Любовь-победительница, стр. 12

Глава 4

– Фенвик, будь добр, принеси другой галстук. Этот, черт возьми, что-то никак не завязывается.

Адам бросил измятую полоску накрахмаленной ткани на туалетный столик, протянул руку, и лакей услужливо подал еще один безупречно накрахмаленный галстук.

– Если позволите, ваша светлость, я с радостью помогу вам.

Фенвик встал перед герцогом и ловко начал завязывать галстук. Это был невысокий, сдержанный мужчина с поредевшими волосами, педантичный и дотошный, как портной с Бонд-стрит. О чем он думает, выполняя свои обязанности?

Адам внезапно понял, как мало он знает о личной жизни этого человека, за исключением того, что Фенвик – холостяк.

Неужели вы считаете себя более достойным в глазах Господа, нежели человек, чистящий ваши сапоги, или ваш кучер?

Это замечание преследовало Адама с тех самых пор, как он накануне услышал его из уст Мэри Шеппард. В зеленых глазах пылал огонь праведного гнева. Как она посмела усомниться в его порядочности по отношению к слугам! Его заботит их благополучие, а не особенности характера. И нечего ему размышлять над ее необоснованными обвинениями, особенно сейчас, когда более всего его беспокоит здоровье брата.

Однако он сам очень удивился, спросив вдруг Фенвика:

– Ты ведь работаешь у меня более десяти лет, Фенвик, так?

– Да, ваша светлость. Двенадцать, если быть точным.

– Ты доволен, работая в моем доме?

– Доволен? – Лакей посмотрел на него, но тут же уткнулся взглядом в безупречно завязанный галстук. – Премного доволен.

– Ты ни в чем не нуждаешься?

– Нет, милорд.

– Но ведь есть же у тебя какие-нибудь просьбы, которые я мог бы удовлетворить?

Лакей продолжал стоять, согнувшись в почтительном поклоне.

– Никаких, ваша светлость. Я не желаю ничего большего, кроме службы у вас.

Вот так. Что и требовалось доказать, подумал Адам, когда Фенвик принес синий сюртук с серебряными пуговицами и помог ему надеть его. Он не мог слишком глубоко вторгаться в личные дела Фенвика, потому что это было бы нарушением этикета, существующего в отношениях между хозяином и слугой. Нельзя же, право, болтать со своим слугой, словно это приятель за карточным столом в «Уайтсе». [2] У них нет ничего общего.

Фенвик, сохраняя на лице почтительное выражение, вдруг сказал:

– Если мне будет позволено, ваша светлость, я хотел бы искренне пожелать скорейшего выздоровления лорду Сирилу.

– Благодарю, Фенвик, чертовски любезно с твоей стороны.

Полночи Адам просидел у постели брата. В свете мерцавшей свечи черты бледного лица Сирила обострились. Не осталось и следа от былого румянца. Сейчас, когда Сирил лежал в постели с закрытыми глазами и белой повязкой на белокурых волосах, он выглядел таким слабым. И таким абсолютно неподвижным.

Резкая боль пронзила сердце Адама. Сирил всегда был веселым, беззаботным, легко очаровывал окружающих. Адам, на восемь лет старше, видел в нем скорее сына, чем брата. Просто поразительно, какими разными они были из-за разницы в возрасте. Сирил вел жизнь легкомысленную, играл в карты, участвовал в скачках, флиртовал с дамами, в то время как Адам нес на своих плечах бремя герцогства.

Герцог рожден для того, чтобы повелевать. Никогда не забывай, что ты выше других.

Теперь, повзрослев, Адам понял слова отца. Он дорожил привилегий быть хозяином пяти обширных владений и управлял арендаторами и слугами твердой, но справедливой рукой. Ему особенно нравилось фамильное имение в Дербишире, где он жил ребенком. Адам с нетерпением ждал конца лета, когда сможет покинуть город, объезжать верхом владения, следить за сбором урожая и посещать арендаторов.

В последнее время он все чаще думал о том, что именно в Дербишире хочет воспитывать своих сыновей. Но для этого сначала следовало выбрать себе жену. Впрочем, с будущей женой все было ясно – он попросит руки леди Камиллы Крокфорд. Но пока он медлил, ему претила шумиха, поднимаемая вокруг молодоженов. Лучше подождать несколько недель – до конца сезона.

А сейчас еще более мрачная причина останавливала его. Он отдал бы свой герцогский титул, если бы это помогло Сирилу выздороветь. И если бы тем самым он избавил матушку от страданий. В ночь, когда Сирил был ранен, она должна была отправиться в Олмак с Адамом и Софи, но ей стало плохо – сказалось нервное перенапряжение, которое Адам приписывал ее единственной драматичной встрече с любовницей Сирила.

Джозефин Шеппард. Будь проклята ее честолюбивая душа!

Беспокойная ночь отразилась на самочувствии Адама. Голова была тяжелой, в глазах ощущалась резь, мышцы ныли. Он вдруг подумал, хорошо ли спала Мэри Шеппард, или она тоже лежала без сна, волнуясь за сестру, ворочаясь с боку на бок. Господи, какое, должно быть, потрясение она испытала, узнав, что Джозефин исчезла, совершив преступление! Он почти раскаивался в том, что солгал Мэри, сказав, будто верит в невиновность Джозефин. Мэри считает его теперь героем – ведь он обещал найти ее сестру.

А на самом деле он намерен добиться, чтобы Джозефин повесили.

Он не должен испытывать вину за то, что обманывает Мэри. Не стоит идти на поводу у наивной девушки, с которой его связала трагедия. Каждый раз, когда он смотрел на нее, он видел лицо той, что стреляла в его брата.

Адам вышел из герцогских покоев. В этот ранний час в доме было тихо и царил полумрак, его шаги гулко звучали по мраморному полу. Он спустился в столовую, где лакей стал подавать ему завтрак с серебряных блюд, закрытых крышками.

Он сидел за огромным столом и размышлял о подозреваемых, пытаясь вычислить человека, на котором Джозефин остановила свой выбор. Она непременно должна была околдовать его своими прелестями, потому что ни один истинный джентльмен не станет иметь дела с женщиной, стрелявшей в своего любовника, причем любовника знатного происхождения. Может, Джозефин в этот час спит в объятиях нового покровителя? Убежит ли она на континент? Или в Америку? Одна эта мысль вызывала в нем ярость.

Его люди следили за каждым кораблем в доках Лондона, Дувра, Бристоля и других портов. Он поймает ее обязательно. Этой пташке не ускользнуть от гнева Сент-Шелдона.

– Доброе утро! – прочирикал веселый голосок. – Как можно вставать так отвратительно рано?

Софи впорхнула в столовую и сразу направилась к буфету. На ней было бледно-зеленое кружевное платье, плотно облегавшее ее пышную фигурку.

– А ты что так рано встала? – поинтересовался Адам.

– Потому что мне нужно поговорить с тобой. – Софи щедрой рукой положила себе яичницу, почки и тосты и направилась к столу. – Слава Богу, что я застала тебя.

– Ну, что на этот раз? – раздраженно спросил Адам. – Приглянулась шляпка у модистки? Так запиши ее на мой счет и не утомляй меня скучными деталями.

Намазывая на тост апельсиновый мармелад, Софи показала ему язык.

– Да будет тебе известно, что голова женщины занята не только модой и сплетнями.

– Ах да, прошу прощения, как же это я забыл о флирте!

– Противный! Если бы ты не был моим братом, я бы с радостью заявила в обществе, что ты – женоненавистник.

– Твое милосердие достойно восхищения. – Голова Адама была занята таким количеством проблем, что ему было не до пререканий. Допив чай, он сказал: – Мне надо уйти.

– Подожди! – Софи проглотила кусок яичницы. – Именно об этом я и пришла поговорить с тобой. Почему ты так рано уезжаешь?

– Это мое личное дело.

– Тебя не было вчера целый день. Это имеет отношение к той женщине, что стреляла в Сирила?

Адам оттолкнул стул и встал. Не хватало только, чтобы его любопытная сестра разнюхала о его планах.

– Тебе не следует беспокоиться по поводу нее.

– Но я ведь права, да? Ты же работаешь с сыщиками с Боу-стрит, чтобы найти Джозефин Шеппард?

– Не фантазируй. Я имел дело с ними всего один раз, когда они принесли мне отчет.

– Ну тогда, значит, ты ищешь ее сам? – Софи промокнула рот салфеткой и вскочила. – Подожди меня. Я непременно хочу помочь.