Венец желаний, стр. 43

Уже поздним вечером он покончил с делами, и когда нашел раскинутый для него шатер и приказал Томасу помочь ему снять кольчугу и пропахшую потом кожаную куртку и приготовить голубую тунику, то понял, что безнадежно опоздал.

Он бы еще больше огорчился, узнав, что Алуетт решила не попадаться ему на глаза. Она все еще боялась встречи с ним, потому что его презрительно произнесенные слова звучали у нее в ушах всю дорогу от Кипра до Палестины. С приездом Ричарда их встреча была неизбежной, но Алуетт трусливо отдаляла ее.

Она даже вызвалась присмотреть за Хлоей, младшей дочерью Исаака, пока Иоанна и Беренгария будут на берегу, потому что Беренгария хотела взять непоседливую тринадцатилетнюю девочку с собой. Хлоя сделалась ее любимицей, и она изливала на нее всю нежность и заботу, которые предназначались в первую очередь для Ричарда, не будь они ? разлуке две недели. Беренгария ни в чем не отказывала «прелестной Хлое», чтобы «бедный ребенок» не страдал за грехи своего отца.

Иоанна и Алуетт поддерживали ее в этом, и Хлоя чувствовала себя как нельзя более счастливой, избавившись от деспотичного и жестокого отца и обретя доверчивую и терпимую воспитательницу. Однако они считали, что было бы намного лучше, если бы Беренгария меньше закармливала ее сладостями и больше уделяла внимания ее весьма сомнительной благовоспитанности.

Стоя позади Алуетт в каюте, Иоанна сказала, что вряд ли Ричард обратит внимание на труды Беренгарии, которая в это время, медленно подбирая греческие слова, объясняла Хлое, что отдает ее на один вечер под начало леди Алуетт, и мечтала о том, как на крыльях радости полетит к своим сундукам. — Не думаю, чтобы ей так уж нужен был язык «грифонов», — заметила Иоанна, когда в каюте остались она, Алуетт и Хлоя. — Ты ведь уже все понимаешь, правда, Хлоя? Хлоя подняла на нее сердитые глаза. — Я немного понимаю по-французски. Целый вечер надзирать за Хлоей, от которой можно ждать чего угодно, особенно когда вокруг веселятся необузданные крестоносцы, — наверняка зачтется ей в чистилище. Так думала Алуетт, не представляя, удастся или нет ей совладать с непоседливой девочкой. Может, ей поможет Инноценция, но как только они сошли на берег и встретили Анри, рассчитывать на ее помощь не приходилось. Всего через несколько минут, когда было покончено с вежливыми приветствиями и они пошли по лагерю, Анри и Инноценция стали удаляться и вскоре их голоса вовсе пропали за веселым стрекотанием Хлои.

В первый раз Анри обратил внимание на Инноценцию, когда та приехала с Алуетт из монастыря, и с тех пор уделял ей много внимания.

Со слов Иоанны Алуетт знала, что Инноценция превращается в красавицу с великолепной фигурой и сияющими глазами. Однако разве у нее был такой румянец до того, как Анри де Шеневи, навещавший Алуетт, стал вести с ней шутливые беседы?

Алуетт надеялась, что служанка не лелеет несбыточных надежд. В самом деле, она не принадлежит к знати, не девственница, по ее собственным признаниям, но ведет себя достойно с тех пор, как появилась в монастыре, и Алуетт не хотелось, чтобы Анри разбил ей сердце. Конечно, ее брат рыцарь с головы до пят, но Алуетт привыкла реалистично смотреть на вещи. Знатные молодые люди, хотели они того или нет, не считали служанок равными себе.

Когда же Алуетт пыталась поговорить с Инноценцией, та словно не слышала ее.

— Милорд Анри добр ко мне, — возражала Инноценция по-французски, но с сильным сицилийским акцентом. — Он знает, что я скучаю по дому, и он тоже скучает. Здесь почти нет белых женщин. И он со мной только шутит.

Алуетт очень сомневалась, что Анри такой уж добрый. Инноценция была слишком лакомым кусочком, чтобы молодой француз обошел ее стороной, несмотря на множество шлюх всех национальностей, собравшихся под стенами Акры.

— Вот мы и пришли, леди Алуетт! Дядя Филипп хочет с нами поздороваться! — взвизгнула Хлоя, когда они приблизились к шелковому шатру, под которым могла собраться тысяча крестоносцев.

Здесь Филипп накрыл столы для прибывших с Кипра.

«Дядя Филипп! Ну и ну! Надо будет поговорить с Хлоей о том, что неприлично называть короля Франции дядей, что бы он ей ни говорил».

— Все правители в каком-то смысле братья, — сказал Филипп вполне взрослой на вид кипрской принцессе, когда ее представили ему. — А если мы с вашим отцом братья, то для вас я — дядя. Правильно?

Беренгария была в восторге от его доброты к юной заложнице, а Алуетт услышала совсем не дядюшкины нотки в его сладких речах. Надо предупредить Беренгарию, потому что на здравый смысл Хлои рассчитывать нечего. Может, Филиппу надоела Перонелла, и он ищет себе любовницу помоложе? Он не постесняется завладеть прелестной девицей, тем более что пострадает при этом честь Ричарда.

— Вы прекрасно выглядите, милая Алуетт, — повернулся к ней Филипп после того, как засвидетельствовал свое благорасположение к Хлое, расцеловав ее по-галльски в обе щеки. — По-моему, даже жара вам на пользу.

Погода и здоровье европейцев были самой безопасной темой.

— Я… Я благодарю вас, ваше величество. Да… Кажется, аппетит вернулся. — Замечательно! Надеюсь, сегодня мы услышим вас? Осчастливите нас своими песнями? Блондель наверняка не откажется одолжить вам свою лютню. Ричард усадил Хлою рядом с Беренгарией из уважения к ее королевскому происхождению. И пока Беренгария вынужденно делила внимание своего мужа с молоденькой девицей, Алуетт наслаждалась покоем, найдя себе место рядом с Анри и Инноценцией.

Она напряженно вслушивалась в голоса крестоносцев, в любой момент ожидая, что рядом зазвучит милый норманнский выговор Рейнера де Уинслейда. Заговорит ли он с ней, пряча за учтивостью свое недовольство? Пир начался и, не услышав знакомого голоса, Алуетт немного расслабилась, вдыхая восхитительные запахи разносимых слугами кушаний. 1 Филипп умел принимать гостей. Одни блюда | сменялись другими, причем многие из них были незнакомы европейцам. Журавли, каменные козлы, косули с перцем, горчицей и чесноком, с гарниром из артишоков, спаржи и огурцов. Резные деревянные и серебряные блюда с фруктами стояли на отдельных столах. Тут были бананы (которые крестоносцы называли их «райскими яблоками»), апельсины, фиги, персики, сливы, айва и миндаль, щедро посыпанные сахаром.

Алуетт наслаждалась незнакомой едой, вполуха слушая велеречивые приветствия Филиппа, Жиля Амори, магистра ордена тамплиеров, Конрада Монферрата и Леопольда, герцога Австрийского. Все были настроены мирно и дружелюбно, но это не значило, что завтра ее королевский братец не будет бороться за свою выгоду, пренебрегая интересами Ричарда. Алуетт не сразу заметила исчезновение Хлои.

Глава 22

В то время, как крестоносцы усаживались за пиршественный стол, Фулк ждал аудиенции.

Шатер Салах-ад-Дина Юсуфа ибн-Аюба, известного крестоносцам как Саладин, был просторнее, чем у его воинов, но не богаче. Фулк слышал множество историй о роскоши во дворцах султана в Каире и Дамаске, но в шатре он увидел только несколько подушек, кровать, стол возле кровати, блюда, чаши из меди и дерева и сундук, в котором хранилась одежда султана. Единственная вещь, напоминавшая о том, что хозяин шатра — властелин исламского мира, великолепный Коран из самой тонкой кожи, переписанный выдающимся каллиграфом. Саладин сражался за свою землю, и ему не нужны были ни шелковые одежды, ни жены, ни рабыни. Все это еще будет, когда победит христиан и крест перестанет угрожать его землям.

От самого Саладина, несмотря на отсутствие предметов королевской роскоши, веяло истинным величием. Фулк был поражен тем, как Саладин непохож ни на английского, ни на французского короля. Он был довольно высок для сарацина, но все же не меньше чем на фут ниже англичанина и смугл в отличие от белокурого и светлокожего гиганта. По росту он был ближе к Филиппу, но в отличие от тучного француза крепок телом. Да, в Саладине гораздо больше королевского, чем в королевских посягателях на его владения, и в его облике нет ни Ричардова самодовольства, ни Филипповой жестокости.