Новые дворики, стр. 5
— Заканчивай! Кажется, гроза будет! — поторопил Сеньку Копылов.
Когда вывели лошадей из воды, ветер усилился. Молния сверкнула еще ближе, над лесом. Треснула и с грохотом свалилась на плотину кривая березка.
Сенька пытался забраться на мокрую, скользкую спину лошади, но кобыла дергала задом, и Сенька отскакивал в сторону, чтоб не попасть ей под ноги. Пришлось ребятам помочь — взгромоздить Сеньку на лошадь.
Обратно поехали мелкой рысью…
И это испытание Сенька выдержал с честью. Он не видел ни молнии, ни дождя, ни ветра, ломавшего ветви деревьев.
Что ему гроза, когда он мчался на лошади, ничуть не отставая от старших ребят!
Из конюшни Сенька бежал домой в полной темноте, под косым ливнем. На глазах у него повалилось еще несколько деревьев. Ветер гнал по проводам, от столба к столбу, сломанные ветви. Настоящая буря!
Взбежав на крыльцо своего дома, Сенька остановился, перевел дух и спокойно, с видом собственного достоинства переступил порог. И пожалуй, дома его приняли бы за настоящего водяного, если бы не Сенькино лицо, на котором царило полное блаженство.
— Боже ты мой! Где ты пропадал? Мы здесь с ума посходили! — бросилась к Сеньке мать.
И даже Митя с отцом не выдержали.
— Хорош! — произнесли они в один голос.
— Мы лошадей купали! — сказал Сенька нарочито равнодушным тоном, словно всю жизнь только и занимался этим делом. И пояснил: — На Гремянке.
— Каких лошадей? Зачем? С кем? — хлопотала вокруг Сеньки мать. — Ногу-то, ногу подними! Дай штаны снять!
— Известно, совхозных, — сказал Сенька. — С ребятами. Нам дядя Яков поручил.
Через несколько минут, переодетый во все сухое, Сенька сидел вместе со всеми за столом и прислушивался к бушевавшей за окном буре.
— Давненько такой грозы не было! Правда, году в тридцать девятом, перед войной, еще сильней ураган прошел, — вспомнил отец. — Крыши посрывало в деревне, а одну избу и вовсе разбило на щепки…
— Типун тебе на язык! — перебила мать. — Наговоришь! И так сердце заходится.
— Деревья и сейчас поломало. Я сам видел, — добавил масла в огонь Сенька. — Возле магазина ольху скрутило. А ветки так и летят по проводам!
— Ох, что будет, что будет! — вздохнула мать. — Все яблочки небось посшибает! Ни с чем останемся!
— Так это лучше! — воскликнул Сенька. — Срывать не надо. Подбирай на земле, и все там.
— Зелень посшибает незрелую, кому она нужна! Разве ее продашь? — продолжала мать. — Наделала эта гроза бед!
«И хорошо! — подумал про себя Сенька. — Пусть все посшибает!»
— Ты, Лена, хоть бы на стол яблочков когда положила! Для нас-то, для своих, — сказал отец. — А то все для продажи, для продажи.
Мать смутилась. Лицо ее покрылось красными пятнами.
— Да разве я не даю? Ведь все наше. Взяли бы, — сказала она, поспешно вставая из-за стола. — Вот они, пожалуйста, кушайте. Вот!
И она поставила на стол корзинку с нераспроданными яблоками.
5
На следующий день после обеда Сенька отправился с матерью в город. Взяли две корзинки. Мать хотела прихватить и третью, но Сенька отговорил.
Мать не спорила, только пожалела:
— Пропадут! Ох, пропадут! Ведь все три дерева гроза обтрясла. Куда теперь денешь!
В автобусе оказалось свободно. Через десять минут они уже добрались до станции. Подошедшая электричка была дальней — вагоны переполнены. Сенька протиснулся в дверь с неудобной корзинкой, мать — за ним. Дальше пройти трудно — пришлось остановиться в тамбуре, где тоже было много народу. На остановке люди спотыкались об их корзинки, многие откровенно ругались:
— Опять мешочники!..
Сенька уже привык к этому и безропотно передвигал свою корзинку с места на место.
— Ничего, доберемся как-нибудь, — успокаивала мать, гладя Сеньку по голове. — Ты ее сюда, к краешку, поставь!
Город их встретил привокзальной сутолокой, шумом, раскаленным асфальтом, душным, дымным воздухом. Видимо, уже кончились на заводах смены, скоро пойдут с работы покупатели.
В метро опять толкучка у дверей вагонов, опять недовольные взгляды и голоса:
— Дайте же пройти! Ох уж эти мешочники!
Сенька съеживался в такие минуты, терялся, не зная, как лучше поставить корзинку, а мать неуклюже поворачивалась то влево, то вправо, давая дорогу: «Пожалуйста! Проходите, пожалуйста!»
Когда вышли из метро, Сенька спросил:
— Почем просить?
— Сейчас посмотрим, сынок, — ответила мать. — Вот только пристроимся.
Она озиралась по сторонам, ища глазами милиционеров. Их, к счастью, не оказалось, но зато возле самого вестибюля метро они увидели палатку, где торговали яблоками.
— Пойдем дальше, — потащила Сеньку мать. — Вон туда!
Они прошли мимо церкви, пожарной команды и кинотеатра, миновали улицу, уходившую под арку нового дома, но тут опять увидели два лотка с яблоками.
Сенька послушно поспешал за матерью и, заметив ее огорчение, сам предложил:
— Может, за угол?
Дотащились до угла, но и там их ждала неудача. На противоположной стороне улицы раскинулся фруктовый бараз.
— Поедем-ка, сынок, в другое место, — предложила мать.
Они вернулись в метро и доехали до следующей станции.
И опять огорчение: фургон и рядом палатка.
— Наверное, болгарские завезли или еще откуда, — объяснила мать, отбирая у Сеньки корзинку. — Устал, сынок? Давай я.
Пришлось снова спускаться в метро. Сенька встал к кассе за пятаками и нарочно выбрал самую длинную очередь. Чтоб мамка хоть отдохнула чуть-чуть!
Через пятнадцать минут они уже оказались на другом конце города. И здесь возле метро стояла палатка. Но яблок в ней не продавали. Только овощи.
Лицо у матери просветлело, и даже Сенька обрадовался: не метаться же весь вечер по городу.
Отошли чуть-чуть от метро, свернули к скверику, посмотрели, нет ли поблизости милиционера. Слава богу, нет!
— Давай здесь, сынок! — сказала мать, ставя одну корзинку к ограде сквера. — А я на тот уголок пойду.
— А почем? — спросил Сенька. — Сколько просить?
— Тридцать копеек пара, — уверенно сказала мать. — Только поосторожнее. Смотри!
Сенька приподнял тряпку с яблок и принялся за дело:
— Яблочки! Кому яблочки! Белый налив!
Первый покупатель — высокий худощавый мужчина в клетчатой рубашке — подошел к Сеньке:
— Почем?
— Тридцать пара, — сказал Сенька.
— Давай четыре штуки, — сказал покупатель и протянул Сеньке мелочь.
Начало положено!
— Есть яблочки! Прямо с дерева! Кому? Кому? — кричал Сенька.
Покупатели шли. Брали и на тридцать, и на шестьдесят, а какой-то летчик взял даже на рубль двадцать. Сенька заметил, что яблоки покупают почти что одни мужчины. Женщины подходят, смотрят, спрашивают цену, говорят «дорого» или вовсе ничего не говорят — и уходят.
В самый разгар торговли подошла мать, подождала, пока схлынут покупатели, спросила:
— Ну как?
Сенька показал полупустую корзинку:
— Ничего!
— Может, дешевим? — сказала мать. — Давай-ка попробуем: рубль за пяток.
— А не дорого?
— Почему дорого?
Рубль так рубль!
— Белый налив! Прямо с дерева! Кому? — опять закричал Сенька.
И вновь появились покупатели. И вновь мужчины брали яблоки, а женщины уходили. Только одна, с девочкой, протянула Сеньке полтинник и сказала:
— Дай на пятьдесят копеек!
Сенька подумал и отдал ей три яблока.
Тут он издали заметил милиционера, быстро прикрыл корзинку и отбежал в сквер.
Милиционер направился мимо, взглянул на Сеньку и ничего не сказал: видно, он шел домой.
Сенька посмотрел на другой конец сквера, где стояла мать. Оказывается, она тоже заметила опасность и скрылась в подъезде. Но милиционер даже не посмотрел в ее сторону.
Теперь Сенька уже не выкрикивал: «Яблочки! Белый налив! Прямо с дерева!»
— Кому? — спрашивал он вялым голосом, и то лишь тогда, когда появлялся прохожий-мужчина. Женщин он вообще пропускал. Все равно ничего не берут!