Братство камня, стр. 45
Диана вспомнила пальцы Люсьена с проявившейся на них датой: 20 октября 1999 года. Теперь она была уверена – в токамаке назначена встреча, и встреча эта напрямую связана с новой тайной – необъяснимым обретением паранормальных способностей.
Диана взглянула на число в окошке на циферблате своих часов: 15 октября. Понять смысл назначенной встречи можно было единственным способом. Она спросила:
– Вас не затруднит отвезти меня в аэропорт?
47
Столица Монгольской Народной Республики Улан-Батор находилась в восьми тысячах километров на восток от Москвы. Рейс был ночной, с посадкой в Томске. Внизу, насколько хватало взгляда, тянулись леса. Заиндевевшие осины, вязы, березы, сосны и лиственницы составляли то ажурные рощи, то непроходимые дебри. Диана помнила монохромную карту Клода Андреаса. Тайга была пустынью размером с континент. На подступах к монгольской границе тайга переходила в бескрайние степи.
Камиль никогда не был в Монголии и ничего не смог рассказать Диане о путешествии по внутренним землям. Его знания о ТК-17 носили чисто теоретический характер, но он восхищался решимостью Дианы и предложил помочь с билетами.
Диана занялась покупкой теплых вещей в аэропорту, вспоминая, что еще ей может понадобиться. Примеряя перед зеркалом меховую шапку, она вдруг заметила, что синяки и кровоподтеки начали рассасываться. Она чувствовала себя сильной, бодрой и энергичной, то, что ей предстояло осуществить, возбуждало почище адреналина. Ничего хорошего в таком состоянии не было: оно мешало Диане правильно оценить потенциальные опасности.
– Супер!
Диана поймала в зеркале восхищенный взгляд Камиля: ему определенно понравились задорные пряди, торчавшие из-под пушистого козырька, а царапин, шрамов и пластыря он как будто и не заметил. Камиль помахал перед носом Дианы пачкой билетов бледно-голубого цвета и предупредил:
– Поторопитесь. Последний рейс на Томск через сорок минут.
Камиль проводил Диану в зал вылетов. Лица сидевших там пассажиров не слишком ее воодушевили: люди выглядели вялыми и какими-то перепуганными. Застыв в неподвижности, они мертвой хваткой держались за ручки своих чемоданов и то и дело косились на выруливавший на полосу самолет.
– Почему у них такой вид? – спросила Диана.
– Для них Монголия – это почти край света.
– Почему?
Камиль нахмурился, вздернув брови домиком:
– Поймите, Диана, Монголия находится за Сибирью, и русские больше не имеют там ни власти, ни влияния. В Улан-Баторе людей ждут одиночество, холод, нужда и… ненависть. Страна оставалась советской колонией чуть ли не сто лет. Сегодня монголы обрели независимость и свирепо нас ненавидят.
Диана следила взглядом за проходившими в зал пассажирами: на их лицах была написана вековая, как у беженцев, усталость. Ей бросилась в глаза одна странность.
– Почему среди вылетающих нет ни одного монгола?
– У них своя национальная компания, так что они скорее руку себе отрежут, чем полетят рейсом «Аэрофлота». Ненависть… знаете, что это такое?
Она устало улыбнулась в ответ:
– Впереди у меня, судя по всему, много интересного.
– Прощайте, Диана. Желаю вам удачи.
Она не могла поверить, что через секунду этот похожий на молодого веселого кота парень исчезнет, оставив ее в одиночестве. В полном, тотальном одиночестве. Камиль обернулся и бросил ей на прощание из-под капюшона:
– Помните: боги не жалуют тех, кто им подражает.
Старенький «Туполев» трясло, как поезд. Диана пребывала в странном оцепенении: так часто случается, когда летишь ночным рейсом. Она не замечала ни неудобного кресла, ни света, зажигавшегося и гаснущего по собственному усмотрению, ни царившего в дребезжащем салоне холода.
В Томске пассажиров высадили на темное поле и отвели в ангар, похожий на лазарет, где пациентов содержат в карантине. Все молча расселись на лавках. Тускло светила свисавшая с потолка лампочка. Диана разглядывала развешанные на стенах чернобелые фотографии. Шахтеры с кирками. Рудничные разрезы, напоминающие каньоны. Электростанции, олицетворяющие производственную мощь и плановое хозяйство. Крупнозернистые снимки были столь реалистичны, что казались испачканными машинной смазкой и угольной пылью.
Диана взглянула на часы: в Москве десять вечера, значит, в Улан-Баторе три утра. Но как ей узнать томское время? Она повернулась к соседям и задала вопрос по-английски. Никто не откликнулся. Диана повторила попытку с другими пассажирами, но те отмалчивались, пряча лица в воротники. Наконец какой-то старик откликнулся на ломаном английском:
– Кто спрашивать время в Томск?
– Я, мне очень нужно.
Мужчина опустил глаза, не пожелав продолжать разговор. Диана заметила свою вытянутую тень на фотографиях шахтеров. Она села на место и внезапно почувствовала острую боль в груди, как будто кто-то со всего размаха кинул в нее острый камень.
В памяти всплыло лицо Патрика Ланглуа. Блестящие черные глаза. Седая челка. Запах идеально чистой одежды. Диану охватила печаль. Она чувствовала себя одинокой и затерянной на этой безграничной земле и в глубине самой себя…
Ей хотелось плакать. Слезы подступали к глазам, как рвота к горлу. От мысли, что этот человек готов был вот-вот полюбить ее, его смерть казалась абсурдной вдвойне. Останься Патрик жив, он бы очень скоро понял, что у них ничего не выйдет. Диана просто не могла ответить ни на его ухаживания, ни на его желание, потому что сама не способна была кого-нибудь захотеть. Огонь, сжигавший ее изнутри, никогда не вырывался наружу.
Диана снова посмотрела на бегущие в сердце затерянного мира стрелки. «Только не вздумайте играть в детектива», – сказал ей на прощание лейтенант. Диана улыбнулась сквозь слезы. Она больше не детектив.
Она просто молодая женщина, потерявшаяся в лесу часовых поясов.
И путь ее лежит на загадочный и опасный континент.
48
Ее разбудил свет.
Она подняла спинку кресла и выглянула в иллюминатор, прикрыв глаза ладонью от солнца. «Сколько же я спала?» Она помнила, что отключилась, как только поднялась на борт, и вот наступил новый день. Диана надела очки, и в ослепительном свете занимающейся зари ее взгляду открылось поражающее воображение зрелище. Самолет вынырнул из облаков и теперь летел над монгольской степью.
Если бы зеленый цвет мог пламенеть, от него исходил бы именно такой свет. Дрожащий, обжигающий огнем, вырвавшийся из поросшей пыреем земли. Пожар, стелющийся до самого горизонта, выплескивающийся из всех щелей и трещин.
Никакое солнце не могло победить свежее дыхание земли.
Диана надела темные очки. У нее возникло странное чувство – все казалось ей знакомым: океан буйных трав, зачарованная чехарда одиноких холмов, опьяненные радостью бытия долины, летящие на свидание с горизонтом.
Диана прижалась лбом к стеклу. Ни расстояние, ни рев двигателей не мешали ей устремиться мыслями к земле, услышать, как шелестит трава на пастбищах и жужжат насекомые, как дышит природа, когда стихает ветер. В эту землю нужно было вслушиваться – долго, терпеливо, как в морскую раковину, чтобы понять все, что происходит на поверхности, различить, как где-то далеко скачут галопом короткогривые лошадки, а потом вдруг уловить в глубине глухое биение сердца мира…
Улан-баторский аэропорт представлял собой пустой зал с грубыми цементными стенами, багаж таможенники помечали мелом, на простой деревянной стойке регистрации красовался компьютер. Диана взглянула в окно и заметила среди редких машин всадников. Все они были одеты в яркую национальную одежду, подпоясанную шелковым кушаком.
Она понятия не имела, что и как ей теперь делать, и решила заполнить декларацию. Делать это пришлось стоя, прижимая листок к стене. Несколько строчек на английском в верхней части бланка вернули ее к реальности.
В этот момент за ее спиной раздался незнакомый голос:
– Вы Диана Тиберж?