Крылатый камень, стр. 18

Когда смущенный Чальников вернулся к электровозу, Александр Михайлович примирительно сказал:

— Зайдешь ко мне домой, и я тебе такой же подарю. Только из другой пещеры. А здесь ничего трогать нельзя — заповедник. Красоту, брат, должен беречь каждый, а не одни сторожа.

Он снял со второго кресла «граммофон» и усадил одноклассника. Состав побежал, втягиваясь в черное отверстие тоннеля. В кабине вспыхнул свет. Машинист повернул рычажок, убавляя яркость и переводя цвет с белого на зеленоватый.

— Пусть глаза отдохнут. — Он развернул свое кресло к другу. — А тебя, Чальников, уже потеряли. Я связался по рации с дежурным постом на выходе с горизонта. Сидит твоя комиссия рядком и вспоминает, где могли тебя обронить… А без твоего гостевого жетончика их не выпускают на-гора… Ну ладно, не красней. Я договорился, что сам вывезу тебя на поверхность. Так что твои сотрудники, наверно, уже обнимаются с родными столами. А тебе придется теперь совершить небольшую экскурсию.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Вода, огонь и стальные трубы. Двадцать первый век

Серебристая цепь вагонеток (они были отштампованы из наилучшего дюраля) бежала в сумраке узкого штрека. Впереди показался необычный знак: предупреждающий оранжевый треугольник пересекали синие волны. Черёмухин покосился на соседа, озорно прищурился и… ничего не сказал. Состав, не сбавляя хода, подлетел к большому, длинному бассейну, заполненному водой.

— Тормози! — всполошился Чальников и захлопал ладонями перед собой, пытаясь найти спасительную кнопку. Шурка крутанул его кресло от пульта. Тяжелые волны сомкнулись над крышей электровоза.

Одну… две… три долгих, томительных секунды рассекал состав темную воду. Сверкнула молния над головой. Машинист поспешно нажал кнопку. На стеклянную сферу наползли черные светофильтры. Но не настала ночь. В забое, куда вынырнул из бассейна состав, было светло, как внутри электролампочки. Резко шипела огненная струя, вонзаясь в каменную стену. Больше ничего нельзя было разглядеть.

— Плазменный резак! — прокричал Черёмухин на ухо пассажиру (между прочим, он нарочно не выключил внешний микрофон). — Здесь будем загружаться!

Машинист защелкал рычажками на панели передатчика. Огненное копье втянулось в черный раструб. В свете прожектора проявились очертания приземистой машины. Подчиняясь командам, поступающим с электровоза, она зашевелилась, опустила к земле широкий ковш и, вгрызаясь в груду руды, отрезанной пламенем, принялась деловито кидать через себя боксит в подставленные вагоны.

— Дистанционное управление, — пояснил Александр Михайлович. — Мы приехали и задали ей новую программу. Точно так же может ею управлять и диспетчер с поверхности.

Николай потянулся к форточке, чтобы открыть, посмотреть.

— Куда?! — машинист перехватил его руку. — Там же нечем дышать! В забое инертный газ…

— Откуда в забое газ? — Николай растерянно смотрел из-за очков.

— Тьфу ты! — Черёмухин стукнул себя ладонью по лбу. — Совсем забыл, что везу постороннего, гостя. Все никак мы не приспособим наш рудник для экскурсантов!

Он придвинул пассажирское кресло к ветровому стеклу и принялся объяснять.

— Гляди! В этом забое мы не взрываем стены, а режем их очень горячей струей огня. Как кислородной горелкой раньше разрезали металлолом. Но в здешних бокситах наметались такие посторонние элементы, которые, испаряясь при сильном нагреве, образуют взрывоопасный газ. Чтобы не дать ему полыхнуть, накачали в забой инертные смеси — вытеснили отсюда весь воздух и кислород. А чтобы инертные газы не растекались по всей шахте, устроили самые простые, самые экономичные шлюзовые камеры — водяные затворы. Представь себе банку, опрокинутую кверху дном в миску с водой. Ни одна молекула воздуха не попадет в эту банку, и ни одна не вылетит из нее наружу. А какой-нибудь умный и ловкий жучок может легко проникнуть в банку, поднырнув под ее края. Именно это мы с тобой и сделали: пронырнули сквозь бассейн, одна половина которого находится снаружи, а вторая — внутри забоя.

— Хитро! — восхитился гость.

— Тебе повезло, — помрачнел хозяин, — что ты со мной сюда попал. Не каждому дается допуск в такие места. А скоро и совсем здесь перейдут на сплошную автоматику. Не то что нога — взгляд человеческий сюда не попадет…

— Вот и хорошо! — рассудил инспектор медотдела. — Меньше риска — больше здоровья!

— Эх вы! — обиженно закричал взрослый Шурка. — Вам дай волю — вы всех до единого выгоните из шахты на-гора! Оставите одних роботов!

Николай Алексеевич внимательно посмотрел на него.

— Знаешь, Шурка, — он положил руку на плечо друга, — риск, я понимаю, благородное дело. Но я все силы приложу, чтобы прогнать вас, таких вот горячих, от опасных мест. А если уж так тянет рисковать — рискуйте в космосе, там всё же безопаснее, чем под землей…

— Не скажи! — попробовал возразить Александр Михайлович. — У меня Василий, племяш, лейтенантом служит в космическом патруле. Безопасность — метеорную и прочую — на трассе Земля — Луна обеспечивает. Так иной раз такого нарассказывает!..

— Молодым всегда хочется выглядеть героями, — улыбнулся врач. — Лишь бы они ради этого геройства не бросались сломя голову на рожон. Настоящий подвиг не минует человека, готового к нему. Да и постоянная готовность к подвигу, я считаю, это уже героизм. Передай племяннику, что его истинное геройство будет в том, чтобы закончить службу без происшествий.

Александр Михайлович похмыкал, соглашаясь. Тем временем машина с плазменным ножом закончила погрузку и укоризненно гудела: «Ту! Ту! Ту!», напоминая о себе.

— Заговоришь меня совсем! — воскликнул машинист, переключая рычажки. — Поехали!

Они опять нырнули в воду и выскочили в штреке. Черёмухин включил «автопилот», свободно откинулся на мягкую спинку кресла.

— Нет, ты мне все-таки скажи, — продолжил он спор, — куда вы людей денете, если в шахте останутся одни роботы?

— Ну почему же одни роботы, — ответил Чальников. — Будут наладчики, контролеры…

— Ага, десяток на участок. А остальным куда? Улицы мести? — съехидничал машинист.

— Ты не задумывался, Шурка, — медленно, в растяжку проговорил Николай Алексеевич, — что когда-нибудь шахты вычерпают всю руду, и тогда все равно придется людей выводить на поверхность…

— Руда кончится — начнем перерабатывать отвалы, — раздумчиво вывел Черёмухин.

— А дальше? — снова выстрелил вопросом Чальников. — Когда кончатся отвалы…

— Что ты заладил «дальше», дальше»! — взорвался Александр Михайлович. — А дальше развернем на глубоких горизонтах химические заводы! С замкнутым циклом производства, чтоб ни один вредный дымок не вырвался на поверхность, ни капли отравленной воды не попало наружу. И я, как прежде, буду на электровозе — развозить по цехам сырье и забирать готовую продукцию. Эх, какие красивые вещи мы сделаем! И навсегда останутся на этом месте жить и работать город Черёмухов и город Североуральск, навсегда, слышишь!

— Да я разве против! — засмеялся Чальников. — Пусть стоят вечно, и пусть люди в них вечно живут. Для того и я работаю, чтобы дольше жили люди, дольше стояли наши города. Значит, и я шахте пользу приношу. А ты считаешь, руднику одни лишь машинисты и забойщики нужны? — поддел он друга. — Нет, брат, и без нас не обойдешься!

— Ладно, уговорил! — улыбнулся Черёмухин. — Мир?

— Мир! — Чальников хлопнул его по протянутой ладони. — Так и быть, когда автоматизируют электровозы, устрою тебя по знакомству в кружок вязания…

— А что! — поддержал Александр Михайлович. — Когда машины освободят нас от однообразного труда, начнем создавать красивые, неповторимые вещи и дарить их друг другу. Неплохое занятие! Представляешь…

Он не договорил. Включился тормоз. Загорелась на пульте красная лампочка. Впереди показались две огромные серые трубы. Они лежали на боку, заполняя широкий штрек. Посередине оставалось место лишь для проезда пластмасс-дорожного состава с узкими вагонами.