«У» – значит убийца, стр. 9

Я стала оглядывать пустынные улицы в поисках телефона-автомата. Проехав мимо станции техобслуживания, которая была закрыта на ночь, я заметила на краю стоянки одну из последних настоящих телефонных будок – прямоугольное сооружение с двойными дверями. Не выключая двигателя, я покопалась в своих записях, нашла номер телефона кафе "Франки", зашла в будку, опустила в щель монету и набрала номер.

В кафе "Франки" мне ответил женский голос, и я попросила позвать к телефону Дженис Кеплер. Я услышала, как трубку положили на стойку и женщина окликнула Дженис. Потом послышался голос Дженис, идя к телефону, она сделала кому-то замечание, ей что-то резко ответили, а затем Дженис взяла трубку. Она назвала себя, но мне показалось, как-то настороженно. Возможно волновалась, что услышит плохие новости.

– Здравствуйте, Дженис. Это Кинси Милхоун. Мне нужна некоторая информация, и я решила, что проще позвонить, чем ехать к вам на машине.

– Ох, Господи. Что вы делаете в такой поздний час? Когда мы расстались на стоянке, вы выглядели усталой. И я подумала, что вы отправитесь домой спать.

– Так я и собиралась сделать, но ничего не получилось. Выпила слишком много кофе, поэтому решила поработать. Я поговорила с одним детективом из отдела по расследованию убийств, который занимался делом Лорны. Но до дома я пока не доехала и решила выяснить еще кое-что. Вы упоминали, что Лорна общалась с диск-жокеем с одной из местных радиостанций.

– Совершенно верно.

– А вы никак не можете выяснить, кто он?

– Попробую. Подождите. – Не закрывая рукой микрофона, Дженис обратилась к одной из официанток: – Перри, как называется эта радиостанция, которая всю ночь передает джазовую музыку?

– "К-СПЕЛЛ", по-моему.

Это я уже и сама знала, поэтому решила не тратить время.

– Дженис?

– Перри, а ты не знаешь, как зовут диск-жокея?

Я услышала какой-то приглушенный шум, потом ответ Перри:

– Которого? Там их двое. – Раздался звон посуды, а потом вариант композиции "Up, Up and Away" в исполнении струнных инструментов.

– Ну, того, с которым общалась Лорна. Помнишь, я тебе говорила о нем?

Я вмешалась в разговор.

– Алло, Дженис.

– Подожди, Перри. Да?

– Может, его зовут Гектор Морено?

Ее легкий вскрик подтвердил, что я попала в точку.

– Да, это он. Почти уверена, что это тот самый. А почему бы вам не позвонить ему и не спросить, знал ли он Лорну?

– Я так и сделаю.

– Как выясните, сообщите мне. А если после будете проезжать по городу, то заезжайте ко мне выпить кофе.

При мысли о кофе у меня слегка заныло в желудке. От выпитых за день чашек мой мозг и так уже работал, как трясущаяся от вибрации стиральная машина. Повесив трубку, я вновь сняла ее и, слушая гудок, принялась листать телефонный справочник. Оказалось, что радиостанция "К-СПЕЛЛ" находится всего в шести или восьми кварталах от того места, где я сейчас стояла. Из моей машины, припаркованной рядом с будкой, донеслась новая джазовая мелодия. Отыскав на дне сумочки монету, я набрала номер телефона студии.

Гудок прозвучал дважды, а потом мне ответили:

– "К-СПЕЛЛ". Я Гектор Морено. – Сейчас его голос звучал по-деловому, но это явно был тот голос, который я только что слышала.

– Здравствуйте. Меня зовут Кинси Милхоун. Я бы хотела поговорить с вами о Лорне Кеплер.

Глава 4

Морено оставил тяжелую входную дверь приоткрытой. Я вошла внутрь, и дверь, щелкнув замком, закрылась за мной. Я оказалась в тускло освещенном вестибюле. Справа тянулись двери лифта, стрелка на вывеске "К-СПЕЛЛ" указывала вниз, в направлении железной лестницы. Я спустилась по ней, мои туфли на резиновой подошве издавали глухие звуки при соприкосновении с металлическими ступеньками. Внизу на проходной никого не было, сам холл и стены тянувшегося за ним узкого коридора были выкрашены в мрачно-голубой и болотно-зеленый цвета. Я позвала:

– Эй!

Мне никто не ответил. Слышалась джазовая мелодия, наверняка работал магнитофон.

– Эй?

Я пожала плечами и двинулась по коридору, заглядывая в каждую комнату, мимо которой проходила. Морено предупредил меня, что будет работать в третьей студии справа, но когда я дошла до нее, комната оказалась пустой. Со мной были только тихие звуки джаза, доносившиеся из динамиков, а Морено, наверное, куда-то вышел. Студия была небольшой, повсюду валялись пустые упаковки полуфабрикатов быстрого приготовления и банки из-под содовой. На пульте стояла наполовину опорожненная чашка с кофе, дотронувшись до нее, я определила, что кофе теплый. На стене висели круглые часы, их секундная стрелка щелкала при каждом движении. Тик. Тик. Тик. Тик. Течение времени казалось очень конкретным и просто неумолимым. Стены студии были звуконепроницаемыми, покрытыми гофрированным темно-серым пенопластом.

Слева от меня стояла пробковая доска, к которой иголками было пришпилено множество вырезок из комиксов и газет. Вся стена была занята рядами компакт-дисков, на отдельных полках располагались пластинки и магнитофонные кассеты. Я внимательно осмотрела студию, словно подготавливаясь к игре под названием "концентрация". Кофейные чашки. Динамики. Скобки для сшивателя бумаг, клейкая лента. Много пустых бутылок из-под минеральной воды: "Эвиан", "Свит", "Маунтин" и "Перье". На пульте я увидела выключатель микрофона, ряды разноцветных лампочек, одна из них – с пометкой "две дорожки моно". Одна лампочка горела зеленым светом, остальные мигали красным. Микрофон, подвешенный на кронштейне, напоминал большую воронку из серого пенопласта. Я представила себе, как мои губы почти касаются его сетки, и я говорю самым чарующим голосом: "Привет, полуночники. С вами Кинси Милхоун, я знакомлю вас с лучшими джазовыми композициями..."

Из коридора донеслись глухие звуки, приближающиеся в моем направлении, и я с любопытством выглянула из студии. Ко мне подходил Гектор Морено – мужчина лет пятидесяти с небольшим, на костылях. Его лохматые волосы были седыми, карие глаза напоминали темные карамельки. Мощный торс представлял заметный контраст с худыми, укороченными ногами в дешевеньких мокасинах. Одет Морено был в мешковатый черный хлопчатобумажный свитер и брюки военного образца. Рядом с ним следовала огромная рыжая собака с толстой мордой, мощной грудью, с воротником из шерсти вокруг шеи. Возможно, какая-то помесь чау-чау, похожая на плюшевого медвежонка.

– Привет, вы Гектор? Я Кинси Милхоун. – Я протянула руку, и собака ощетинилась.

– Рад познакомиться с вами, – ответил Гектор. – А это Бьюти. Ей нужно время, чтобы привыкнуть к вам.

– Я понимаю. – Мне показалось, чтобы привыкнуть ко мне этой псине понадобится очень много времени.

Собака начала рычать, но не лаять, а именно тихо рычать, словно у нее в груди завелся какой-то механизм. Гектор щелкнул пальцами, и она затихла. Вообще-то, мы с собаками никогда не испытывали друг к другу взаимной симпатии. Как раз неделю назад меня познакомили со щенком, который задрал ногу и описал мои кроссовки. Его хозяин громогласно выразил недовольство, но мне оно показалось не совсем искренним, и теперь я хорошо представляю, как этот собаковод со смехом пересказывает знакомым подробности того, что его щенок сотворил с моей обувью. Так что мои кроссовки "Рибок" сохранили запах собачьей мочи, и этот факт не ускользнул от внимания Бьюти.

Морено проковылял на костылях в студию, отвечая на ходу на вопрос, который я не осмелилась задать из вежливости.

– В возрасте двенадцати лет меня завалило камнями. Я лазил по пещерам в Кентукки, и один из тоннелей обвалился. Садитесь.

Он улыбнулся мне, и я улыбнулась в ответ. Сам Гектор уселся на стул, расставив костыли по бокам, а я отыскала в углу второй стул и подвинула поближе к нему, отметив про себя, что Бьюти устроилась между нами.