Руби, стр. 19

Бабушка улыбнулась и вздохнула.

– Именно когда теряешь надежду, болезни и зло овладевают тобой, и что же тогда? Никогда не теряй надежду, Руби. Никогда не прекращай бороться за нее, – убеждала она. – Я знаю, как сильно ты страдаешь и как сильно страдает Поль, но, как внезапный шторм, это окончится, и ты снова увидишь солнце.

– Я всегда мечтала, – продолжала бабушка, подходя и садясь рядом со мной, чтобы погладить мне волосы, – как у тебя будет чудесная свадьба, такая же, как в кайенской сказке о пауках. Помнишь? Богатый француз на свадьбу своей дочери привез этих пауков из Франции и выпустил на дубы и сосны, где они сплели полог из паутины. На этот полог он разбрызгал золотую и серебряную пыль. А затем состоялось свадебное шествие при свечах. Ночь сверкала вокруг них, обещая жизнь, полную любви и надежды…

– Когда-нибудь ты выйдешь замуж за красивого мужчину, своего принца, и у тебя будет свадьба при звездах, – обещала бабушка. Она поцеловала меня, а я уткнулась лицом в ее мягкое плечо. Я плакала и плакала, а она ласкала и успокаивала: – Плачь, дорогая. И как летний дождь сменяется солнечным светом, так будет и с твоими слезами.

– О Grandmere, – стонала я, – не знаю, смогу ли.

– Сможешь, – бабушка приподняла мой подбородок и посмотрела мне в глаза, ее же глаза, видящие злых духов и читающие в будущем, в это время были темными и завораживающими. – Сможешь, и так и будет, – предсказывала она.

Чайник засвистел, бабушка отерла слезы с моих щек, опять поцеловала меня и поднялась, чтобы налить нам чаю.

Позже я сидела у окна и смотрела вверх, на расчищающееся небо, и думала, права ли бабушка насчет моей свадьбы при звездах. Сверкание золотой и серебряной пыли осталось под моими веками, когда я положила голову на подушку, но, перед тем как заснуть, я вновь увидела страдание на лице Поля и еще болотного оленя, открывшего рот в неслышном предсмертном стоне.

Глава 5

Кто эта малышка, если не я?

Неделя до наступления лета и окончания учебного года тянулась вечность. Я боялась каждого школьного дня, потому что знала, что могу увидеть Поля или он увидит меня. Первые несколько дней после нашего ужасного разговора он смотрел на меня с яростью. Его когда-то мягкие голубые, полные любви глаза теперь были холодны как гранит и излучали презрение. Когда мы увиделись во второй раз в коридоре школы, я попыталась заговорить:

– Поль, мне хотелось бы объясниться с тобой, только чтобы…

Он будто не видел и не слышал меня, просто прошел мимо. Я хотела сказать ему, что не встречаюсь с другим парнем. Мне было ужасно тяжело, и большую часть школьного дня я ощущала свое сердце куском свинца, застрявшего в груди.

Время не залечивало мои раны, и чем дольше мы не разговаривали друг с другом, тем, казалось, все более жестоким и холодным становился Поль. Мне хотелось просто подбежать к нему, каким-то образом раскрыть правду, чтобы он понял, почему я говорила такие вещи тем воскресным днем, но каждый раз, когда я решала так поступить, мне вспоминались тяжелые слова бабушки Катрин: «Ты хочешь быть тем, кто посеет вражду в его сердце и заставит мальчика презирать собственного отца?» Она была права. В результате он станет ненавидеть меня еще больше – к такому выводу я пришла. И поэтому запечатала свои губы и похоронила истину под океаном скрытых слез.

Сколько раз я злилась на бабушку Катрин и дедушку Джека за то, что они не открывали мне семейных секретов, тщательно хранили свою тайну, оберегали меня от ранних страданий. Теперь же я была не лучше их и скрывала правду от Поля. Но я ничего не могла изменить. И самое страшное – я должна была стоять в стороне и наблюдать, как он влюбляется в другую девушку.

Я всегда знала, что Сюзетт Дэйзи, девочка из моего класса, была влюблена в Поля. И, конечно же, она стала добиваться его внимания, но странное дело – когда Поль начал все больше и больше времени проводить в обществе Сюзетт Дэйзи, я почувствовала облегчение, я полагала, что он будет затрачивать больше энергии на нее, чем на ненависть ко мне. Через комнату я наблюдала, как они сидят вместе и едят свой ленч, а вскоре увидела их в школьном коридоре, держащимися за руки. Конечно, какая-то часть меня ревновала, какая-то часть была в ярости из-за несправедливости, и я плакала, видя их счастливыми и смеющимися. А потом узнала, что Поль подарил Сюзетт кольцо своего класса, которое она гордо носит на золотой цепочке, и провела ночь, заливая подушку горючими слезами.

Большинство девочек, когда-то завидовавших мне из-за благосклонности Поля, теперь злорадствовали. А Мариэнн Брустер однажды июньским днем повернулась ко мне – мы стояли в комнате для девочек – и завопила:

– Думаю, ты не считаешь себя какой-то особенной после того, как тебя бросили ради Сюзетт Дэйзи.

Другие девочки заулыбались в ожидании моего ответа.

– Я никогда не считала себя какой-то особенной, Мариэнн, – ответила я. – Но спасибо, что ты думала обо мне именно так, – добавила я.

На какое-то время она растерялась. Ее рот открывался и закрывался. Я смотрела мимо нее, но она вдруг резким движением вскинула голову, отчего волосы сначала упали ей на лицо, а затем были отброшены назад и рассыпались по плечам, и усмехнулась мне.

– Да, это на тебя похоже, – заметила она, держа руки на бедрах и качая головой. – Это на тебя так похоже – быть дерзкой. Не знаю только, чего ты хочешь добиться своей наглостью, – продолжала она, распаляя свой гнев и разочарование. – Конечно, ты нисколько не лучше нас.

– Я никогда и не говорила обратное, Мариэнн.

– Ты даже хуже нас, ты незаконнорожденная. Вот кто ты.

Остальные девочки закивали. Подбодренная этим, Мариэнн схватила меня за руку и продолжала:

– Поль Тейт в конце концов стал благоразумнее. Он принадлежит к таким, как Сюзетт, а не к кайенам низшего класса, как Ландри, – закончила она.

Я вырвала руку и, вытирая слезы, выскочила из комнаты для девочек. Ну и хорошо, пусть все думают, что Поль принадлежит к таким, как Сюзетт Дэйзи, и считают их идеальной парой. Сюзетт была хорошенькой девочкой с длинными светло-каштановыми волосами и надменными чертами лица, но что было более важно, ее отец был богатым нефтепромышленником. Я уверена, родители Поля были в восторге от его выбора новой подруги. Теперь у него не будет проблем с машиной и посещением танцев с Сюзетт.

И все же, несмотря на очевидное счастье с новой девушкой, я не могла не заметить задумчивости в глазах Поля, когда он случайно видел меня в церкви.

Отношения с Сюзетт и прошедшее после нашего разрыва время начали понемногу его успокаивать. Я даже думала, что Поль вот-вот заговорит со мной, но каждый раз, когда он, казалось, готов был направиться в мою сторону, что-то останавливало его, и он отворачивался.

Наконец, слава Богу, учебный год закончился, а с ним прекратились наши, пусть слабые, соприкосновения с Полем. Вне школы мы и в самом деле жили в разных мирах. У него больше не было причин ходить в направлении нашего дома. Конечно, я видела его по воскресеньям в церкви, но он был в компании с родителями и сестрами. Впрочем, он особенно и не смотрел в мою сторону. Время от времени, услышав шум мотора, я выбегала к входной двери в ожидании и надежде увидеть Поля, как обычно подъезжающего на мотороллере к нашему дому. Но это всегда оказывались либо другой мотороллер, либо старая проезжающая мимо машина.

Это были для меня темные дни, дни, исполненные такой печали и муки, что даже утренние пробуждения ото сна давались мне с великим трудом. К тому же жара и влажность этого лета до такой степени насытили каждый день на протоке, что моя жизнь и вовсе казалась невыносимой. Температура воздуха доходила почти до сорока градусов, а влажность приближалась к критической отметке. День за днем болота оставались тихими и неподвижными, не слышно было ни малейшего дуновения ветерка с залива, что принесло бы нам немного облегчения.

Непосильной ношей легла жара на бабушку Катрин. Более чем когда-либо она чувствовала себя подавленной многослойной влажностью. Я ненавидела эту жару, когда бабушке приходилось отправляться лечить кого-нибудь от укуса ядовитого паука или ужасной головной боли. Чаще обычного она возвращалась изнуренной, опустошенной, платье ее было мокрым, волосы прилипали ко лбу, щеки становились красными, как свекла, но походы эти и работа, которую она выполняла, приносили небольшой доход и кое-что из съестного, в то время как от торговли с лотка, практически затихающей в летние месяцы, не было почти никакого проку.