Империя волков, стр. 32
Внутри находилась плетеная бамбуковая шкатулка, инкрустированная перламутром. Она откинула крышку, приподняла легкую замшевую салфетку и взглянула на запрещенный предмет.
Автоматический «глок» калибра 9 миллиметров.
Сверхлегкое оружие, оборудованное механическим затвором и специальным устройством, смягчающим отдачу. Когда-то он был ее спортивным пистолетом и на него имелось разрешение, но теперь превратился в орудие убийства, заряженное шестью бронебойными пулями, о котором официальные власти понятия не имели…
Матильда взвесила «глок» на ладони, размышляя о своей собственной ситуации: разведенная женщина-психиатр без любовника, прячущая в секретере автоматическое оружие. Она пробормотала с улыбкой:
– Судите сами о значении символа…
Вернувшись в кабинет, она сделала еще один телефонный звонок и подошла к диванчику. Ей пришлось несколько раз резко встряхнуть Анну, чтобы та начала приходить в себя.
Наконец молодая женщина медленно потянулась, молча, без удивления, посмотрела на хозяйку дома, склонив голову к плечу. Матильда спросила тихим голосом:
– Ты никому не говорила о своем визите ко мне?
Анна покачала головой.
– Никто не в курсе нашего знакомства?
Аналогичный ответ. Матильде пришло в голову, что за Анной вполне могли следить.
Ее пациентка потерла глаза ладонями, невольно подчеркнув необычный разрез удлиняющихся к вискам глаз с тяжелыми веками. На щеке у нее остался след от подушки.
Матильда подумала о дочери, которая покинула ее, унося на плече китайский иероглиф – символ «Истины».
– Вставай, – прошептала она. – Мы уходим.
30
– Что они со мной сделали?
Анна и Матильда мчались по бульвару Сен-Жермен к Сене. Дождь прекратился, оставив в синем вечернем воздухе переливы и влажные отблески.
Матильда произнесла «преподавательским» тоном, пытаясь скрыть мучившие ее сомнения:
– Провели курс лечения.
– Какого лечения?
– Это какая-то неизвестная мне методика, позволившая стереть часть твоих воспоминаний.
– Такое возможно?
– В принципе – нет. Но Акерманн, видимо, применил нечто… революционное. Некое сочетание томографии и церебральных локаций.
Время от времени она бросала на Анну взгляды: молодая женщина застыла в неподвижности, глядя перед собой пустыми глазами и зажав ладони между коленями.
– Шок может вызывать частичную потерю памяти, – продолжила она. – У меня был пациент – футболист, во время одного из матчей он получил травму при столкновении с другим игроком. Так вот. Он помнил одну часть своего существования и совершенно забыл другую. Возможно Акерманн нашел способ вызывать сходный эффект, используя какое-то химическое вещество, или облучение, или бог его знает что еще. Можно сказать, что в твою память вмонтировали защитный экран.
– Но почему они так со мной поступили?
– По моему мнению, ключ ко всему в профессии Лорана. Ты видела что-то, чего не должна была видеть, или узнала секретную информацию, связанную с работой мужа, а может, на тебе просто поставили опыт – как на подопытной морской свинке… Все может быть, когда имеешь дело с чокнутыми.
В конце бульвара Сен-Жермен, справа, появилось здание Института Арабского мира. В стеклах огромных окон отражались облака.
Матильда удивлялась собственному спокойствию. Она вела машину на скорости сто километров в час, в сумочке лежал автоматический пистолет, рядом сидела полубезумная зомби, но ей не было страшно. Она испытывала скорее отстраненное любопытство с примесью детского возбуждения.
– Моя память может вернуться? – В голосе Анны прозвучали упрямые нотки. Матильда хорошо знала эту интонацию – она тысячи раз слышала ее, консультируя пациентов в больнице Святой Анны. Это был голос одержимости. Голос безумия. Разве что на сей раз безумие ничем не отличалось от правды.
Она заговорила, осторожно подбирая слова:
– Я не смогу ответить, пока не узнаю, какую методику они применяли. Если речь идет о химических препаратах, возможно, существует антидот. Если же имело место хирургическое вмешательство… Я ни за что не поручусь.
Их маленький «мерседес» ехал вдоль черной решетки зоопарка в Ботаническом саду. Звери спали, в парке было тихо и темно, казалось, там открывается дорога в вечность.
Матильда заметила, что Анна плачет, всхлипывая, как маленькая девочка, судорожно и пронзительно. Она постаралась взять себя в руки и спросила:
– Но зачем они изменили мою внешность?
– Этого я не знаю. Могу предположить, что ты оказалась не в то время и не в том месте, но не вижу ни одного разумного объяснения пластической операции. Или твоя история еще безумнее, чем кажется на первый взгляд: они изменили твою личность.
– Ты хочешь сказать, что раньше я была кем-то другим?
– Пластическая операция позволяет это предположить.
– Я… Лоран Геймз не мой муж?
Матильда не ответила, и Анна настаивала:
– Но… но мои чувства? Наша… близость?
Гнев овладел Матильдой. Среди этого кошмара Анна не перестает беспокоиться о своей любви, но тут уж ничего не поделаешь: идя ко дну, женщины думают в первую очередь о «желании и чувствах».
– Вся моя эмоциональная жизнь связана с Лораном, я не могла выдумать свои чувства!
Матильда пожала плечами, как будто хотела смягчить жестокость своих слов:
– Возможно, воспоминания были тебе имплантированы, ты ведь сама сказала, что они стираются, кажутся нереальными… Подобная процедура невозможна – априори, но присутствие в деле Акерманна все меняет. К тому же полиция предоставила в его распоряжение неограниченные средства.
– Полиция?
– Очнись, Анна! Институт Бекереля. Солдаты. Профессия Лорана. За исключением «Дома Шоколада» весь твой мир состоял из полицейских и военных. Они сделали с тобой это. И они тебя ищут.
Они подъезжали к закрытому на реконструкцию Аустерлицкому вокзалу. Зрелище напоминало декорации на съемочной площадке: провал в стене, пустые глазницы окон – как после бомбардировки. Слева, на заднем плане, текла Сена, похожая на ленивый поток жидкой грязи…
Наконец Анна прервала затянувшуюся паузу:
– Кое-кто в этой истории не полицейский.
– Кто?
– Клиент. Тот, которого я узнавала, как мне казалось. Мы с коллегой называли его Господин Бархатный. Не знаю, как тебе объяснить, но я уверена, что он выпадает из общего круга. Он – из «стертого» периода моей жизни.
– Но почему вы пересеклись в Париже?
– Возможно, случайно.
Матильда покачала головой.
– Послушай, я уверена в одном – в этом деле нет ничего случайного. Этот тип заодно с остальными, не сомневайся. А лицо его тебе знакомо только потому, что ты видела его с Лораном.
– Или потому, что он любит «Jikola».
– Что он любит?
– Шоколадки с миндальным марципаном – наши фирменные конфеты. – Анна улыбнулась сквозь слезы. – Теперь я хоть понимаю, почему он меня не узнавал. – Помолчав, она добавила с надеждой: – Нужно его найти. Он должен что-то знать о моем прошлом!
Матильда воздержалась от комментариев. Она вела машину вверх по Госпитальному бульвару вдоль стальных арок метромоста.
– Куда мы едем? – вскинулась Анна.
Матильда въехала на стоянку перед больницей Питье-Сальпетриер, поставила машину на ручной тормоз и повернулась к сидевшей рядом с ней маленькой Клеопатре.
– Единственный способ разобраться в этой истории – выяснить, кем ты была «до того». Если судить по твоим шрамам, операцию тебе сделали полгода назад. Мы должны тем или иным способом вернуться в тот период твоей жизни, который предшествовал хирургическому вмешательству. – Матильда постучала себя по лбу указательным пальцем. – Ты должна помнить.
Анна бросила взгляд на вывеску на фасаде университетской больницы.
– Ты хочешь… Хочешь допросить меня под гипнозом?
– У нас нет на это времени.
– Так что же ты собираешься делать?
Матильда поправила Анне волосы.