Рука Нергала, стр. 4

— Манхассем Хан лежит, опьяненный сонным лотосом, ибо Тени Нергала были в мире в час заката, — сказал философ. — А на некоторый риск мы должны пойти, если хотим освободить город от этого тирана с кровавыми руками! — Его лицо болезненно дернулось в невольной гримасе непереносимой боли, затем снова разгладилось. Он угрюмо сказал: — И ты знаешь, о принц, как мало времени у нас осталось. Отчаянные усилия отчаявшихся людей!

Внезапно красивое лицо принца исказилось паникой и глаза его, устремленные на Аталиса, вдруг помертвели, превратившись в холодный мрамор. Почти столь же быстро жизнь вернулась в его глаза, и принц откинулся на спинку кресла, бледный и вспотевший.

— Очень… мало… времени! — выдохнул он.

Скрытый гонг негромко прозвенел где-то в темном и тихом доме Аталиса Далековидящего. Философ поднял левую руку, успокаивая встревоженного принца.

Мгновением позже одна из бархатных драпировок отодвинулась, обнаружив потайную дверь. В двери, словно кровавый призрак, возникла гигантская фигура киммерийца, который поддерживал наполовину потерявшую сознание девушку.

Негромко вскрикнув, философ вскочил на ноги и направился к мрачному киммерийцу.

— Добро пожаловать… трижды добро пожаловать, Конан! Входи, иди сюда. Вот вино… еда…

Он указал на табурет у дальней стены и забрал у Конана полуобморочную девушку. Ноздри киммерийца расширились, как у волка, при виде еды. Но, подозрительный как тот же волк, всегда настороже, чтобы не попасть в ловушку, он обвел горящими голубыми глазами улыбающегося философа и бледного принца, и осмотрел каждый уголок маленькой комнаты.

— Позаботьтесь о девчонке. Ее сбила лошадь, но она все равно доставила мне ваше послание, — проворчал он и без церемоний пересек комнату, налил и осушил кубок крепкого красного вина. Схватив основательный кусок мяса с тарелки, он принялся насыщаться. Аталис позвонил в колокольчик и передал девушку на попечение молчаливого раба, который появился из-за другой драпировки как по волшебству.

— Ну, так в чем дело? — спросил киммериец, усевшийся на низкую скамейку и сморщившись от боли в раненом бедре. — Кто вы такие? Откуда вы знаете мое имя? И что вам от меня нужно?

— Мы поговорим позже, — ответил Аталис. — Ешь, пей и отдохни. Ты ранен…

— Кром побери любые задержки! Будем говорить сейчас.

— Хорошо. Но позволь мне промыть и перевязать твою рану, пока мы будем говорить.

Киммериец пожал нетерпеливо плечами и что-то невежливо пробурчал в ответ на любезное поведение философа. Пока Аталис промывал его рану, умащал ее пахучей мазью и перевязывал чистой полосой ткани, Конан утолял голод, пожирая холодное мясо с пряностями и поглощая красное вино.

— Я знаю тебя, хотя мы никогда не встречались, — начал Аталис мягким спокойным голосом. — Тому причиной мой кристалл — вон тот, на столике рядом с креслом. В его глубинах я могу видеть и слышать на тысячи лиг.

— Колдовство? — Конан мрачно сплюнул, демонстрируя презрение воина к подобным магическим штучкам.

— Называй так, если хочешь, — льстиво улыбнулся Аталис. — Но я не колдун, я лишь ищу знания. Некоторые называют меня философом… — его улыбка скривилась в чудовищный оскал агонии. Покрывшись мурашками от ужаса, Конан смотрел, как корчится философ.

— Кром! Ты что, болен?

Задыхаясь от боли, Аталис упал в свое кресло с высокой спинкой.

— Не болен, проклят. Проклят этим негодяем, который правит нами чудовищным скипетром магии, рожденной в аду…

— Манхассем Ханом?

Аталис устало кивнул.

— То, что я не колдун, сохранило мне жизнь — пока. Сатрап уничтожил всех магов Яралета. Меня, скромного философа, он оставил жить. Но он подозревает, что мне известно кое-что из Черных Искусств, и он проклял меня этим смертельным недугом. Он корчит мое тело и истязает мои нервы, и вскоре прикончит меня! — Аталис указал на неестественно скрюченную руку, безжизненно лежащую на его бедре.

Принц Тхан дико глянул на Конана.

— Я тоже был проклят этим исчадием ада, ибо я следующий за Манхассем Ханом в иерархии, и он полагает, что я могу желать его трона. Меня он мучает другим способом. Болезнь мозга вызывает у меня приступы слепоты. В конце концов она пожрет мой мозг и превратит меня в лишенную мыслей и зрения воющую тварь!

— Кром! — Конан тихо выругался. Философ протянул к нему руку.

— Ты — наша единственная надежда! Ты один можешь спасти наш город от дьявола с черным сердцем, который истязает нас!

Конан непонимающе уставился на него.

— Я? Но я не колдун, приятель! Все что может сделать воин с железом в руке, я могу сделать для вас; но как я могу сражаться с магией этого дьявола?

— Выслушай меня, Конан из Киммерии. Я поведаю тебе странную и чудовищную историю…

5. РУКА НЕРГАЛА

Вот что рассказал Аталис.

В городе Яралет с наступлением ночи люди закрывают ставнями окна, запирают накрепко двери и дрожат от ужаса, и зажигают свечи перед алтарями своих покровителей-богов, и молятся до тех пор, пока чистый свет зари не коснется квадратных башен города, превращая их в гравюру на фоне светлеющего неба.

Ворота города не стерегут лучники. Стража не обходит дозором пустые улицы. Не крадется вор по ветреным аллеям, и раскрашенные девки не стоят на углах и в подворотнях. Ибо в Яралете негодяи и честный люд равно страшатся ночных теней; вор, попрошайка, убийца и уличная девка ищут убежища в вонючих притонах или плохо освещенных тавернах. От заката до рассвета Яралет — это город молчания, и его темные улицы совершенно пусты.

Так было не всегда. Некогда Яралет был процветающим и веселым городом, с бурной торговлей, полным лавок и базаров, в котором жили счастливые люди. Ими правил сильной рукой мудрый и добрый владыка Манхассем Хан. Он не брал больших налогов, правил справедливо и милосердно, занимался своей коллекцией древностей. Его острый пытливый ум был поглощен изучением этих древних предметов. В караванах медлительных верблюдов, выходящих из Пустынных Ворот, всегда среди купцов ехали люди Манхассем Хана, которые разыскивали диковины и редкости, чтобы купить их для музея своего господина.

Затем он переменился, и чудовищная тень нависла над Яралетом. Словно могучее и злое заклинание изменило сатрапа. Там, где он был добр, он стал жесток. Где был справедлив и милосерден, стал злобным и подозрительным тираном.

Ни с того, ни с сего городская гвардия схватила многих людей — аристократов, богатых купцов, жрецов, магов, — они исчезли в темницах под дворцом сатрапа, и больше их никто не видел.

Кое-кто шептался о том, что караван с далекого юга привез правителю нечто из глубин проклятой Стигии. Немногие видели это, и один из них сказал, дрожа всем телом, что вещь эта была покрыта странными нескладными иероглифами, как те, которые вырезаны на пыльных стигийских могилах. Похоже было, что именно эта вещь наложила страшное заклятие на сатрапа, она же дала ему потрясающее могущество черной магии. Сверхъестественные силы защищали его от тех отчаявшихся патриотов, которые пытались прикончить его. Странные багровые огни сверкали в окнах высокой башни его дворца, которую, как шептались люди, он превратил в мрачный храм какого-то темного и кровавого бога.

Ужас бродил по улицам ночного Яралета, словно призванный из царства смерти чудовищными, дьявольскими преданиями.

Люди точно не знали, чего они боятся в ночи. Но это не были пустые сны, от которых они вскоре стали запирать двери и окна. Говорили о мельком увиденных за окнами крадущихся подобиях летучих мышей — о парящих темных ужасах, неведомых человеческому знанию, опасных для человеческого рассудка. Расползались слухи о выломанных ночью дверях, о жутких воплях и визге, исходящих из глоток людей — за которыми следовала абсолютная тишина, исполненная зловещего смысла. Самые смелые говорили о том, как восходящее солнце освещало через разбитые двери внутренность домов, которые оказывались внезапно и необъяснимо пусты…