Потреблятство. Болезнь, угрожающая миру, стр. 16

Мы выбираем вещи, а не время

Джульет Скор напоминает нам, что со времен Второй мировой войны производительность в Соединенных Штатах увеличилась вдвое. «Итак, вопрос вот в чем: что нам делать с этим прогрессом? Мы могли бы сократить количество рабочих часов. Мы могли бы снизить производство до прежних объемов и освободить половину рабочего времени. А можем работать столько же, сколько сейчас, и производить вдвое больше». И вот — говорит Скор, — «мы направили всю силу нашего экономического прогресса на то, чтобы производить больше вещей. Объем потребления у нас увеличился вдвое, а количество рабочих часов нисколько не уменьшилось. На деле, количество рабочих часов возросло».

Не все согласны со Скор относительно удлинения рабочего дня. Джон Робинсон, который участвует в проекте университета в Мериленде, исследуя, как американцы используют свое время, заявляет, что «дневники», которые ведут служащие (там записывается, как они используют каждую минуту своего трудового дня) в действительности демонстрируют уменьшение количества рабочих часов. Тем не менее Робинсон соглашается, что американцы как никогда раньше «чувствуют» давление нехватки времени. Большая часть их возросшего досуга проходит у экранов телевизоров, чтобы впитать еще больше призывов к потреблению.

Как бы то ни было, ощущение постоянной нехватки времени усиливается, усугубляемое более длинным или, во всяком случае, ставящим перед работником более высокие требования рабочим днем, а также дополнительной необходимостью тратить время на обслуживание своих вещей и заботу о них. Чем-то приходится жертвовать. Для многих американцев это сон. Врачи говорят, что более половины американцев спит слишком мало — каждую ночь люди недосыпают в среднем один час. В среднем мы спим на двадцать процентов меньше, чем в 1900 году. И это сказывается на здоровье. То же можно сказать и о нашей постоянной спешке.

На пороге сердечного приступа

Обследование в Институте Меера Фридмана в Сан-Франциско не похоже ни на какой другой из осмотров, проходящих во врачебных кабинетах. Медсестра задает предполагаемым пациентам серии вопросов, касающихся их отношения ко времени: Быстро ли вы ходите? Быстро ли вы едите? Часто ли вы делаете два или большее количество дел одновременно? Она отмечает также их физическую реакцию на ее вопросы. «Есть одна вещь, которую вы делаете очень часто, — говорит она одной из интервьюируемых, — это то, что мы называем экспираторный вздох, как будто вы обессилены или даже думать не хотите на тему, о которой я прошу вас поговорить».

Медсестра заносит ответы пациентов таблицу и сообщает им результат, который относит большинство из них к категории, которую Меер Фридман годы назад назвал личностью «типа A». Чем очевиднее, что какой-либо человек относится к «типу A», тем более велика вероятность, что он страдает «синдромом торопливости». «Раньше мы называли это также болезнью вечной спешки, — медленно произносит Барт Спарагон, доктор со спокойным характером и мягким голосом, который руководит клиникой Фридмана. — Это похоже на борьбу человека против времени».

«Передо мной живо возникает картинка рекламы известного журнала, пишущего о финансовых операциях, — добавляет Спарагон со смиренным выражением лица. — Это фотография мужчин в костюмах, с портфелями в руках, перепрыгивающих через барьеры с враждебными, напряженными выражениями лиц; при этом авторы рекламы намекали, что если вы купите журнал, то победите в этом забеге. Но когда я смотрю на картинку, я понимаю, что эти люди бегут по направлению к сердечному приступу. Так я спрашиваю: хотите вы победить в этом забеге?»

Параллельно с синдромом торопливости такие бегуны обычно страдают «беспричинной враждебностью». Все, что вынуждает их снизить темп в погоне за деньгами или другими символами успеха — становится их врагом, все, что встречается на пути, превращается в препятствие, которое нужно преодолеть. «Я думаю, что синдром торопливости — в нашей стране главная причина сердечных приступов, случающихся в молодом возрасте», — объявил однажды Меер Фридман. По его убеждению, чем более характерным представителем «типа А» является человек, тем более велика для него опасность остановки сердца.

Конечно, синдром потреблятства — не единственная причина синдрома торопливости. Но это главная причина. Раздувшиеся запросы ведут к постоянным усилиям идти в ногу с новейшими продуктами, участвовать в соревновании на потребительской арене. Это, в свою очередь, заставляет нас больше работать, чтобы быть в состоянии позволить себе приобрести ту или иную вещь. В окружении такого большого количества вещей, которыми мы пользуемся, и в связи с необходимостью больше работать, чтобы приобрести их, наша жизнь начинает проходить в спешке и под давлением. Как говорил один индийский мудрец, «если вы выигрываете крысиные бега, вы все же остаетесь крысой». А в вашем случае, возможно, еще и мертвой.

За последние годы многие ученые пришли к убеждению, что вирусы и другие инфекции делают нас более подверженными сердечным приступам. Их выводы являются результатом изучения вирусов синдрома потреблятства. Но если Меер Фридман прав, и его теория о личностях «типа А» верна, его сторонникам следовало бы попристальнее приглядеться и к синдрому потреблятства тоже.

Глава 6

Семейные конвульсии

Между материализмом и семейными ценностями существуют напряженные отношения.

Тед Хаггард, пастор, церковь Новой Жизни, Колорадо-Спрингс.

Синдром потреблятства — это семейная проблема. Разнообразными способами эта болезнь, как термит, подтачивает семейную жизнь американцев, иногда доводя ее до разрушения. Мы уже говорили о нехватке времени. Результаты некоторых исследований показывают, что на протяжении жизни последнего поколения время, которое родители проводят со своими детьми, уменьшилось аж на сорок процентов. Одно исследование установило, что американские семейные пары в наше время находят только двенадцать минут в день, чтобы поговорить друг с другом. К тому же еще призывы не отставать от Джонсов побуждают многие семьи делать долги, а возникающие из-за этого и постоянно кипящие конфликты на денежные темы часто заканчиваются разводом. Действительно, несмотря на то, что процент разводов в Америке в 80-е годы стабилизировался, он все же вдвое превышает тот, который был в 50-е, и эксперты по делам семьи сообщают, что денежные споры способствуют разводам в девяноста процентах случаев.

В богатстве…

Возьмем, к примеру, случай Китона и Синди Адамсов, семейной пары, которую мы представили вам в главе 2. Они чуть не допустили, чтобы синдром потреблятства разрушил их брак. «У нас была такая хорошая свадьба, мы уже почти расплатились за нее, — говорил Китон, когда они уже шесть лет были женаты. — Вот тогда-то все это и закрутилось». И так происходит у многих молодых американцев — они раскошеливаются на тысячи ради одного большого проявления экстравагантности, этой публичной клятвы в вечной преданности, «в богатстве и в бедности».

В первую очередь, конечно, в богатстве. Подарки от друзей и членов семьи — микроволновые печи, миксеры, полотенца, тостеры (которые никогда не выходят из моды), столовая посуда, кухонное оборудование, чайники и много всего другого (устройства для сдувания листьев с газона?). Плюс — целая комната оберточной бумаги, которую один раз используют, а затем рвут и выбрасывают. А потом приходят свадебные счета.

После свадьбы Китон и Синди начали покупать множество вещей для своего дома, все в кредит. Они купили всевозможную дорогую мебель и обязательный «домашний кинотеатр». «Подумаешь, еще 25 долларов в месяц? — говорит Китон, поясняя их тогдашний образ мыслей, такой распространенный в американских семьях. — А потом мы обнаружили себя делающими минимальные платежи где только можно до тех пор, пока эти платежи не стали для нас непосильными. И мы начали задерживать их на два месяца, на три месяца».