Пурпурные реки (Багровые реки), стр. 22

У Ньемана задрожали руки.

– Этот тип убил человека, – возразил он.

– А ты убил его, мать твою!

Сыщик не ответил. Он переложил мокрую от пота трубку в левую руку. Реймс спросил:

– Как продвигается твое дело?

– Медленно. Никаких следов. Никаких свидетелей. Все гораздо сложнее, чем казалось.

– Ну, я же тебе говорил! Не дай бог, журналисты пронюхают, что ты в Герноне; они налетят на тебя, как блохи на шелудивого пса. Хорошо, что я придумал отослать тебя туда.

И Реймс, не прощаясь, повесил трубку. Несколько минут Ньеман стоял с пересохшим горлом, уставившись в пространство. Будто при ослепительной вспышке молнии, он вновь ясно увидел трагические события позапрошлой ночи. У него сдали нервы, и он изуродовал убийцу в приступе нахлынувшей ярости, которая затмила все его чувства, кроме одного – жгучего желания немедленно изничтожить мерзавца, попавшегося ему в руки.

Пьер Ньеман всегда жил в мире насилия, в развращенном мире, с его безжалостными, дикими устоями, и давно привык не бояться свойственных этому миру опасностей. Напротив, он сам искал их, твердо уверенный в том, что способен во всеоружии противостоять злу и контролировать его. Но вот теперь он утратил это чувство самоконтроля. Насилие проникло в его плоть и кровь, помрачило разум, сделало слабым и уязвимым. Ему так и не удалось преодолеть собственные страхи. Где-то глубоко, в дальнем уголке сознания, по-прежнему выли свирепые псы...

Внезапно он вздрогнул: снова зазвонил телефон. Это был патологоанатом Марк Кост, в его голосе звучало торжество:

– У меня новости, комиссар! Важная зацепка! Это по поводу воды в глазницах трупа. Только что пришли результаты анализов.

– И что?

– Это не речная вода. Невероятно, но так. Анализ проводил химик экспертного отдела гренобльской полиции Патрик Астье. Феноменальный специалист, настоящий ас! Так вот, следы загрязнения в воде не совпадают с теми, что содержатся в нашей реке. Ни по каким параметрам.

– Объясни, что это значит.

– Вода из-под век Кайлуа содержит серную и азотную кислоты высокой степени концентрации. Это практически не вода, а уксус. Ценнейшая информация!

– Ничего не понимаю. Можно поподробнее?

– Не буду входить в технические детали, скажу основное: серная и азотная кислоты являются соответственно продуктами двуокиси серы и двуокиси азота. По словам Астье, такую смесь диоксидов может давать только один тип промышленного предприятия – теплоэлектроцентраль, работающая на буром угле. То есть электростанция устаревшего типа. Вывод Астье однозначен: жертва была убита рядом с такой станцией. Найдите в районе электроцентраль, потребляющую бурый уголь, и вы обнаружите место преступления.

Ньеман глядел в небо; темные туши облаков, подсвеченные упрямым солнцем, плыли в вышине, словно косяк серебристых лососей. Наконец-то хоть одна зацепка! Он распорядился:

– Отправь мне этот анализ на факс Барна.

В дверях он столкнулся с запыхавшимся Эриком Жуано.

– Я вас всюду ищу, комиссар! У меня важная информация.

Похоже, расследование начинало набирать обороты. Оба полицейских вернулись в комнату. Жуано лихорадочно листал свой блокнот.

– Я выяснил, что в окрестностях Сет-Ло есть клиника для слепых детей. И многие больные – родом из Гернона. Дети страдают разными недугами. Катаракта. Пигментация сетчатки. Цветовая невосприимчивость. И число таких больных в Герноне сильно превышает средние показатели.

– Дальше. Какова причина заболеваний?

Жуано сложил руки лодочкой.

– Долина. Ее изолированное положение. По словам врача, это генетические болезни. Они передаются из поколения в поколение, и причиной тому – браки между кровными родственниками. Такое часто бывает в изолированных местах. Что-то вроде заразы, передающейся по наследству.

И лейтенант вырвал из блокнота листок.

– Вот, держите адрес клиники. Ее директор, доктор Шампла, досконально изучил это явление. Я подумал, что...

Но Ньеман направил указующий перст на Жуано:

– Ты сам поедешь туда.

Молодой полицейский просиял от радости.

– Вы мне доверяете?

– Я тебе доверяю. Езжай.

Жуано вскочил было с места, но тут же остановился, недоуменно подняв брови.

– Комиссар... Извините, но... почему бы вам самому не расспросить директора? Это ведь интересный след. Или вы нашли что-то более важное? Может, вы считаете, что я справлюсь лучше, потому что я местный? В общем, я ни черта не понимаю.

Ньеман прислонился к дверному косяку.

– Все верно, я иду по другому следу. Но вот тебе еще один небольшой урок, Жуано. Иногда в ходе следствия появляются некоторые привходящие мотивы.

– Какие мотивы?

– Личные. Я не поеду в эту клинику, потому что страдаю одной фобией.

– Это связано со слепыми?

– Нет, с собаками.

Жуано недоверчиво взглянул на комиссара.

– Не понял.

– А ты подумай. Там, где живут слепые, всегда есть собаки. – И Ньеман жестом изобразил слепца, идущего за псом-поводырем. – А где есть собаки, туда я ни ногой.

И он вышел, оставив лейтенанта в полном изумлении.

Он стукнул в дверь кабинета Барна и вошел, не дожидаясь ответа. Великан Барн занимался разборкой факсов. Ответы из гостиниц, гаражей, ресторанов сплошной чередой выползали из аппарата. Капитан был похож на лавочника, раскладывающего на полках свои товары.

– Это вы, комиссар? Вот, для вас только что пришло...

– Я знаю.

Ньеман схватил послание Коста и бегло просмотрел его. Это был химический анализ воды из глазниц Кайлуа – длинные колонки формул и мудреных названий.

– Капитан, есть ли в окрестностях какая-нибудь теплостанция, где жгут бурый уголь? – спросил он.

Барн недоуменно качнул головой.

– Нет, не припомню... Может, где-нибудь дальше к западу... Индустриальные зоны чаще встречаются по пути к Греноблю...

– Где можно получить точные сведения?

– Скорее всего, в Федерации промышленников Изера. Хотя нет, постойте! У меня есть кое-что получше. Такая станция должна выбрасывать кучи всякой дряни, верно?

Ньеман с довольной улыбкой предъявил ему испещренный цифрами факс:

– Особенно кислотными выбросами.

Барн уже строчил что-то на листке бумаги.

– Найдите этого типа, Алена Дерто. Он садовод, разводит в оранжереях, на выезде из Гернона, тропические культуры. Большой спец по загрязнению окружающей среды, оголтелый эколог. Знает наизусть происхождение, состав и вредное воздействие каждого дымка из каждой местной трубы.

Ньеман уже выходил, когда жандарм окликнул его. Подняв свои огромные руки, похожие на железные клещи, он повернул их ладонями к комиссару.

– Совсем забыл, я ведь разузнал насчет отпечатков – по поводу рук Кайлуа. Это был несчастный случай, еще в детстве. Он помогал отцу ремонтировать их старый парусник на озере Анне-си. И сжег себе пальцы каким-то едким очистителем. Я справлялся в тамошнем пароходстве, они помнят это дело. Пришлось вызывать «скорую», везти мальчишку в больницу и все такое... Можно, конечно, проверить еще раз, но, на мой взгляд, тут нам больше ничего не светит.

Ньеман открыл дверь.

– Спасибо, капитан. – И, указав на кучу факсов, добавил: – Желаю успеха.

– И вам того же, – буркнул тот. – Этот эколог, Дерто, – такая штучка с ручкой, я вам не завидую.

15

– ...Весь наш регион изгажен, отравлен, погублен! Куда ни глянь, в долинах, на склонах гор, в лесах, всюду возникают промзоны, загрязняющие землю, водоемы, воздух, которым мы дышим. Взять хотя бы Изер – газ и яд, ничего, кроме газа и яда!

Ален Дерто был сухощавым человеком средних лет, с лицом аскета, обрамленным аккуратной бородкой. Он носил очки в железной оправе, делавшие его похожим на мормона. Склонившись над парником, он возился с баночками, наполненными ватой и перегноем. Ньеман прервал пылкую речь хозяина, которую тот завел сразу же после церемонии знакомства:

– Извините, мне нужна консультация... срочно нужна.