление, глубокое сожаление. Чтобы не краснеть постоянно за своего добродушного, но глуповатого мужа, Леля боялась знакомиться с людьми умными, развитыми, все её общество состояло из лиц крайне ограниченных, и среди них сама она отупела и опошлилась. Слушая, в каких пустых разговорах проводила она целые часы, какие мелочи наполняли её жизнь, какие дрязги могли интересовать и волновать ее, Ольга с грустью думала о её блестящих способностях, о тех природных дарованиях, которые жизнь смяла, уничтожила в ней.
Последний экзамен выдержан, Ольга окончила курс и, довольная, счастливая, пришла сообщить о своей радости Леле. У Ядровых собралось довольно многочисленное общество. Женщина-доктор всех заинтересовала, люди, много раз видавшие ее прежде, теперь смотрели на нее как на что-то необыкновенное.
— Что же вы намерены делать теперь, Ольга Александровна? — спросил у неё Анатолий Михайлович.
— Как что? Конечно, лечить, — смеясь отвечала Ольга.
— Кого же это вы будете лечить, позвольте полюбопытствовать? — отнесся к ней один толстый господин, оглядывая ее с ног до головы.
— Да всех, кому понадобится, — удивилась этому вопросу Ольга:-хоть вас, например.
— Ну нет-с уж, премного благодарен, — отозвался толстяк: — и мужчины-то доктора много людей на тот свет отправляют, а как за это дело примутся женщины, так совсем беда придет.
Начались рассуждения о том, как трудна обязанность доктора и как невозможно для женщины приобрести необходимые знания и опытность.
— Да отчего же невозможно, — попробовала защищаться Ольга: — все профессора скажут вам, что мы занимались так же прилежно, как студенты, и знаем не меньше их, а опытность приобретается, конечно, временем.