Черная линия, стр. 79

Пройдя мимо домов с разбитыми дверями, он углубился в переулок. Он шел минут десять, держа в одной руке конверты, в другой — канистру с бензином. Вдоль глухой стены, испещренной граффити и посланиями эротического содержания. Впереди его ждала серая прибрежная грязь Сены.

Он дошел до красно-белого парапета, на котором кто-то написал маркером, мелким почерком: «Господи Боже, прости меня за все мои грехи…» Очень кстати.

Марк пролез под парапет и подошел к самому берегу. Вдоль него тянулась дорожка для волока — узкая, пустынная полоска земли. Напротив — густой лес острова Сен-Мартен. Такая пустота в центре города поражала: сочетание настоящей деревни и заброшенных промышленных кварталов. Он добрался до нужного места — он был нигде.

Спустившись к самой воде, он прошел еще немного, мимо огромных грузовых причалов. У другого берега стояла проржавевшая баржа, служившая жилищем для бездомных; их собаки выли под дождем. Единственное проявление жизни на километр в округе. Он отошел чуть дальше и увидел «пожарную станцию» — здание без окон, стоящее на сваях, уходивших в воду. Зайдя под строение, он укрылся за одной из свай.

Там он выложил первые письма — те, которые уже прочитал, — на железный лист и полил их бензином. Поджег один конверт, смяв его в виде факела, и бросил его сверху. Пламя вспыхнуло с глухим треском, заплясало над мрачной водой, протекавшей под решетчатым настилом.

Марк смотрел на огонь. Это его участь — сжигать собственные угрызения совести. Свидетельство о смерти леди Дианы. Портрет Хадиджи. Разрушать. Стирать. Устранять. Следы своих поступков и связанные с ними сожаления.

Но на сей раз он не мог с уверенностью утверждать, что огня будет достаточно.

Он уже собирался бросить в огонь последние письма, но остановился. Вскрыл еще одно, датированное концом июля. Дрожащий почерк выдавал волнение:

...четыре слога, которые я все время отказывался произнести, просто чтобы защитить тебя, сейчас взрываются в моеммозгу: предательство.

Марк вспомнил слова психиатра в Ипохе: «Никогда не предавайте его. Это — единственное, чего он не сможет вам простить». Несколькими абзацами дальше ниже он прочел (от дыма у него слезились глаза):

…Ты сбежала, ты бросила меня. В каком-то смысле я не могу сердиться на тебя за это: какое будущее ждало тебя сомной? Я не сержусь и за то, что ты воспользовалась моим положением — чем ты рисковала, убегая от человека, находящегося за решеткой?

Но есть кое-что, о чем ты, любовь моя, кажется,забыла: ты обладаешь чем-то, что принадлежит мне. Ты должна вернуть мне мою Тайну…

Марк смял листок и кинул его в огонь. В бешенстве он швырнул туда всю пачку или почти всю. Промокший до нитки, он смотрел на клочки почерневшей бумаги, уносимые рекой. Ему тоже хотелось бы погрузиться в этот жидкий огонь, в тяжелый поток, уносивший эти останки в никуда.

У него в руке осталось только два письма. Он открыл одно из них. Наэлектризованный, судорожный почерк. Местами бумага прорвалась.

Ты вынуждаешь меня на решения, которых я не хотел бы принимать никогда. Но, повторяю еще раз, ты унесла нечто дорогое для меня… И у меня есть только один способ забрать это у тебя…

Марк чувствовал, что не может вздохнуть. Удушье давило его, ребра, казалось, вот-вот треснут. Что имел в виду Реверди? Он перескочил через несколько строчек:

...Моя Элизабет… Вспомни цитату: «Эта бумага —твоя кожа, эти чернила — моя кровь». Мы с тобой заключили договор. Так или иначе, но тебе придется соблюсти данную тобой клятву…

Марк швырнул листок с угрозами в костер. Буквы корчились в пламени. Но его уверенность крепла: нет, на сей раз огня недостаточно. Ничто не будет стерто. Ничто не будет забыто.

Последнее письмо. Он бросил его в огонь, не вскрывая. Из головы у него не выходила последняя фраза: «Эта бумага — твоя кожа, эти чернила — моя кровь».

Он не знал когда, не знал как, но он был уверен, что это настигнет его.

Так или иначе, но прольется кровь.

73

Рената Санти все сделала прекрасно.

Вместо того чтобы устраивать литературный коктейль в своем издательстве или в каком-то старомодном ресторане, она сняла на этот вечер новый ночной клуб, «Ле-Ремиз», расположенный на берегу Сены, в последних перестроенных доках у моста Толбьяк. Во вторник, 14 октября, отмечался выход в свет первого романа Марка Дгопейра «Черная кровь», заранее объявленного бестселлером.

Необычность места вполне соответствовала стратегии Ренаты: она хотела подчеркнуть, что не приемлет привычные условности издательского мира. Не скрывая удовольствия, она играла в разрушительницу традиций, публикуя свой триллер в самом начале литературного сезона, открыто афишировала свое намерение сделать из него главное событие этого самого сезона.

До сих пор ей удавалось все задуманное.

Как и было обещано, она сумела выпустить книгу за месяц. Это произвело впечатление на Марка. Ему уже не раз приходилось работать над «горящими» документальными материалами, издававшимися за несколько недель, но он думал, что на издание романа потребуется больше времени. Но не с Ренатой. Текст передавали корректорам по мере того, как он вносил последние изменения.

Одновременно шла работа над обложкой и макетом, — Рената вела наступление на всех фронтах. На каждом этапе она советовалась с Марком, но лишь формально. Он быстро понял, кто здесь хозяин. К концу сентября все было готово. Оставалось только напечатать книгу, а тем временем журналисты уже получили «лучшие страницы» и началась рекламная кампания.

Сегодня вечером можно было судить о результате: еще не поступив в продажу, книга стала событием. О романе писали в газетах, считалось хорошим тоном упоминать этот «детектив» в числе лучших книг нового сезона. Рената потирала руки: пока авторы распихивали друг друга, чтобы попасть в список номинированных на литературные премии, она подписывала заявки и рассылала тираж целыми коробками по крупным магазинам. «Феномен!», «Апокалипсис!» — раскаты ее голоса разносились по всему офису.

Марк чувствовал себя на седьмом небе. Опьянев от успеха, он буквально покачивался на его сладких волнах. Комплименты, лесть, предложения — и чек: он получил вторую половину своего аванса. Теперь, когда книга уже была закончена, первое, о чем он подумал, — возвращение долга Венсану. Таким образом он окончательно ставил точку в деле Реверди.

После мрачного сеанса заклинания бесов в Нантере его тревога улеглась. Суд над Жаком назначили на 5 ноября. Заместитель прокурора допросил убийцу, но тот отказался отвечать — такое поведение сочли особо «отягчающим». Оставалось только провести следственный эксперимент, после чего подозреваемого должны были перевести в тюрьму Джохор-Бахру, где и намечалось проведение процесса. Как писали малайские газеты, судьям потребуется всего несколько дней, чтобы отправить Реверди на виселицу.

Марка успокаивало и еще одно обстоятельство: рекламные щиты Хадиджи наконец исчезли с парижских стен. Кампания в прессе тоже закончилась. В приступе осторожности он проверил еще одну деталь: Элизабет Бремен — настоящая, та, чей паспорт все еще находился у него, — уехала из университетского городка в прошлом июне и больше не появлялась. Захлопнулась еще одна дверь.

Наконец, Марк поспешил продать свой компьютер, воспользовавшись при этом именем прошлого владельца. Ноутбук поменял владельца, но его имя при этом нигде и никогда не фигурировало. Он похоронил прошлое. Оставалось только наслаждаться предстоящим успехом и, может быть, думать о новой книге…

Беззаботной походкой он направился к бару — его бокал уже опустел. Ему нравилось это странноватое место. Что-то вроде склада, с необработанными стенами, с железной арматурой, где музыка звучала, как из железного корыта. Чувствовался запах плесени и водорослей, без сомнения, из-за близкого соседства Сены, лизавшей сваи фундамента. Стоило отойти от жарких юпитеров, как от сырости тебя бросало в дрожь. Он улыбнулся: ему очень нравилась идея немного встряхнуть литературную тусовку, не очень-то привыкшую к подобной атмосфере. Музыка так гремела, что всякая возможность разговоров исключалась. Хороший способ заткнуть всем рот и подавить в зародыше любую критику и злословие.