Руби, стр. 32

– Да, – признался Поль.

– Я не осуждаю тебя за все то, только ты действовал очень убедительно, – улыбнулась я.

– Ну да. Я… это мне хорошо удается.

Мы засмеялись. Затем я вновь стала серьезной и взяла Поля за руку. Он помог мне подняться. Мы оказались почти лицом к лицу.

– Я не хочу, чтобы ты страдал, Поль. Не надейся слишком сильно, что сможешь опровергнуть факты, о которых мне рассказала бабушка Катрин. Обещай только, что когда ты откроешь истину…

– Я открою истину, а не ложь, – настаивал Поль.

– Обещай, – повторила я, – обещай, что если все окажется правдой, ты примешь ее так, как и я, и полюбишь еще кого-нибудь так же горячо, как меня. Обещай мне.

– Я не могу, – сказал он. – Не могу любить кого-то еще так, как люблю тебя, Руби. Это невозможно.

Поль обнял меня, и я на мгновение уткнулась лицом в его плечо. Он прижал меня крепче. Под сорочкой я ощущала ровное биение его сердца. Потом вдруг почувствовала его губы на моих волосах и закрыла глаза, воображая, что мы далеко-далеко, что живем в мире, где нет лжи и обмана, где царствует вечная весна, где солнце касается наших сердец и лиц и делает нас вечно молодыми.

Крик болотного ястреба заставил меня быстро поднять голову. Я увидела, как он схватил маленькую птичку, которая, возможно, только научилась летать, и скрылся со своей добычей, совсем не беспокоясь о безутешном горе птицы-матери.

– Иногда я ненавижу это место, – быстро сказала я. – Иногда я чувствую, что чужая здесь.

Поль посмотрел на меня с удивлением.

– Конечно, нет, ты принадлежишь этому месту, – возразил он.

На кончике моего языка уцепилось желание рассказать ему о моей сестре и моем настоящем отце, который живет где-то в Новом Орлеане, в большом доме. Но я решила, что для одного дня было достаточно раскрытых тайн, и поставила на этом точку.

– Мне пора вернуться и продолжать принимать соболезнования, – сказала я и направилась к дому.

– Я пойду с тобой и останусь подольше, – сказал Поль. – Мои родители послали кое-что из еды. Я отдал все миссис Ливоди. Родители передают свои соболезнования. Они бы пришли сами, но…

Он остановился на середине объяснения и усмехнулся.

– Я не изобретаю извинения за них. Мой отец не любит твоего деда, – сказал Поль.

Я хотела объяснить ему, почему все так произошло, хотела продолжать и продолжать, рассказать ему все подробности, сообщенные мне бабушкой Катрин, но подумала, что все-таки на сегодня хватит. Точка. Пусть Поль сам откроет столько правды, сколько в состоянии перенести. Потому что правда – это яркий свет, и, как на любой яркий свет, на нее трудно смотреть.

Глава 8

Трудно изменить себя

Похороны бабушки Катрин были одни из самых многолюдных, когда-либо происходивших в округе Тербон; практически все люди, бывшие на поминках, потом присутствовали на службе в церкви и на кладбище. Дедушка Джек вел себя наилучшим образом и был одет в лучшее из того, что удалось найти. С причесанными волосами, подстриженной бородой, вычищенными сапогами, он был похож на приличного члена общины. Он сказал мне, что не был в церкви со дня похорон своей матери, но в храме теперь сидел рядом со мной, пел гимны и читал молитвы. Он стоял рядом со мной и на кладбище. Казалось, пока виски не разливалось по его венам, он был спокойным и приличным человеком.

Родители Поля пришли только в церковь. Поль стоял у могилы рядом со мной. Мы не держались за руки, но он прикосновением или словом показывал, что находится поблизости.

Отец Раш прочитал молитвы, а потом произнес свое последнее благословение покойной. Затем гроб опустили в могилу. Когда я думала, что мое горе так глубоко проникло мне в душу, что глубже уже невозможно, что сердце мое просто разрывалось на части, я ошибалась, теперь мое горе погрузилось еще глубже, а сердце разрывалось сильнее. Бабушка была мертва, но пока тело находилось в доме и я видела ее лицо, тихое и умиротворенное, я до конца не понимала, как необратима ее смерть. Но сейчас, при виде ее гроба, опускающегося вниз, я не могла оставаться сильной. Я не могла примириться с тем, что ее больше не будет, что она не разбудит меня утром и не успокоит перед сном. Я не могла примириться с тем, что мы уже никогда не будем вместе работать, зарабатывать себе на жизнь. Я не могла примириться с тем, что уже никогда не услышу, как она напевает у плиты или спускается с лестницы, отправляясь с очередной своей знахарской миссией. У меня не было сил. Мои ноги сделались мягкими как масло, и я рухнула на землю. Ни Поль, ни дедушка не успели удержать меня. Мои глаза закрылись, отгораживая меня от действительности.

Я очнулась на переднем сиденье автомобиля, который привез нас на кладбище. Кто-то сходил к ручейку, бегущему неподалеку, и намочил носовой платок. Теперь прохладная, освежающая вода помогла мне прийти в себя. Я увидела миссис Ливоди, склонившуюся надо мной и поглаживающую меня по голове, и за ней Поля с глубоким беспокойством на лице.

– Что со мной?

– Ты просто упала в обморок, дорогая, и мы перенесли тебя в машину. Как ты теперь себя чувствуешь? – спросила миссис Ливоди.

– Нормально, ответила я. – Где Grandpere?

Я попыталась сесть, но голова начала кружиться, и мне пришлось откинуться на сиденье.

– Он уже ушел, – сказала дама, усмехаясь. – Со своими закадычными болотными бродягами. Ты отдохни здесь, дорогая. Мы отвезем тебя домой. Просто отдыхай, – посоветовала она.

– Я приеду сразу за вами, – сказал Поль, наклоняясь в машину. Я попыталась улыбнуться и закрыла глаза.

К тому времени, когда мы добрались до дома, я почувствовала себя достаточно окрепшей, чтобы встать и подняться на крыльцо. Там находились десятки людей, желающих как-то помочь. Миссис Тибодо распорядилась, чтобы меня отвели в мою комнату. Дамы помогли мне снять туфли, и я легла, чувствуя себя скорее неловко, чем устало.

– Все хорошо, – настаивала я. – Я в порядке. Мне нужно спуститься вниз к…

– Полежи немного здесь, дорогая, – сказала миссис Ливоди. – Мы принесем тебе выпить чего-нибудь прохладного.

– Но мне надо вниз… люди…

– Обо всех позаботились. Просто отдохни еще немного, – настаивала миссис Тибодо.

Я так и сделала, Миссис Ливоди вернулась с холодным лимонадом. Я почувствовала себя намного лучше после того, как выпила его, и сказала об этом.

– Если ты уже в норме, то сын Тейта так и рвется узнать о твоем здоровье. Он грызет удила и вышагивает взад-вперед внизу у лестницы, как отец, ожидающий рождения ребенка, – улыбнулась миссис Ливоди.

– Да, пожалуйста, пошлите его сюда, – попросила я. И Полю разрешили подняться наверх.

– Как ты? – быстро спросил он.

– Все в порядке, мне жаль, что я принесла столько беспокойства, – простонала я. – А хотелось, чтобы все прошло гладко и чинно – в бабушкином духе.

– О, так оно и было. Это самые впечатляющие похороны, какие я когда-либо видел. Никто не может вспомнить, чтобы на похоронах присутствовало столько людей, и ты все провела хорошо. Все понимают.

– Где Grandpere Джек? – спросила я. – Куда он отправился так быстро?

– Не знаю, он только что пришел. Он внизу, приветствует людей на галерее.

– Он пил?

– Немного, – солгал Поль.

– Поль Тейт, попрактикуйся побольше, если собираешься обманывать меня, – проговорила я. – Сквозь тебя видеть не труднее, чем через чистое оконное стекло.

Парень засмеялся.

– С ним будет все нормально. Слишком много людей вокруг, – заверил меня Поль, но не успел это произнести, как мы услышали крики снизу.

– Не смейте говорить, что мне делать и чего не делать в моем собственном доме! – бесновался старик. – Вы можете понукать своими мужьями у себя дома, а мной в моем доме – не сметь! А сейчас уносите свои задницы отсюда, и поживее! Ну!

Последовали шум и новые выкрики.

– Помоги мне спуститься, Поль. Мне нужно посмотреть, что там творится. – Я поднялась с кровати, сунула ноги в туфли и спустилась вниз на кухню, где дедушка с кувшином виски в руках уже пошатывался и злобно смотрел на небольшую кучку людей, толпившихся в. дверях.