Время жалящих стрел, стр. 32

– Я вижу, дисциплина у городской стражи хромает. Ну, не беда, мы это вмиг поправим, – произнес он с задумчивой угрозой, и в голосе его солдаты явственно услышали обещание бесчисленных кругов по плацу, плетей непокорным, учебных тревог и маршей с полной выкладкой.

Лица их мигом вытянулись. Ни у кого больше не возникало желания открыть рот. Они поняли наконец, что перед ними не просто какой-то придворный хлыщ, но такой же вояка, как они сами, способный быстро призвать к порядку любого недовольного.

– Так куда вы собирались вести этого благородного господина?

Удрученный, стражник пожал плечами.

– Воля ваша, месьор, а только он сам пожелал, чтобы его доставили к месьору Альвию.

Принц коротко кивнул. Он уже принял решение.

– Сделаем проще. Отведите его прямо к королю. – И, заметив изумленные лица латников и жесткую складку в уголке рта барона, усмехнулся:

– Посланнику короля Немедии не пристало давать объяснения простому стражнику, хотя бы и месьору Альвию! Едва ли это будет разумно. Короли – народ обидчивый. Неприятно будет, если из-за вас троих начнется война.

Он думал пошутить, но и без того перепуганные солдаты задрожали, приняв угрозу за чистую монету.

– Да что ж нам делать теперь? Что же с нами будет? Ладно, пусть потрясутся немного…

Принц Шамарский усмехнулся.

Хоть какое-то развлечение выпало ему, отвлекло от тягостных дум и неизбывных тревог. И посланник, он видел это по глазам, благодарен ему; а благодарностью дуайена пренебрегать не след! И, повеселев, впервые за столько дней, Валерий взял Амальрика под руку и решительно двинулся к королевскому донжону, где находился сейчас его дядюшка. Солдаты нерешительно последовали за ним. Толпа, огорченная, что забавное представление так скучно завершилось, постепенно рассосалась.

Двор замка опустел.

Аой.

ВРЕМЯ ОТКРОВЕНИЙ

Они шли по бесконечным коридорам дворца – прямым, извилистым, кольцеобразным, выходящим в сумрачные галереи и лоджии, таким безлюдным, что, казалось, они населены призраками. Мимо них проплывали просторные гостиные с огромными каминами, где пузырилась смола на поленьях и пахло зимой; светлые залы, похожие на хрустальные стигийские кубы; темные, мореного дерева стены библиотек, шуршащие шелковистыми шторами; мерцающие металлом оружейные; желтые, красные, белые и смарагдовые столовые, обитые кхитайскими шпалерами с узорами, словно навеянными полуденным сном в фарфоровом павильоне.

Непривычные к такой роскоши стражники ступали на цыпочках, раскрыв рты. Им уже было не до своего пленника, и стычка на улице представлялась им такой далекой, словно она произошла во сне. Они переглядывались между собой и не могли скрыть переполнявшего их восхищения.

Еще недавно они видели лишь солдатские казармы и душные таверны, с полом, засыпанным соломой, а единственной музыкой, услаждавшей их грубые уши, были звуки сигнальных рожков да дребезжанье ярмарочных цевниц. Как во сне, озирались они в этом чудном месте, где, казалось, воздух был пропитан благовониями, а из-за полуоткрытых дверей доносились отдаленные звуки лютни.

Валерий Шамарский, отпустив немедийца, шел впереди своим быстрым, подскакивающим шагом. Со стороны он казался воплощением невозмутимой властности и уверенности в себе: резкость движений и сумрачность взгляда лишь подчеркивали это впечатление. Один из солдат, не удержавшись, подтолкнул в бок своего товарища, указывая глазами на светловолосого шамарца.

«Гляди, дурень, настоящий принц, – говорил его взгляд. – Погоди еще, будешь внукам рассказывать, как довелось тебе ступать рядом с дворянином королевской крови».

В голосе, манере держаться, в самой внешности наследника престола было нечто, вызывавшее у них мгновенное уважение и готовность к беспрекословному подчинению. Недалекие городские стражники, лицезревшие настоящих вельмож только через занавешенные дверцы карет или паланкинов, млели от нежданно выпавшей на их долю удачи. Чудно было видеть венценосного наследника так близко – протяни руку, и коснешься его атласной мантии.

Валерий и не подозревал, что находится в центре внимания и его сутулую спину ощупывают восторженные солдатские взгляды. Его спокойствие было на деле лишь маской, прикрывавшей смятение, царившее в душе. Он вмешался в происходящее только затем, чтобы хоть немного отвлечься от терзающих его дурных мыслей. Но уже через мгновение он принялся корить себя за горячность – такова была раздвоенность его натуры – и почти жалел о внезапном импульсе, привлекшим к его особе нежеланное внимание.

Король, как показал их утренний разговор, был настроен к племяннику отнюдь не столь благодушно, как некогда, и хотя, судя по всему, принял его горячие заверения к полной непричастности к амилийскому злодейству, но, видимо, в глубине души таил сомнения.

И Валерий знал, кто посеял их черные семена.

Поутру, когда он шел следом за слугой, что явился за ним от Вилера, на самом входе в королевский донжон принц столкнулся со своим кузеном, выходившим из апартаментов государя. Проходя мимо, Валерий по привычке кивнул Нумедидесу, в тот же миг выбранил себя за слабость. Зря он поздоровался с этим подлым интриганом! Он пытался разглядеть в глазах брата хоть искорку сожаления о том, что произошло накануне, но, поймав взгляд кузена, горевший неукротимым злобным торжеством, отвел глаза. Мгновенно вспомнились скрытые угрозы и обвинения Нумедидеса, которые тот, с подлостью гадюки, источал на Малом Выходе, и сразу же вернулась тревога, которую он тщетно гнал от себя.

Слова Нумедидеса о его якобы безрассудной страсти к Релате были ложью, гнусной и злонамеренной, и Валерий не уставал твердить себе, что ни король, ни другие придворные не придадут им значения, даже не подумает прислушиваться к ним, да и сам он в любой момент сумеет опровергнуть все эти измышления, вызванные лишь ревностью и коварством, – и все же беспокойство не уходило. И одно то, что Релата в этот миг находилась в Алых Палатах, повергало в прах все доводы, которыми он пытался утешить себя.

Достаточно было кому-нибудь проведать, что дочь покойного барона все это время была с принцем, – и никакие оправдания, никакие попытки что-то объяснить не спасли бы его, ибо ложь кузена получила бы подтверждение, против которого у Валерия не было оружия. Он даже сперва подумал, что Нумедидесу каким-то образом удалось пронюхать правду о них с Релатой, и теперь он вознамерился использовать это в своих интересах… Но почти сразу же понял, что это невозможно. Если бы его злобный братец хоть на миг заподозрил, что слова его могут оказаться истиной, он не остановился бы перед чем-нибудь еще более гнусным.

Но король не сказал Валерию ничего. Он не пожелал говорить даже о чудовищных обвинениях, брошенных в лицо его наследнику сыном барона Тиберия. И горячность Валерия, его клятвенные заверения и мольбы воспринял отстраненно и устало, точно все давно уже решил для себя и теперь желает лишь одного: чтобы вся эта злосчастная история была как можно скорее предана забвению. Собственно, именно затем он и призвал к себе племянника – объявить, что никакого дознания не будет, ни чтобы доказать его вину, ни чтобы ее опровергнуть.

Однако, сказал Вилер, для всех будет лучше, если Валерий на время удалится в Шамар. Пусть страсти улягутся и злые языки успокоятся. Поменьше напоминать о себе, таков был совет правителя.

По сути, он отправлял племянника в бессрочную ссылку.

И вот, не прошло и четверти клепсидры, как наследник Антуйского дома вновь дерзает напомнить о себе. Валерий понимал, что совершает непоправимую ошибку. Он уже было принялся искать путей к отступлению… но тут же взял себя в руки.

Угораздил его Нергал вмешаться – значит, так тому и быть!

И последствия собственной глупости надлежит принять с достоинством, невозмутимо, как подобает принцу крови. Невольно при этой мысли он выпрямился, расправил плечи, взгляд сделался суров, а губы, сжавшись, превратились в подобие трещины в граните. А впрочем, почему глупости? Может, это сам Митра подставил ему немедийца и стражников? И то, что он снова направляется к Вилеру, не случайность, а умысел Огнекудрого…