Время жалящих стрел, стр. 80
Внезапно что-то мелькнуло на полу у кресла. Она нагнулась. В руках ее оказался синий кожаный футляр, что держал принц накануне.
Она приоткрыла чехольчик. Что за чудо!
Костяная заколка выпала ей на ладонь, и Релата засмеялась счастливо. Ах, как мил Нумедидес! Он принес ей подарок, еще не зная, как она встретит его, и в порыве страсти совсем позабыл о нем. Как славно, что она его нашла! Непременно вечером нужно будет поблагодарить его.
Она осторожно повертела в пальцах заколку. Прелестная вещица! Никогда прежде ей не доводилось видеть ничего подобного. Должно быть, ювелир исполнил это на заказ.
Заколка напоминала внешне то ли рыбью кость, то ли шип. Плоская, заостренная книзу, украшенная черно-красными разводами, она напоминала миниатюрный кинжал. Костяное навершие было резным, но узор был столь тонок, что, как ни напрягала Релата глаза, деталей было не разглядеть. Кажется, мастер изобразил двоих: один лежал (это было нечто вроде гарды), другой же склонялся над ним, и фигурка стоящего человека служила крохотной рукоятью. Должно быть, мужчина и женщина, догадалась Релата.
Тонкие пальчики скользили по костяной безделушке, розовый ноготок царапал резные фигурки. Никогда прежде у нее не было столь искусно сделанного украшения! В Амилии отец покупал ей лишь медные шпильки для волос, грубые, как те, что носят крестьяне, и если бы не драгоценности, оставшиеся от матери, среди сверстниц в столице она ощущала бы себя нищенкой.
Но теперь у нее будет все, чего душа пожелает!
Она подумала, что непременно скажет Нумедидесу, чтобы заказал для нее еще таких, хотя бы дюжину.
Но прежде всего он должен видеть, что она по достоинству оценила его подарок.
Релата подхватила тяжелую косу и, небрежно скрутив ее узлом на затылке, принялась примериваться, куда лучше воткнуть заколку. Разумеется, придется пока воспользоваться и другими, попроще, но эта должна быть самой заметной…
Внезапно рука ее застыла. Релата отложила безделушку.
Нет! Он же не подарил ей ее. Кто знает, возможно, такое самовольство не придется ему по вкусу. Не лучше ли сделать вид, что ничего не заметила. Пусть приподнесет ей заколку сам. А она уж сумеет изобразить радость и удивление!
Релата задумалась. Тонкие пальчики продолжали вертеть украшение.
Такая красивая вещица! Невозможно отложить ее! Ну хотя бы разок – просто примерить… Релата позвонила в колокольчик.
Цинтия немедленно откликнулась на зов.
– Подать вам умыться, госпожа? – осведомилась она с поклоном. – Какое платье вы пожелаете надеть сегодня?
Но Релата не слушала ее.
– Поди сюда, – подозвала она служанку. Та приблизилась.
– Смотри. – Релата протянула ей заколку. У Цинтии округлились глаза.
– Что за чудо! – выдохнула она восхищенно. Релата победно улыбнулась.
– Да. Это подарок принца. Так что заплети мне волосы и посмотрим, как она мне подойдет.
Служанка, не теряя времени, принялась расчесывать густые волосы госпожи.
Старательно подбирая прядки, она уложила их в сложную прическу, выпустив несколько локонов на висках и на затылке. Тяжелые медовые косы сверкали на солнце, точно на голову Релаты возложили золотой венец. Красуясь, она взглянула на себя в зеркало.
– Так. А теперь заколку. Вот здесь. Чтобы было видно. Улыбаясь от удовольствия, служанка осторожно, двумя пальцами, взяла костяной кинжальчик и, примериваясь, поднесла к прическе. Вот здесь будет в самый раз! Она воткнула заколку в пышную прическу.
– Ой, – вскрикнула Релата Амилийская чуть слышно. – Ты… Ты уколола меня.
Аой.
ВРЕМЯ ГОНА
В тот миг, когда в Охотничьем Зале ожили огромные сильные звери с лоснящейся шерстью и мускулистыми телами, гордо несущие на красивых головах острые кусты рогов – волкодав насторожился и негромко зарычал.
Пса била нервная дрожь перед боем. Он нюхал воздух и втягивал ноздрями поток запахов, переплетенных между собой в единое кружево.
Резкий душок благовоний его хозяина, тот, что держится еще на мочках ушей. А на руках – дух крови, теплой, недавно пролитой. Пол коридора смердит человеческими ногами – потом, грубой кожей, грязью на подошвах. Стены пахнут сыростью, известью, заплесневелыми гобеленами.
С далекой кухни веет едва заметным ароматом жареного мяса.
Но откуда доносится эта вонь?
Прелость и мокрая шерсть! Так пахнет осенний лес. Так пахнет добыча. Но к ним подмешивается что-то еще.
Смрад смерти.
Пес сел и завыл. Он понял, что скоро начнется его последняя битва…
Амальрик с тревогой посмотрел на Зверя.
Что с ним? Что могло произойти, чтобы напугать этого пса, не ведающего страха? Какие чудовища подстерегают их в пустынных коридорах?
Барон сорвал со стены алебарду.
Пес по-прежнему принюхивался и дрожал от возбуждения. Он не мог видеть их, но чутье заменяло ему зрение.
Вот их острые копыта зловеще зацокали по пустынным коридорам – прямым, извилистым, кольцеобразным, и призраки в безлюдных гостиных пали ниц перед лесной ратью. От холода мертвых тел в огромных каминах потух огонь, и застыла смола на поленьях.
Смрад смерти приближался.
Зверь знал – они шли, проникая сквозь стены замерших залов, похожих на треснутые стигийские кубы; сквозь темные страшные стены библиотек, хранящих зловещие колдовские фолианты. Он знал – они шли, раздирая в клочья шуршащие шелковистые шторы; кроша мерцающий металл оружейных; превращая в пыль хрупкие кхитайские шпалерами с узорами, навеянными тленом праха в фарфоровом павильоне.
Он знал, что негде скрыться от них.
Они шли…
Белоснежный изюбр с единственным рыжим пятном на крупе, куда ударила первая стрела охотников.
Олениха-важенка с выгнутой лебяжьей шеей.
Гигантский лось, чья голова клонилась под тяжестью несброшенных рогов, а слепые стеклянные глаза налились кровью.
И черноголовый олень, бывший гордостью королевского зверинца.
Камень крошился у них под копытами, рога цепляли колонны и обрывали гобелены со стен.
…и земля задрожала у них под ногами, словно девственница, насилуемая разбойником.
Мир перевернулся!
Из загнанной дичи, испуганной, не ведающей ничего, кроме вечного страха и бегства, они превратились в охотников, безжалостных и неумолимых. Сила Бога-Оленя пела в их жилах, бурлила, как река в половодье, и несла их вперед на своих волнах.
Несла туда, где обитала их добыча.
Разум Поводыря указывал им путь.
Пес царапал огромными когтями пол. И выл от собственного бессилия. С оскаленной морды брызгала слюна.
А они шли.
И когда лесная рать приблизилась, наслаждаясь страхом и паникой, охватившей жертву, он рванулся им наперерез, отвлекая внимание.
В тот самый миг, когда Амальрик уверился, что погиб, и мысленно распрощался со всем, что было ему дорого, огромный серый волкодав бесстрашно бросился под копыта оленей-чудовищ.
Вот я! Рычал он.
Идите сюда, и посмотрим, кто кого!
Амальрик вжался в стену, крепко сжимая бесполезную алебарду. Глаза его округлились от ужаса. Он понял, что пред ним не живые олени, но нежить, вызванная из небытия зовом Хозяина Валузии.
Против нее железо было бессильно!
Немедиец мучительно пытался вспомнить хоть какие-то заклятья, но чувствовал, что это бессмысленно. Призраки, порожденные магией Древних, не подвластны его жалкой ворожбе.
От оборотней не было спасения.
Огромные заостренные копыта крошили камень, выбивая брызги из мраморных плит. Мощные ветвистые рога задевали за перекрытия, снося балки толщиной в руку. Дубовые двери рушились под неукротимым напором, стальные засовы гнулись и вылетали из скоб.
Сжав зубы, он изо всей силы вогнал острие алебарды в бок лосю, что проплывал мимо него – огромный, словно пиратская галера.
Тот даже не пошевелился, не покосился мертвым глазом и не замешкался ни на миг. Безмолвный и страшный, он шествовал туда, где прятался его враг, унося в боку торчащее древко.