Черная линия, стр. 75

Марку срезу представились старые пыльные тряпки. Грязь, запахи города сохранились где-то в глубине его глаз, его ноздрей, и ему казалось, что он ощущает их даже в салоне бизнес-класса. Он посмотрел в иллюминатор: в смутном свете зари дрожали крохотные огоньки Иль-де-Франс. Сегодня утром, 5 июня, Марк не мог бы сформулировать даже самую простую мысль.

Он спал всего несколько часов, крутясь с боку на бок в своем кресле. Путешествие было тяжелым. Конечности затекли, ладони горели. Возбуждение, возникшее в VIP-зоне аэропорта, сразу после взлета сменилось тревогой, и ничто не помогало от нее избавиться: ни шашлычки в соусе «сатей», ни очаровательные стюардессы, ни богатый выбор видеофильмов. Марк все воспринимал через призму собственных переживаний. Полет превратился для него в четырнадцатичасовую болезнь.

— Пристегните ремень, пожалуйста.

Марк повиновался. По мере того как он просыпался, мысли вставали на место. Он увидел поднос с завтраком, стоящий на столике возле его кресла. За омлетом и круассанами он размышлял над своими приключениями, своими открытиями, своей книгой. Ему повезло. Он разгадал мысли убийцы. Он проник в самую сердцевину его безумия, как археолог проникает в погребальную камеру пирамиды. А теперь он далеко. За двенадцать тысяч километров от убийцы. В безопасности, в своем городе. Он может распоряжаться своей добычей. Теперь он сможет продолжить свое путешествие мысленно. Он будет следовать своему вымыслу, он углубится в свои исследования, изучит мельчайшие детали, мельчайшие связи вселенной преступника.

Когда самолет коснулся земли, его предчувствие превратилось в уверенность. Ощущение тревоги стало невыносимым, но он знал, что его ждет свет, что истина принесет ему славу, богатство и, наконец, покой.

В шесть утра аэропорт Руасси похож на метафизическую картину Джорджо де Кирико. Огромная пустая ротонда, где существование, кажется, теряет все точки отсчета, всю обоснованность. Огромная пустота в форме ракушки, где постигаешь бесконечную бессмысленность бытия.

Его сумка появилась на транспортере одной из первых — привилегия первого и бизнес-классов. Он схватил ее и вышел в неясный утренний свет. На стоянке такси ощущение, что все вокруг завалено старым тряпьем, стало острее. Из-за тусклого освещения стекла казались пыльными. Вдоль автострады тянулись равнины, заброшенные пустыри, поля сражений, с которых убрали трупы. Возвращаясь из долгих путешествий, на рассвете он часто испытывал это ощущение конца света. Ему казалось, что за время его отсутствия что-то случилось. Атомная война, землетрясение… Стоять остались только рекламные щиты, как последние содрогания разгромленного мира.

Марк смотрел на эти щиты, не видя их. Огромные полотна, растянутые на канатах, колыхались под утренним ветром, как паруса корабля.

И вдруг он крикнул водителю:

— Остановитесь! Тот подскочил:

— Что?

— Остановитесь!

— Вам плохо? Вы… вас тошнит?

— СТОП!!

Водитель неохотно притормозил и свернул на полосу для экстренной остановки.

— Подайте назад.

— Что-то не так?

Открывая дверцу, Марк простонал:

— Мать твою…

Он выскочил на шоссе, по-прежнему сжимая в руках сумку с компьютером. Ему пришлось пробежать около трехсот метров, чтобы добраться до щита, который он только что заметил. Он миновал его и пробежал еще немного, чтобы разглядеть его получше.

Наконец, задыхаясь, он обернулся.

В четырех-пяти метрах над собой он увидел устремленные к горизонту черные глаза Хадиджи.

Марк не мог отдышаться, сердце выскакивало из груди. Он искал объяснение увиденному в глубинах своего сознания. А между тем дело обстояло очень просто: Венсан славно поработал. За время его отсутствия он сумел получить крупный контракт для начинающей манекенщицы.

За несколько недель Хадиджа стала звездой.

Теперь ее лицо должно было украсить собой многие парижские улицы.

И она этого заслуживала. В его мозгу промелькнуло это абсурдное утверждение. Она была восхитительна. Повернувшись на три четверти, она смотрела на мир горячими темными глазами. В глубине ее аметистовых зрачков таилась мягкость, текучая дрожь, напоминавшая блеск лака. Недоступная нежность, путь к которой преграждали высокие скулы. Это впечатление каменной крепости, надежной защиты усиливалось благодаря черным, зафиксированным гелем, локонам, уложенным, по прихоти стилиста или фотографа на висках и выглядевшим как китайская татуировка тушью.

Фотография была выполнена в золотистых тонах. В цвете было что-то арабское, оттенок хны, замечательно сочетавшийся с худым лицом Хадиджи и ее нарядом — белой приталенной курточкой с воротником-стойкой, с вышитыми узорами, напоминавшими кашмирские мотивы.

Она была похожа одновременно на музу эпохи хиппи и на Бегуму, которая сбежала из дворца своего набоба, прихватив его костюм. В нижней части плаката строгая надпись сообщала название духов— «Элегия», форма флакона напоминала лампу Аладдина.

Марк упал на колени.

Она была восхитительна, а он — он чувствовал себя ничтожным земляным червем.

Его скрутило, он исторг весь свой завтрак: омлет, круассаны, апельсиновый сок. Он еще не мог оценить масштабы катастрофы. Но он уже понимал, что попал в жернова адской машины, повинующейся своему собственному ритму, своим собственным правилам.

Дрожа, шатаясь, утирая губы рукавом, Марк дотащился до ожидавшего его такси. Когда он рухнул на сиденье, водитель, протягивая ему бумажные салфетки, воскликнул:

— Ну, с вами не соскучишься, вы…

— Поезжайте.

— Нет вопросов! Мы тут именно для этого.

Марк больше ничего не слышал, его мозг словно погрузили в вату. Пищевод жгло как огнем, сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди.

— У вас есть мобильник? Водитель усмехнулся:

— Час от часу не легче. Вы что себе думаете? Вы не лимузин себе наняли, приятель, и…

Марк швырнул пригоршню евро на пассажирское сиденье:

— Дайте ваш мобильный! Водитель бросил взгляд на банкноты:

— Ладно. Не стоит нервничать.

Он порылся в кармане куртки и левой рукой протянул ему телефон. Марк набрал номер Венсана — городской телефон, тот, что стоял возле его кровати. Через восемь гудков великан снял трубку;

— Да?

— Это я, Марк.

— Марк? Ты откуда звонишь? В Париже еще совсем рано, я…

— Я в Париже.

Щуршание простыней, хриплый голос: медведь еще спал.

— Что на тебя нашло?

— Я только что приземлился. Я звоню по поводу рекламы.

— Рекламы?

— Ну да, с Хадиджей. Голос зазвучал яснее:

— Ты видел? Здорово, а? — Он буквально захлебывался от гордости. — Гениальный ход для первого-то раза, как говорится… Я тебя предупреждал… Эта малышка — это новая Летиция Каста. Видел бы ты цифру в контракте!

— Меня интересует сфера охвата кампании: национальная или международная?

Пауза.

— А что? — спросил наконец Венсан.

— Ответь.

Великан устало вздохнул:

— Поездка тебе не помогла. Национальная. Они проводят крупную кампанию во Франции. Потом посмотрят… Это парфюмерный консорциум. Они запускают пакет и… — Он замолчал. — Я не понимаю: тебе-то что? Ты только что вернулся в Париж и…

— Со стороны прессы: что запланировано? Венсан снова вздохнул:

— Классический вариант. Женские журналы, еженедельники… Знаешь, твои вопросы — это…

— Реклама появится в зарубежных версиях этих журналов?

— Нет. В этом смысле контракт очень жесткий. Только Франция и франкоязычные территории.

— Точно?

— Я сам составлял контракты. — Он рассмеялся. — Агент, папуля: что ты на это скажешь? Я стал другим человеком. Полная мутация. А ты, что твоя поездка?

Марк, не отвечая, отключился. Они только что проехали Порт-де-Баньоле. Над окружным бульваром — три плаката с силуэтом Хадиджи.

Эта курточка с воротничком-стойкой придавала ей вид прекрасного ангела смерти.

68

— Я вас не понимаю.

Издательством, в которое обратился Марк, руководила женщина.