Руби, стр. 98

Он поднял глаза на меня.

– Все же почему они тебя сюда поместили? Не бойся, ты можешь рассказать мне. Я не передам никому. Но и не обижусь, если ты мне не доверяешь, – быстро добавил он.

Я вздохнула.

– Меня обвиняют в том, что я слишком свободно веду себя в сексуальном плане, – призналась я.

– Нимфомания. Шикарно. У нас здесь нет ничего подобного.

Я не могла не рассмеяться:

– Нет и теперь. Это ложь.

– Все нормально. В этом заведении все лгут. Пациенты лгут друг другу, самим себе и докторам, доктора лгут потому, что заявляют, будто могут помочь нам, но на самом деле не могут. Все, на что они способны, – это держать нас в уверенности, что все хорошо, – горько произнес мальчик. Он вновь поднял на меня глаза цвета ржавчины. – Скажи, как тебя зовут, вообще можешь назвать любое имя.

– Меня зовут Руби. Руби Дюма. Я знаю, что тебя зовут Лайл, но забыла твою фамилию.

– Блэк. [23] Как дно пустого колодца. Дюма… Дюма. Здесь есть кто-то еще с такой фамилией.

– Мой дядя, Жан. Меня привезли сюда под предлогом встречи с ним.

– А, так ты племянница Жана?

– Но я так с ним и не встретилась.

– Мне нравится Жан.

– Он разговаривает с тобой? Как он выглядит? Как себя чувствует? – поспешно спрашивала я.

– Он не разговаривает ни с кем, но это не означает, что он не может этого делать. Он… просто очень спокоен, но такой добрый, как маленький мальчик, и иногда такой же испуганный. Иногда он плачет, будто бы без причины, но я знаю, что в его голове что-то происходит, и это заставляет его плакать. Временами я подлавливаю его смеющимся. Он никому ничего не говорит, особенно докторам и медсестрам.

– Если бы мне только удалось увидеться с ним. По крайней мере, хоть что-то было бы здесь хорошее, – вздохнула я.

– А ты увидишься. Уверен, он придет на ленч в маленький кафетерий.

– Я не встречалась с ним раньше. Пожалуйста, покажи мне его.

– Это нетрудно. Он лучше всех одет и самый видный здесь. Значит, Руби? Очень приятно, – проговорил Лайл, а потом его лицо застыло, будто он сказал что-то ужасное.

– Спасибо, – я замолчала и огляделась вокруг. – Не знаю, что мне делать. Нужно выбраться отсюда, но это хуже тюрьмы – двери со звонками, решетки на окнах, санитары на каждом шагу…

– О-о, я запросто вызволю тебя отсюда, – небрежно заметил Лайл. – Если ты действительно этого хочешь.

– Запросто? Как?

– Есть одна комната с окнами без решеток, прачечная.

– Серьезно? Но как туда попасть?

– Я покажу… позже. Они разрешают нам выходить на улицу после ленча. А из заднего двора есть проход в прачечную.

Мое сердце воспрянуло от надежды.

– Откуда ты это знаешь?

– Я знаю все об этом заведении, – ответил парень.

– Все? Сколько же времени ты здесь?

– С семи лет, – ответил он. – Всего десять лет.

– Десять лет! Неужели тебе никогда не хочется уйти отсюда? – спросила я. Он какое-то время смотрел вдаль, по его правой щеке скользнула слеза.

– Нет. – Лайл взглянул на меня нестерпимо печальными глазами. – Здесь мое место. Я же сказал тебе, – продолжал он. – Я не могу принять никакого решения. Вот обещал тебе помочь, но позже, когда настанет время действовать, я, может, и не смогу. – Он опять посмотрел вдаль. – Не знаю, смогу ли.

Мое приободрившееся настроение омрачилось вновь, когда я поняла, что, возможно, он, как и все, по его словам, в этом заведении, попросту лгал.

Прозвенел звонок, и миссис Уидден объявила, что настало время ленча. У меня опять просветлело на душе. По крайней мере, теперь увижу дядю Жана. Если, конечно, это тоже не было ложью.

Глава 21

Еще одно предательство

Но это не было ложью, и мне не потребовалось, чтобы кто-то показал мне дядю Жана. Он не очень изменился по сравнению с тем молодым человеком, которым остался на фотоснимках. Как и описал его Лайл, он был лучше всех одет – вышел к ленчу в светло-голубой спортивной куртке из легкой ткани, брюках в тон куртке, белой сорочке с голубым галстуком и в абсолютно чистых спортивных туфлях. Его золотисто-каштановые волосы были аккуратно подстрижены и по бокам зачесаны назад. Я заметила, что его фигура все так же подтянута. Он выглядел, будто находился на отдыхе и заехал сюда, чтобы по пути посетить больного родственника. Ел он автоматически, поглядывая вокруг либо с самым небольшим интересом, либо без интереса вообще.

– Вот он, – сказал Лайл, кивая в сторону дяди Жана.

– Я знаю. – Мое сердце начало отбивать быструю дробь.

– Как видишь, несмотря на его проблему, в чем бы она ни состояла, – сухо заметил Лайл, – он продолжает очень внимательно относиться к своей внешности. Тебе бы стоило взглянуть на его комнату, он содержит ее в идеальном порядке. Вначале я думал, что у него помешательство на чистоте или что-то в этом роде. Как только прикоснешься к чему-нибудь в его комнате, он подойдет, чтобы убедиться, что ничего не испачкано и не сдвинуто с места ни на мельчайшую долю дюйма.

– Я практически единственный, кого он допускает к себе в комнату, – гордо добавил Лайл. – Но, по сути, он не разговаривает со мной, он вообще ни с кем не разговаривает, но меня, по крайней мере, терпит. Если кто-нибудь еще сядет за его стол, он поднимает шум.

– Что он сделает? – спросила я.

– Может начать бить ложкой по тарелке или просто завизжать как животное, пока какой-нибудь санитар не подойдет и не отсадит его или подсевшего к нему пациента, – объяснил Лайл.

– Может, мне не следует подходить к нему близко? – со страхом спросила я.

– Может, и не следует. А может, и следует. Не проси меня решать за тебя. Но если хочешь, я хоть скажу ему, кто ты такая.

– Может, он узнает меня.

– Я думал, он никогда тебя не видел.

– Он видел мою сестру-близнеца и просто подумает, что я – это она.

– Серьезно? У тебя есть сестра-близнец? Это становится интересным, – заметил Лайл.

– Если хотите есть, то встаньте в очередь, – посоветовал нам санитар.

– Я не знаю, хочу ли я есть, – пробормотал Лайл.

– Ну, Лайл, – продолжал санитар, – тебе и целого дня не хватит решить эту проблему.

– А я голодна, – заявила я и, чтобы помочь парню сдвинуться с места, подошла к стопке подносов и взяла один. Затем я стала двигаться вместе с очередью, оглянулась и увидела, что Лайл все еще раздумывает. В конце концов моя активность расшевелила его, и он присоединился ко мне.

– Пожалуйста, бери всего по две порции, – попросил парень.

– А что, если тебе это не понравится?

– Я уже не знаю, что мне нравится. Для меня все на один вкус.

Я выбрала тушеное мясо и какое-то фруктовое желе на десерт. Взяв еду, мы повернулись, чтобы решить, куда сесть, и я пристально посмотрела на дядю Жана, раздумывая, следует ли мне подойти к нему.

– Пошли, – сказал Лайл. – Я сяду там, где ты. Не отводя глаз от дяди Жана, я направилась прямо к его столику. Он продолжал автоматически есть, и как только отправлял очередную вилку в рот, то поводил глазами из стороны в сторону. Казалось, он не замечал меня, пока я не подошла к нему почти вплотную. Тогда его глаза перестали оглядывать комнату, он перестал есть, а рука его застыла между тарелкой и ртом. Медленно он осмотрел мое лицо. Он не улыбнулся, но было видно, что он признал во мне Жизель.

– Привет, дядя Жан, – сказала я, мое тело охватила дрожь. – Можно мне сесть за ваш столик?

Он не отреагировал.

– Скажи ему, кто ты на самом деле, – подсказывал Лайл.

– Меня зовут Руби. Я не Жизель. Я сестра Жизель, Она – мой близнец. И вы меня никогда не знали.

Его глаза быстро заморгали, и он донес-таки вилку до рта.

– Он заинтересован или, по крайней мере, удивлен, – шепнул Лайл.

– Откуда ты знаешь?

– Иначе бил бы вилкой по тарелке или завизжал, – объяснил парень. Чувствуя себя как слепой, ведомый слепым, дюйм за дюймом я приближалась к столу, пока осторожно не опустила поднос напротив подноса дяди. На мгновение я задержалась, но мужчина продолжал сидеть, следя за мной зелено-голубыми глазами. Я села.