Рыцарь темного солнца, стр. 49
Мадленка позаимствовала у двойняшек еще одно платье, красное, мать дала ей четки и немного денег, после чего наступил момент прощания с семьей. Служанки запричитали в голос; сестры Мадленки плакали, даже сухая Барбара уронила две слезинки. Мадленка несмело махнула рукой Филиберу и вышла во двор.
Было уже почти темно; в лиловом небе красовался позолоченный месяц и посверкивали звезды. Ее подтолкнули к каурой, рыжеватой, с разбитыми ногами лошади.
– Сюда, барышня. Ну-ка, садитесь…
Оглянувшись последний раз на дом, Мадленка охватила взором крышу, гнездо аиста, на которое она прежде не обращала внимания, старый колодец и одинокую фигуру у окна. Август поднялся в седло, и всадники, взбивая пыль, поскакали, торопясь до рассвета поспеть в Диковское. Долго, еще очень долго крестоносец смотрел им вслед.
Глава 5,
в которой друзья ссорятся
«Литовские купцы» покинули Каменки вслед за отрядом князя Августа. Убедившись, что их самих никто не преследует, они двинулись кратчайшей дорогой к землям Тевтонского ордена.
Филибер весь кипел. В усадьбе он еще вынужден был придерживаться образа глухонемого, что не довело ситуацию до взрыва, но едва крестоносцы очутились в чистом поле, где их попросту некому было подслушать, анжуец осадил коня и дал волю своему праведному гневу.
– Боэмунд! – заорал он. – Боэмунд, черт тебя дери!
Синеглазый остановился, а за ним – и все остальные.
– Чего тебе? – обернулся к другу фон Мейссен.
– Иди сюда, надо потолковать!
– Нам не о чем говорить, – отозвался крестоносец. – Мы должны добраться до Торна. Если повезет, будем там на рассвете.
Филибер красочно поведал ему, нимало не смущаясь, в какой именно точке вселенной он видел замок Торн и всех его обитателей (вряд ли, впрочем, им бы там понравилось). После чего неукротимый анжуец перешел на родной язык и выдал длинную и весьма пламенную речь, которая по интонациям весьма мало походила на великопостную проповедь.
– Ну? – только и спросил Боэмунд фон Мейссен, когда его товарищ на мгновение умолк, захлебнувшись собственным красноречием. – Все сказал?
– Нет, не все! – взвился Лягушонок. – Не все! Боэмунд, видит бог, я всегда восхищался тобой, но сегодня понял, что ты – бессердечное животное. Да, да, животное! – со смаком повторил он. – Как ты мог? Как может рыцарь бросить в беде девушку, которой грозит смерть, а может, и что похуже? Нет, ты ответь!
– А что, по-твоему, я должен был сделать? – начал заводиться крестоносец. – Ввязаться в неравный бой, чтобы мы все погибли?
– Я не знаю! – еще пуще завопил Филибер. – Но ты должен был что-то предпринять! У меня так и чесались руки раскроить череп надутому юнцу, князю Августу! Почему ты мне не позволил?
– С этого юнца, – на лице Боэмунда появилась неприятная улыбочка, – я однажды сам сдеру шкуру. Живьем. Успокойся, брат. Сегодня был неподходящий момент, чтобы ввязываться в драку.
– Ты рассуждаешь как трус!
– А ты – как безмозглый дурак!
– Кто – я?
– Да, ты!
– Я, Филибер де Ланже, дурак? Ну и пусть! А ты – предатель! Ты предал человека, который тебе доверился! Тьфу! Я плюю на тебя!
– Осторожнее, брат: это уже оскорбление, и немалое.
– Оскорбление? Ну и пусть! Считай, что я тебя вызываю. А, Боэмунд? Давай померяемся силами, прямо сейчас!
Свидетели сцены с недоумением переглядывались. Зная непредсказуемый нрав Боэмунда и его ловкость в обращении с оружием, мало кто сомневался, что для Филибера все может закончиться весьма плачевно, если Боэмунд примет его вызов.
– Ты хочешь со мной драться? – спокойно спросил синеглазый.
– Еще как!
– Уверен?
– Да, клянусь господним брюхом!
– Пожалуйста, – сказал Боэмунд, пожимая плечами, – ты сам хотел… – И, подъехав к Филиберу, нанес ему сокрушительный удар в челюсть.
Лошадь анжуйца заржала и взвилась на дыбы. Филибер вылетел из седла, с глухим стуком рухнул на землю, где и замер, раскинув руки.
– Помогите ему подняться, – велел Боэмунд и, морщась, стал растирать кулак. Челюсть у анжуйца оказалась дьявольски крепкая.
Двое солдат спешились и стали приводить бедолагу Филибера в чувство. Один из них догадался влить ему в рот немного анжуйского вина, и Лягушонок малость ожил. Он приподнялся, ощупал челюсть, покривился и выплюнул красный сгусток.
– Ну на что это похоже! – запричитал он. – Это же черт знает что такое! Боэмунд, если бы я не знал, что ты великий рыцарь и украшение христианского мира, я бы подумал, что ты мужлан, ей-богу! Какой же рыцарь станет драться голыми руками? Фу, какая гадость! – Он снова сплюнул красным и не без труда поднялся на ноги. – Пресвятая Дева, у меня такое впечатление, что меня лягнула лошадь. Ох! – Он потряс головой, словно проверяя, на месте ли она. – Ей-богу, даже когда меня последний раз стукнули по башке палицей, я чувствовал себя не в пример лучше. Все же надо нам как-нибудь с тобой померяться силами, только не на кулаках. Но даже если ты меня убьешь, я до последнего вздоха буду повторять: ты – предатель.
– Брат, уймись, – сказал Боэмунд, – не испытывай мое терпение.
– Ну, давай, бей, – проворчал Филибер. – Стукни меня еще разок, да покрепче. Ох, как шумит в голове… Словно я выпил жбан польской водки. Нет, Боэмунд фон Мейссен, точно тебе говорю: ты – негодяй!
– Если бы я оставил дело как есть, я бы и впрямь был негодяем, – согласился фон Мейссен.
Лягушонок, поставив ногу в стремя, безуспешно пытался забраться в седло. Слова Боэмунда застигли его врасплох.
– Да? – только и сказал он.
– Именно так, – подтвердил Боэмунд.
Филибер опустил ногу и кулаком стукнул по раскрытой ладони. Он явно был возбужден.
– Мы нападем на них прямо сейчас и отобьем ее! А?
– Нет, – сказал Боэмунд, морщась, – так мы делать не станем.
Филибер угас.
– А я-то думал, ты сказал, что хочешь спасти ее, – вздохнул он. – Но, похоже, я ослышался.
– С ней ничего не будет, – успокоил великана-анжуйца Боэмунд. – По крайней мере, пока.
– Но она там одна… одна против всех! – вскрикнул Филибер. – Как ты не понимаешь…
– Филибер, – убеждал друга фон Мейссен, – она гораздо умнее и сильнее, чем ты думаешь. Я не завидую тем, кто будет иметь с ней дело и попытается выудить у нее признание. Им ничего не удастся с ней сделать, а я тем временем подумаю, как освободить ее. Ты со мной?
– Да! Конечно! – вскричал Филибер, не помня себя от восторга.
– Верь мне, мы ее вытащим, хотя я и не знаю, на кой она тебе сдалась.
Филибер тяжело покраснел, поглядел на него исподлобья и вдруг шумно засопел, как потревоженный осиный рой.
– Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь! – объявил он, вызывающе выставив подбородок. – Я… я считаю, что всякий честный человек…
– Пустое, – обронил рыцарь Боэмунд. – Садись в седло и поехали в Торн. Фон Ансбах, наверное, уже заждался нас.
Глава 6,
в которой Мадленка превращается в обвиняемую
Мадленку привезли в резиденцию князей Диковских. Она не испытала никакой радости, вновь увидав стены и ров, в который прыгала, чтобы спасти свою жизнь. Ей думалось, что ее опять посадят в вонючее подземелье, но Август оставил ее в малой зале под присмотром стражников и удалился докладывать дяде о том, кем на самом деле оказался «Михал Краковский». Мадленка бесцельно побродила туда-сюда, оглядываясь на тех, кому было поручено охранять ее. Жаль, что окна были прорезаны высоко и к тому же слишком узки для человека, не то бы она не устояла перед искушением и снова бы попыталась спастись, бросившись со стены в воду. Ничего, как знать, может, ей еще удастся доказать свою невиновность. Она ни о чем не жалела и была близка к кому, чтобы никого и ничего не бояться. Дух ее был на удивление тверд, мысли ясны. «Я ни в чем не виновата, – повторяла она про себя, – следовательно, меня ни в чем не могут обвинить».
(Заметим в скобках: скольких людей, наивно говоривших себе то же самое, перемололи жернова судьбы!)