Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции, стр. 63

Все три сына в один голос объявили, что доля эта — прекрасна, а тот, кому она достанется, может считать себя счастливцем.

— Да, тот, кто выберет ее, не ошибется, — сказала старая великанша, — но и другая доля ничуть не хуже. Тут я собрала все равнины и пашни, которыми владею, да и выложила их одну подле другой в окрестностях озера Меларен, до самой Далекарлии. Тот, кто получит этот надел, думается мне, не пожалеет. Он может стать хлебопашцем, возделать земли сколько душе угодно и построить большие усадьбы. Ни ему, ни его потомкам не придется тревожиться о своем достатке. Ну, а чтобы равнина не покрылась болотами, я протянула через нее несколько длинных рвов. Найдутся там и пороги, где можно поставить мельницы и кузни. А вдоль рвов я возвела насыпи из щебня: там могут расти леса, годные на дрова. Таков второй надел, и думается, у того, кому он достанется, не будет причин для недовольства.

Согласились с великаншей сыновья и давай благодарить ее. Хорошо матушка о них позаботилась!

— Я сделала все, что в моих силах, — молвила старая великанша. — А теперь хочу сказать о том, что более всего меня заботит. В первый надел сложила я лесные луга, пастбища и поросшие дубняком холмы; в другой — все пашни и новины. А как стала собирать третий, увидела, что ничего, кроме поросших сосняком холмов, еловых лесов, горных кряжей, крутых горных склонов, гранитных глыб, тощих кустов можжевельника, жалкого березняка да мелких озер, у меня не остается. А этому, само собой, никто из вас не обрадуется. Но все равно собрала я все эти жалкие крохи и разложила их к северу и к западу от равнинных земель. Боюсь только, что тому, кто выберет этот надел, ничего, кроме нищеты, не уготовано. Овцы да козы — вот и весь домашний скот, который можно там разводить, а чтобы прокормиться, придется выходить на озера — промышлять рыболовством либо охотиться в лесу. Есть там, правда, немало водопадов и порогов, так что мельниц можно понастроить видимо-невидимо. Только как бы владельцу этого надела не пришлось перемалывать одну древесную кору. Да и хлопот с волками и медведями там не оберешься: их на диких безлюдных пустошах тьма-тьмущая! Вот таков третий надел. Знаю, с двумя другими его и сравнить нельзя, и не будь я так стара, я бы все переделила заново, но теперь уж ничего не сделаешь. И нет мне покоя в мой последний час! Не знаю, кому из вас оставить худший надел? Были вы мне все трое добрыми сынами и тяжко мне быть несправедливой к кому-либо из вас.

И тут старая великанша с опаской взглянула на сыновей. Они уже больше не говорили, что она разделила свое имение по справедливости и хорошо позаботилась о них. Молча стояли они, и на лицах их было написано: никто из них не хотел бы получить последний надел.

А старая великанша лежала, дрожа от страха. И сыновья ее видели, какие муки она терпит. Ведь ей приходится неравно делить между ними свои владения!

Не смог самый младший сын, больше всех любивший свою мать, видеть, как она страдает! И он сказал:

— Не печальтесь, матушка, лежите спокойно. Третий надел можете отдать мне. Уж я как-нибудь перебьюсь. И даже если мне будет худо, не стану гневаться на вас за то, что братьям моим достались лучшие доли.

Услыхав эти слова, великанша сразу успокоилась; а раздать два других надела труда не составляло. Были они одинаково хороши.

Покончив с завещанием, старуха мать поблагодарила меньшого сына и сказала: от него она иного и не ждала. И сказала, что он вспомнит, как она его любила, когда поднимется на свою пустошь.

Закрыла она тут глаза и умерла.

После похорон отправились братья в свои владения. Старшие остались довольны тем, что получили в наследство. А как пришел на свою дикую пустошь меньшой, увидел он, что матушка правду говорила: ничего ему, кроме крутых горных склонов да мелких озер, не досталось. Но матушка и впрямь думала о нем с любовью, когда собирала эту долю. Это был красивейший край, правда, дикий и суровый, но все-таки — прекрасный. Ему он пришелся по душе, хотя пользы от него, видно, будет мало…

Окидывая взглядом горы, которые он получил в удел, меньшой сын вдруг заметил, что у них какой-то необычный вид. А присмотревшись повнимательней, увидел: они повсюду испещрены рудными жилами. Больше всего в его владениях было железа, но немало также серебра и меди. И тут он понял: на его-то долю выпало куда больше богатства, нежели на долю других братьев. И мало-помалу дошло до него, почему так хитро поделила свои владения его старая матушка.

XXVII В БЕРГСЛАГЕНЕ [30]

У диких гусей выдался трудный перелет. Позавтракав на полях в Феллингсбру, они направились было прямо на север через Вестманланд. Но западный ветер, который все крепчал и крепчал, под конец отшвырнул гусей вместо севера на восток, к самой границе с Упландом.

Они летели высоко в поднебесье, и ветер со страшной силой гнал их вперед. Мальчику хотелось разглядеть Вестманланд, и он свесил голову вниз, но увидел совсем немного. Он заметил только, что местность здесь, на востоке, — плоская, равнинная и как-то необычно иссечена бегущими с севера на юг бороздами и полосами, почти прямыми, с равными промежутками между ними.

— Эта равнина такая же полосатая, как матушкин передник, — удивился мальчик. — Не пойму только, что за полосы ее пересекают?

— Реки и горные кряжи, проселочные дороги и железнодорожные пути! — загоготали дикие гуси. — Реки и горные кряжи, проселочные дороги и железнодорожные пути!

И в самом деле: когда гусей отбросило на восток, они сначала летели над рекой Хедстрёммен, которая течет между двумя горными кряжами, сопутствуя железной дороге. Затем гусей отнесло к речке Кольбексон. Вдоль нее по одному берегу проходит железная дорога, а по другому — горная гряда, которую пересекает проселочная дорога. Потом гусям встретилась река Свартон, вдоль нее также тянулись горные гряды и проселочные дороги, и речка Лиллон с могучим горным кряжем Баделучдсосен на берегу. И наконец речка Сагон, на правом берегу которой виднелась и проселочная дорога, и железнодорожные пути.

«Никогда прежде я не видел столько дорог, которые бы шли в одну сторону, — подумал мальчик. — Должно быть, немало товаров везут с севера через здешние края».

Это его очень удивило. Он-то всегда считал, что к северу от Вестманланда Швеция кончается и дальше ничего, кроме леса и пустошей, нет.

Когда диких гусей отнесло ветром к речке Сагон, Акка поняла, что они очутились вовсе не там, куда направлялись. Она круто повернула вместе со всей стаей и, борясь с резким встречным ветром, стала пробиваться обратно на запад. Стая еще раз пролетела над полосатой равниной и снова углубилась в западный край Вестманланда, покрытый лесистыми горными цепями.

Все время, пока стая летела над равниной, мальчик сидел, свесив голову, и глядел на землю. Но когда равнина осталась позади и начались обширные леса, Нильс выпрямился, чтобы дать глазам отдых. Ведь на земле, поросшей лесом и усеянной мелкими озерами, ничего особенного не увидишь!

Но вдруг с земли донесся какой-то скрип — словно кто-то жаловался.

Тогда Нильс снова наклонился и глянул вниз. Дикие гуси, борясь со встречным ветром, летели не очень быстро, и мальчик легко мог разглядеть под собой землю. Первое, что он заметил, был черный глубокий провал, который вел прямо в глубь земли. Над провалом был сооружен подъемник из толстых бревен; в эту минуту он как раз с воем и скрежетом поднимал бочку, груженную камнями. Большие груды таких же камней лежали вокруг, а на земле сидели женщины и дети и разбирали эти камни. Под навесом пыхтела паровая машина, несколько повозок с камнями спускалось по узкой конной тропе. Невдалеке, на лесной опушке, виднелись небольшие домики рабочих.

Мальчик в недоумении закричал во все горло вниз:

— Что это за место, где добывают столько серого гранита?