Время жалящих стрел, стр. 76
Смысла! Смысла жаждала его душа!
Точно зачарованный, принц не сводил глаз с амулета, крутящегося без остановки на шелковом шнуре. В лунном свете он казался иссиня-серым, точно сделанным из таинственного металла орихалка, заменявшего древним атлантам золото.
Лучи-протуберанцы трепетали, словно живые, а лик Митры казался сумрачным и зловещим.
Внезапно охрипший голос, послышавшийся за спиной, вывел принца из оцепенения.
– Какая замечательная вещица! Дозволит ли Ваше Высочество мне взглянуть на нее поближе?
Аой.
ВРЕМЯ ВОЖДЕЛЕНИЯ
В Алых палатах, бывших апартаментах принца Валерия Шамарского, Релата Амилийская готовилась ко сну. Служанка расчесала костяным гребнем и заплела в косу ее густые волосы, умастила душистыми маслами тело и обрядила госпожу в длинную, до пят, рубаху тончайшего батиста, и та опустилась в кресло у окна, задумчиво потягивая горячее молоко с медом и специями, что подавали ей перед сном ежевечерно. Служанка замерла у двери в ожидании, – обычно Релата просила ее поиграть на лютне, и иногда даже пела сама… У госпожи был несильный, но не лишенный приятности голос, и за последние несколько дней такие музыкальные вечера вошли у них в привычку. Однако сегодня Релата лишь устало махнула рукой.
– Ступай, Цинтия. Я позову тебя, если понадобишься.
Служанка безмолвно удалилась, и девушка осталась одна.
В спальне царил полумрак. Красноватые отсветы из-за ширмы, установленной перед камином, чтобы жар был не слишком сильным и случайная искра не попала на ковер, не разгоняли тьмы. Немного света могла бы подарить луна, – но она приказала слугам опустить шторы. Релате всегда лучше думалось в темноте.
Последние дни она намеренно гнала от себя все серьезные мысли, занимая себя всевозможными мелочами так, чтобы ни минуты времени не оставить свободной.
Она играла на лютне и пела, даже сама сочинила несколько простеньких песенок, до того грустных, что слезы наворачивались на глаза, и потому больше не стала их петь. Начала вышивать себе кушак, – ей давно хотелось попробовать изобразить сцены охоты, но прежде все как-то не хватало времени… однако теперь рисунок показался слишком уж сложным, а привычные цветы и птицы были неинтересны.
Еще она болтала со служанками в надежде разузнать последние дворцовые новости, – однако те были столь неутешительны, что Релата каждый раз жалела, когда вновь поддавалась искушению и заводила разговор. От безделья она стала есть слишком много сластей… и сегодня утром с отвращением заметила, глядя в зеркало, до чего округлились у нее щеки.
В общем, оттягивать неизбежное стало невозможным. Пора было принимать решение.
Удивительно еще, подумала девушка с горькой усмешкой, что пребывание ее в апартаментах Валерия Шамарского до сих пор не было обнаружено. Это избавило бы ее от необходимости самой заботиться о собственной судьбе… Но, к счастью, суета с покушением на короля, арестом принца и интригами вокруг престола оттеснила на задний план все прочие заботы.
Разумеется, когда начался этот нескончаемый поток кошмаров, Валерий был первым, о ком подумала Релата и к кому обратила все свои надежды. Он, столь чудесным образом явившийся ей в Амилии, словно посланный провидением Солнцеликого… Самой судьбою, казалось, он предназначен был избавить ее от этих чудовищных напастей, выхватить волшебным образом из закружившей ее стремнины надежным кольцом сильных мужских объятий.
Она так надеялась на него!
Но Валерий Шамарский предал ее.
Она видела в нем героя, спасителя, поражающего змееголового Сета, дабы спасти обреченную принцессу… Он же оказался обычным человеком, немощным и бессильным.
Когда пришла весть о покушении на короля и об аресте принца, она не отходила от дверей, с минуты на минуту ожидая его появления. Он должен был возникнуть из небытия, явиться перед ней, преодолев все преграды, сильный и уверенный, и унести ее прочь отсюда, в чудесное королевство солнца и любви… Если он настоящий мужчина, он должен был вырваться из темницы, чего бы это ни стоило, и прийти за ней.
Однако он не сумел спасти ни ее, ни спастись самому, и Релата чувствовала себя оскорбленной. Эти грубые мужланы, что ворвались в апартаменты наследника престола, приняв ее за дешевую куртизанку – о, как это было унизительно! Она чувствовала себя опороченной, растоптанной.
Когда солдаты наконец ушли, она трижды принимала ванну, в надежде смыть с себя воображаемую грязь, оставленную их похотливыми взглядами, но все было тщетно. С того мига она ждала Валерия вдесятеро сильнее. Он должен был прийти и отомстить за нее обидчикам! Только тогда она почувствовала бы, что чиста.
Но ожидание ее оказалось напрасным. Часы текли, точно бусины четок, неспешно перебираемые монахом. День сменился ночью, – она не отходила от дверей. Настал рассвет, за ним полдень, и вечер… но Валерия не было, и не было никаких вестей от него. Она поняла, что ждать долее бесполезно.
Настало время действовать.
Назавтра, досадуя на невозможность лично отправиться в темницу, она отправила туда мажордома принца, снабдив суммою, достаточной для подкупа стражей. Если понадобилось бы – она готова была отдать все, что имела, вплоть до жемчужных серег, подарка матушки, лишь бы удалось добиться свидания с Валерием. Она должна была увидеться с ним! Взглянуть ему в глаза, услышать из его уст заверения в том, что кошмару этому скоро настанет конец, и они вновь будут вместе… Но слуга принес неутешительные вести.
Валерий никого не желал видеть.
Сперва она не поверила собственным ушам.
– Ты лжешь, старик! Должно быть, ты попросту присвоил золото – или побоялся подойти к стражникам…
Но тот лишь укоризненно покачал головой, и слезы навернулись у него на глаза.
– Я служил еще месьору Орантису, отцу молодого господина, сударыня. Служил ему верно, и у него никогда не было причин жаловаться на меня! Если бы понадобилось, за молодого хозяина я отдал бы самую жизнь свою… Но я сказал вам чистую правду. Наемник, который охраняет его, готов был принять деньги. Мы даже сговорились насчет суммы… Но принц не пожелал никого видеть. Стражник сказал, наш господин сам просил, чтобы к нему не пускали ни единой живой души – кроме тех, разумеется, кому воспрепятствовать они бессильны. Принц Нумедидес, он сказал, бывает каждый день. Но внутрь не заходит, а только украдкой подсматривает в замочную скважину. Больше же – никого!
– Но почему?! – Крик Релаты был сродни вою раненого зверя. – Как он мог бросить в беде меня, всех нас… как мог не пожелать встретиться со мной?!
Старик-мажордом беспомощно развел руками.
– Не могу знать, госпожа. Поверьте, я готов сделать для вас все, что могу. Рано или поздно все прояснится. Не могут же они всерьез обвинять нашего господина в столь безумном деянии – это чистая нелепость! Происки этого Митрой проклятого недоноска… – Только так теперь среди слуг Валерия именовали Нумедидеса. – Но истина выйдет наружу. Суд Герольда оправдает его! Вот увидите, госпожа, все будет хорошо…
Но заверения старика не достигали сознания Релаты. Ее возлюбленный предал ее – вот все, что она знала. И тщетны все их упования на Митру, на справедливость Герольдов. Ее возлюбленный отказался ото всех тех, кто вверен был его заботам. От дома, от слуг, от самой Релаты, наконец! Он сложил руки, отказался от борьбы, отдался на милость палачей. Он недостоин более называться мужчиной!
Ее возлюбленный. О, да, она любила его больше жизни! Он был первым – и она знала теперь, что не сможет полюбить никого больше. Но он ранил ее в самое сердце, предал ее любовь… И Релата почувствовала, как умирает душа ее, засыхает, подобно цветку, и обращается в прах.
Душа ее была мертва, но тело еще дышало. Наивная бренная оболочка, не сознающая всей бессмысленности дальнейшего существования! Как поражена была Релата, обнаружив на следующее утро, что еще в состоянии дышать, двигаться, даже испытывать голод… Она не верила, что такое возможно.