Время жалящих стрел, стр. 112

Конан попробовал ступить на раненую ногу, и едва удержался от крика.

Боль сковала его движения. Теперь он погиб! Через мгновение Лесной Демон разнесет дверь, и тогда – конец!

Внезапно истошный крик донесся до киммерийца сзади:

– Конан! Держи!

Он обернулся. Один из боссонцев, выступив из укрытия, швырял ему копье третьего стражника. Золотое копье.

Цернуннос также заметил это. С трубным ревом он вывернул дверь из петель, что есть силы ударил ею по оставшейся колонне. Деревянная рама треснула посредине и грохнулась чудовищу под ноги. Но Бог-Олень ринулся вперед, намереваясь разделаться с противником, прежде чем смертоносное оружие окажется у него в руках. Превозмогая боль, киммериец увернулся от нового удара рогов Бога-Оленя – и одновременно, вытянув руку, поймал на лету брошенное ловкой рукой копье.

В тот же миг он развернулся к Цернунносу. Голова того еще была опущена: демон опустился почти на четвереньки, когда бил противника рогами. Звериный лик его оказался совсем рядом.

Превозмогая отвращение и боль в раненой ноге, киммериец со звериной грацией нырнул вниз, уклоняясь от торчащих рогов. Осознав опасность, демон пытался отпрянуть…

Но золотой наконечник копья впился ему прямо в глаз.

Лик Бога-Оленя исказился. Он поднял руки, стараясь выдернуть копье – но Конан, не выпуская древка из рук, налег сильнее, проталкивая оружие все глубже и глубже, пока не пронзил самый мозг чудовища.

На несколько бесконечных мгновений оба противника застыли.

А затем лесной великан рухнул на мраморные ступени храма, увлекая за собой последнюю из оставшихся колонн.

С чудовищным грохотом покосилась и обрушилась крыша святилища. Конан и двое боссонцев чудом успели выскочить из-под обломков. Но жрецы Митры остались погребены навеки, вместе с телом поверженного божества.

Пошатываясь, киммериец оперся о плечо лучника. Медленно они двинулись вниз по ступеням. И поравнялись с Нумедидесом, без чувств рухнувшим оземь, в тот самый миг, когда копье Конана поразило свою цель.

– Возьмите принца! – велел ратникам киммериец. – Отнесите его во дворец. Носилки можете соорудить из плащей…

– А как же вы, капитан? Конан пожал плечами.

– Доберусь как-нибудь. Встретимся во дворце. – С отвращением он проследил, как укладывают на самодельные носилки жирного уродливого принца и, сплюнув себе под ноги, отвернулся.

Он наконец принял решение.

…В Лурде киммериец прямым ходом направился к казармам, надеясь застать там местного лекаря. Пусть подлатает ему бедро и еще пару царапин, которые остались у варвара в память о схватке с лесным чудищем – а то нелегко придется раненому в дороге! Однако планам этим не суждено было осуществиться.

На полпути к казармам Конану навстречу устремился, тряся бороденкой, один из советников Нумедидеса. Встав у северянина на дороге, он повелительным жестом вскинул руки.

– Стой, варвар, ты должен пойти со мной!

Тот смерил тщедушного советника презрительным взглядом. Обижать старика не хотелось, но он слишком устал, чтобы покорно сносить дерзости.

Могучая длань отодвинула старикашку в сторону.

– Поди прочь, приятель. Я не в том настроении, чтобы вести светские беседы.

Тот закудахтал рассерженно.

– Принц Нумедидес желает видеть тебя, варвар! Немедленно!

– В таком случае, – отчеканил Конан, – можешь передать ему, что больше он не увидит меня никогда. Моя служба на этом закончилась.

Наемник презрительно отвернулся. Он не желал больше иметь дела с бесноватым властителем, не вызывавшим у северянина ничего, кроме омерзения и гадливости. Пусть подавится своим золотом, в конце концов! Аквилония не последнее место, где нужны добрые клинки. Но в других державах к солдатам удачи хотя бы относятся с должным уважением, а не пытаются помыкать ими, как мальчиками на побегушках!

Все это, не стесняясь в выражениях, он высказал советнику. Тот побледнел, предвкушая, должно быть, грядущее объяснение с Нумедидесом.

– Но как же так… – залепетал он, вцепившись Конану в рукав, тщетно пытаясь задержать дюжего наемника. – Принц нанял вас!..

– А теперь пусть наймет кого-нибудь другого! Конан был непреклонен. Аквилония – славная страна, но такому правителю служить его больше не заставит и сам Кром.

– У него теперь есть Черные Драконы. Месьор Альвий с радостью возьмется за любое поручение Его Высочества…

Болезненная гримаса исказила лицо советника. Он огляделся по сторонам в тревоге – но никто и не думал подслушивать их разговор. Наемники из отряда Конана были неподалеку, точили мечи, кидали кости или просто болтали, но хотя порой и бросали заинтересованные взоры на капитана, недоумевая, что понадобилось от него советнику принца, однако находились слишком далеко, чтобы подслушать их. И старик трагически зашептал:

– В этом все дело, варвар. Месьор Альвий бежал из столицы – и большинство Драконов с ним.

Потроха Нергала! А он-то гадал, куда подевались эти ублюдки, пока он со своими парнями бился с Цернунносом… Подлые трусы! Предатели! Конан нахмурился.

– Та-ак, – многообещающе протянул он. – И куда же направились эти доблестные воины? Что-то не верится, чтобы попросту разошлись по домам…

Советник удрученно кивнул.

– Ты верно понял, киммериец, – отозвался он со вздохом. – Его Высочество услыхал известия, когда вернулся во дворец, и с ним опять случился приступ… – Конан не смог сдержать усмешки. – Фельон Тауранский, бастард короля Вилера, объявил себя законным наследником престола. Он поднял мятеж. Несколько провинций уже присоединились к нему.

Варвар присвистнул. Похоже, в Аквилонии назревала гражданская война!

Сперва это не поколебало его решимости. Его дорога вела в другую сторону от Аквилонии – и точка.

Но тут же вспомнил. Где восстание – там, наверняка, встретятся и старые знакомцы, Валерий Шамарский и немедийский барон Амальрик. Не может быть, чтобы эти стервятники не слетелись на запах крови!

А с этими двумя у Конана были свои счеты.

– Ладно, – повернулся он к советнику, с нетерпением ожидавшему, какое решение примет варвар. – Мы выступим, когда принц отдаст приказ.

Нетерпение внезапно овладело кимерийцем. Дорога звала его. И в зове этом слышался стук копыт и пение клинков.

Аой.

ВРЕМЯ ВЫБОРА

Амальрик Торский выздоравливал. Всякий, кому, как Ринальдо, довелось бы увидеть его еще день назад, заглянуть в безумные, подернутые белесой пленкой глаза, коснуться посеревшей, липкой от пота кожи, услышать натужное, прерывистое дыхание, воззвал бы сегодня к Митре, благословляя Солнцеликого за свершившееся чудо. Ибо ничем иным как чудом это и назвать было нельзя. Не было у аквилонских лекарей-коновалов снадобий, а у монахов и жрецов – таких молитв, чтобы возможно было вернуть к жизни человека, перешагнувшего в своей агонии за черту, где не осветит уже путь надежда, и дыхание жизни не коснется идущего.

И все же исцеление свершилось.

Немедиец лежал спокойно, дышал ровно и глубоко, как дышит нормальный, здоровый человек во сне, когда его, к тому же, не мучают ни ночные кошмары, ни даже угрызения совести. Кожа порозовела, и лишь виски чуть блестели испариной. И менестрель уже не сомневался, что проснется он совершенно здоровым.

Дорога до Амилии вспоминалась ему сущим кошмаром. Барон держался, не подавая признаков усталости, пока они не выбрались из Тарантии – но затем силы оставили его.

Рана, нанесенная ему киммерийцем, оказалась неопасной, и Амальрик стойко превозмогал боль, но усталость сломила его. Ближе к полудню они устроили привал у какой-то речушки, и немедиец заснул мгновенно, как подкошенный рухнув на землю, а проснулся весь в жару, снедаемый лихорадкой.

Ринальдо не знал, что и делать. Бросить барона и искать помощи казалось немыслимым. Он был уверен, что, вернувшись, не застанет немедийца в живых. Но и помочь ему он был бессилен.

Между тем, состояние раненого стремительно ухудшалось. Он метался и кричал в бреду, то порывался вскочить и бежать куда-то, то пытался наброситься на менестреля – один Митра ведает, откуда брались у него силы. Один раз ему удалось схватить Ринальдо, и он едва не задушил его… Следы на шее до сих пор болели. И поэт содрогался невольно, вспоминая это безумное лицо и горящие бешенством глаза.