Полет аистов, стр. 39

Я читал отчет: это закрытый документ, ни номера, ни имени. Я сразу понял, что здесь что-то не так. Во-первых, этот тип погиб при загадочных обстоятельствах. Во-вторых, этот болгарин вообще занимался непонятно чем. Мы объяснили людям из спецслужб, что речь идет о самом обычном несчастном случае, что телом мы можем распорядиться по нашему усмотрению и что израильской полиции это совершенно не касается. Мы находимся под покровительством ООН. И израильтяне тут же заткнулись. И больше не было разговоров ни об убийстве, ни об оружии сорок пятого калибра. Дело закрыли.

— Кем был Сикков?

— Не знаю. Кем-то вроде наемника. Его прислали из Женевы, чтобы обеспечивать охрану наших грузов от возможного расхищения. Сикков был странным парнем. За последний год он появлялся всего только пару раз, в одни и те же дни.

— Когда?

— Не знаю. Думаю, что в сентябре и, наверное, в феврале.

Именно в это время аисты обычно пересекают территорию Израиля. Подтверждение еще одной догадки: Сикков действительно был одной из пешек в игре Макса Бёма.

— Что вы сделали с трупом?

Кристиан пожал плечами:

— Мы его похоронили, вот и все. Сикков был не из тех, чье тело могли бы потребовать родственники.

— Вы не задавались вопросом, кто мог отправить его на тот свет?

— Сикков был темной личностью. Никто о нем не жалеет. Это ты его убил?

— Да, — вздохнул я. — Но я не могу тебе больше ничего рассказать. Я уже говорил о своем путешествии в компании аистов. Я убежден, что Сикков тоже следил за ними. В Софии он и еще один человек попытались меня убить. Погибли несколько ни в чем не повинных людей. Во время столкновения с ними я прикончил его соратника и скрылся. Потом Сикков нашел меня здесь. На самом деле ему было отлично известно, куда я двинусь дальше.

— Как он мог об этом узнать?

— С помощью аистов. Ты правда не знаешь, чем занимался Сикков в лагере?

— Во всяком случае, к медицине он не имел никакого отношения. В этом году он приехал сюда две недели назад. Потом внезапно уехал. Когда мы увидели его в следующий раз, он был уже мертв.

Значит, Сикков поджидал аистов в Израиле, но «кто-то» вызвал его в Болгарию с единственной целью — убить меня.

— У Сиккова было сложное современное оружие. Как это можно объяснить?

— Ответ — у тебя в руках. — Действительно, я все еще держал отливающий металлом паспорт болгарина. Кристиан продолжал: — Сикков, будучи сотрудником службы безопасности ООН, имел на вооружении то же, что и «голубые каски».

— Откуда у Сиккова ооновский паспорт?

— Такой паспорт — очень удобная вещь. С ним не нужно бесконечно получать визы, чтобы пересекать границы, не нужно проходить никакие проверки. ООН иногда предоставляет подобные льготы отдельным нашим сотрудникам — тем, кто много разъезжает. Так сказать, делает одолжение.

— «Единый мир» тесно связан с международными организациями?

— Пожалуй, да. Но все же мы сохраняем независимость.

— Тебе о чем-нибудь говорит такое имя: Макс Бём?

— Он немец?

— Нет, швейцарец, довольно известный в вашей стране орнитолог. А имя Иддо Габбор?

— Тоже нет.

Ни эти имена, ни имена Милана Джурича или Маркуса Лазаревича Кристиану ничего не напоминали.

Я задал ему еще несколько вопросов:

— Ваши бригады врачей делают какие-нибудь сложные хирургические операции, например, пересадку органов?

Кристиан пожал плечами:

— У нас нет для этого необходимого оборудования.

— И вы даже не делаете анализы тканей на совместимость?

— Ты хочешь сказать, HLA — типирование по лейкоцитарным антигенам? — Пока я записывал термин в блокнот, Кристиан продолжал: — Нет, не делаем. Ну, может, где-нибудь наши врачи это и делают. Не знаю. Мы делаем нашим пациентам многие анализы. А зачем нам определять тип тканей? У нас нет оборудования для таких операций.

Я задал последний вопрос:

— Кроме смерти Сиккова, ты не замечал каких-нибудь подозрительных актов насилия или проявлений жестокости, непохожих на обычные действия «Интифады»?

Кристиан отрицательно покачал головой:

— Нас это не интересует.

Он вдруг уставился на меня, словно впервые видел, а потом произнес с нервным смешком:

— От твоего взгляда у меня мороз по коже. Честное слово, ты мне больше нравился, когда молчал.

Через два дня я отправился в Иерусалим. По дороге у меня созрел новый план. Я, как никогда, был настроен следовать за аистами. Однако я решил поменять маршрут: присутствие Сиккова в Израиле говорило о том, что мои враги знали, где протянулась моя путеводная нить, — там, где летят аисты. Тогда я и решил спутать карты моих противников и отправиться дальше по западному маршруту. Изменив курс, я получал двойную выгоду. Во-первых, я хоть ненадолго оторвусь от своих преследователей. Во-вторых, западные аисты, завершающие свой перелет в непосредственной близости от Центральной Африки, приведут меня прямо к контрабандистам.

К четырем часам дня я добрался до совершенно безлюдного аэропорта Бен-Гурион. Самолет на Париж улетал ранним вечером. Я запасся мелкими монетками и отыскал телефонную кабину.

Сначала позвонил к себе домой и прослушал автоответчик. Несколько раз звонил Дюма. Он волновался и уже поговаривал о том, что меня пора начинать разыскивать с помощью Интерпола. У него действительно была причина для беспокойства: неделю назад я обещал позвонить ему на следующий день. Слушая эти сообщения, я мог проследить, как продвигалось его расследование. После поездки в Антверпен Дюма поведал моему автоответчику, что обнаружил «нечто весьма существенное». Должно быть, инспектор отыскал следы Макса Бёма на алмазной бирже.

Вагнер тоже звонил мне несколько раз и пребывал в растерянности, так как я не давал о себе знать. Он сказал, что внимательно следит за перелетом аистов, и послал мне по факсу, как он выразился, общую сводку. Разыскивала меня и Нелли Бреслер. Я набрал прямой номер Дюма. После восьмого гудка инспектор взял трубку и завопил от радости, услышав мой голос:

— Луи, вы где? А я уже решил, что вас убили.

— До этого едва не дошло. Я укрылся в палестинском лагере.

— В палестинском лагере?

— Я расскажу вам позже, в Париже. Я возвращаюсь сегодня вечером.

— Вы решили покончить с расследованием?

— Наоборот, собираюсь продолжить его, и еще активнее, чем прежде.

— Что вы раскопали?

— Много чего.

— Например?

— Не хочу ничего говорить по телефону. Сегодня вечером ждите моего звонка, а потом сразу пришлите мне факс. Договорились?

— Да, я…

— До вечера.

Я повесил трубку, потом позвонил Вагнеру. Ученый подтвердил, что восточные аисты уже подлетают к Судану: большинство из них успешно пересекли Суэцкий канал. Я расспросил его о западных аистах, объяснив, что теперь я собираюсь изучить этот маршрут миграции. Я тут же сочинил, почему принял такое решение: якобы мне не терпелось увидеть, как они ведут себя и чем питаются в условиях африканской саванны. Ульрих сверился со своей программой и сообщил мне необходимые данные. В настоящий момент птицы пересекали Сахару. Некоторые из них уже повернули в сторону Мали и дельты Нигера, другие летели в направлении Нигерии, Сенегала и Центральной Африки. Я попросил Вагнера прислать мне по факсу карту, полученную со спутника, и список точных координат птиц.

Пора было регистрировать багаж. Я аккуратно разобрал «Глок» и спрятал его металлические части — затвор и ствол — в маленькую промасленную коробочку для инструментов, которую дал мне Кристиан. Правда, пришлось выбросить все оставшиеся обоймы. У стойки регистрации меня ждал представитель израильской службы туризма. Он задушевным голосом сообщил, что следил за мной с самого выезда из Балатакампа. Он попросил меня пройти с ним, и я был приятно удивлен, когда он провел меня с сумкой в руке через зону таможенного и паспортного контроля без какого-либо обыска и допроса. «Мы хотим избавить вас от обычных процедур, принятых в Израиле», — объяснил мой провожатый. Он еще раз выразил сожаление по поводу «неприятного происшествия» в Балатакампе и пожелал мне счастливого пути. Очутившись в зале посадки, я стал ругать себя последними словами за то, что выбросил обоймы от своего «Глока».