Повелитель Самарканда, стр. 92

Потом Повелитель Тумана покинул девушку. Когда же он вышел, за ним бесшумно уполз во всем послушный ему змей. Этот змей пожрал множество подданных зловещего колдуна…

Лежа в камере, я слышал, как воинов-пауни одного за другим вытаскивали из камер и волокли по коридору. Прошло много времени, прежде чем я услышал испуганный звериный крик боли. Я лежал и гадал, какая же пытка могла вырвать такой крик из горла южного пауни. Раньше я много раз слышал, как южане смеялись под ножами, когда с них снимали скальпы. Вот тогда во мне снова проснулся страх — не столько физический, сколько страх перед неизвестностью. Я боялся, что не выдержу пытки, закричу и тем самым навлеку позор на народ команчей. Я лежал и слушал крики пауни. Каждый воин кричал только один раз.

Тем временем Ксототл явился к Кончите с глазами, горящими от вожделения.

— Ты нежная и мягкая, — промямлил он. — Я устал от наших женщин.

Он насильно обнял девушку и вынудил ее опуститься на золотое ложе. Кончита не сопротивлялась, но кинжал, висевший на поясе Ксототла, неожиданно оказался у нее в руке. Она стремительно вонзила клинок в спину насильника. И прежде, чем Ксототл закричал, закрыла ему рот поцелуем. Упав с ним навзничь на постель, она снова и снова пронзала его тело, пока он не перестал шевелиться. Потом, поднявшись, как кошка она выскользнула за дверь, прихватив по дороге лук, еще один нож и несколько стрел.

Мгновение спустя Кончита уже была в моей камере. Она склонилась надо мной. Ее большие глаза метали молнии.

— Быстро! — прошипела девушка. — Он убивает последнего из пауни! Докажи, что ты — мужчина!

Нож был остер, клинок тонок, но сыромятный ремень крепок. Наконец девушка перепилила ремень. Я очутился на ногах с ножом за поясом, луком и стрелами в руках. Мы выбрались из камеры и осторожно пошли по коридору, а потом столкнулись лицом к лицу с удивленным охранником. Бросив оружие, я схватил его за горло прежде, чем он смог закричать. Повалив его на пол, я сломал ему шею голыми руками раньше, чем он смог выпустить из рук копье и вытащить свой нож.

Поднявшись по лестнице, мы оказались в круглом помещении с открытым куполом. На пороге нас встретил гигантский змей, угрожающе свернувшийся в кольца при нашем приближении. Быстро выступил я вперед и всадил стрелу глубоко в глаз рептилии. Потом мы осторожно прошли мимо твари, корчащейся в страшной предсмертной агонии. Мы проникли в зал с куполом и увидели последнего пауни, умирающего в страшных муках. Когда Повелитель Тумана повернулся к нам, я пустил ему в грудь стрелу. Она отскочила, не причинив никакого вреда. Когда и со второй стрелой произошло то же самое, я застыл, парализованный от удивления.

Отбросив лук, я помчался на врага с ножом в руке. Мы покатились по залу, стараясь сжать друг друга смертельной хваткой. Мне повезло, что он был в зале один. Пока он творил зло, его челядь пряталась в другой части замка. Мой нож, как я ни старался, не смог пробить странную, облегающую тело одежду, которую носил колдун под мантией. А до горла или лица колдуна мне было не дотянуться. Наконец Повелитель Тумана отшвырнул меня в сторону и уже готов был пустить в ход свою магию, когда Кончита остановила его криком:

— Мертвые восстают из вигвамов северян. Они идут к пуэбло!

— Ложь! — закричал колдун, но лицо его стало пепельным. — Они мертвы! Они не могут восстать!

Он запнулся, метнулся к окну, а потом резко повернул назад, разгадав ловушку. Недалеко от меня лежал топор Гуара-северянина, могучее оружие иного века. За те мгновения, пока колдун колебался, я схватил топор и, высоко занеся его, прыгнул вперед. Когда Повелитель Тумана снова повернулся ко мне, в его глазах вспыхнул страх. Топор разрубил ему череп, разбрызгав мозги по полу комнаты.

Грянул раскат грома. Над равниной пронеслись огненные шары. Пуэбло закачалось. Мы с Кончитой бросились бежать, стараясь отыскать безопасное место. В ушах у нас звучали вопли тех, кто остался в замке.

Когда занялась заря, оказалось, что над равниной больше нет никакого тумана. Нас окружали только поросшие редкой травой, выжженные солнцем просторы, где тлели многочисленные кости.

— А теперь мы отправимся к моему народу, — заявил я, взяв девушку за запястье. — Вон там пасется несколько лошадей.

Но Кончита попыталась вырваться, презрительно крикнув:

— Собака команч! Да ты жив только благодаря моей помощи! Ступай своей дорогой! Ты годишься только в рабы пауни!

Ни мгновения я не колебался. Я схватил ее за блестящие черные косы и швырнул наземь лицом вниз. Поставил ногу ей на плечо и без всякого милосердия отходил по голым бедрам и ягодицам, пока Кончита не запросила пощады. Потом я рывком поставил ее на ноги и заставил следовать за собой, ловить лошадей. Она, плача, повиновалась мне, потирая многочисленные кровоподтеки.

Вскоре мы уже ехали на север, к лагерю на реке Канафиэн, и моя красавица казалась довольной. А я понял, что нашел женщину, достойную Железного Сердца, Скачущего-с-Громом.

Шествующий из Вальхаллы (Перевод с англ. В. Федорова)

Небо пылало — мрачное, отталкивающее, цвета потускневшей вороненой стали, исполосованное тускло-матовыми подтеками. И на фоне этого мутно-красноватого пятна крошечными казались невысокие холмы, бывшие настоящими пиками на этом плоскогорье — безотрадной равнине из наносов песка и зарослей мескита, равнине, расчерченной квадратами бесплодных полей, где фермеры-арендаторы надрывались, влача нищее существование. Всю свою жизнь проводили они в бесполезных трудах и горькой нужде.

Я доковылял до холма, который казался выше остальных. С двух сторон к нему подступали заросли сухого мескита. Расстилавшаяся передо мной панорама страшной бедности и мрачного запустения ничуть не улучшила моего настроения. Я тяжело опустился на полусгнившее бревно, и на меня накатила волна мучительной меланхолии, порожденной этой унылой, серой землей. Наполовину затянутое пеленой пыли и прозрачными облаками, красное солнце почти село. Оно застыло над краем западного горизонта, отделенное от него полоской не шире ладони. Но закат ничуть не изменил песчаные наносы и заросли. Мрачный вид солнца лишь подчеркивал страшную заброшенность этой страны.

Неожиданно я сообразил, что нахожусь на вершине не один. Из густых зарослей вышла женщина. Она остановилась, глядя прямо на меня. Я же в безмолвном удивлении воззрился на нее. Внешность ее была весьма необычной. Однако я понял, что она все-таки красива. Ни маленькая, ни высокая, стройная и с великолепной фигурой. Не помню, какое на ней было платье. У меня сложилось смутное впечатление, что одежда ее выглядела богато, но скромно. Я лишь запомнил странную красоту ее лица, обрамленного темным волнистым ореолом волос. Ее глаза притягивали мой взгляд как магнит. Но я не могу сказать вам, какого цвета они были. Они казались темными и светящимися, ничуть не похожими на глаза всех тех женщин, что я встречал в своей жизни. Она заговорила, и ее голос со странным акцентом показался мне чуждым и звонким, словно отдаленные переливы колоколов.

— Почему ты так нервничаешь, Хьяльмар?

— Вы меня с кем-то путаете, мисс, — ответил я. — Меня зовут Джеймс Эллисон. Вы кого-то ищете?

Она медленно покачала головой:

— Я пришла снова посмотреть на этот край. Не думала, что найду здесь тебя.

— Не понимаю вас, — удивился я. — Я никогда вас прежде не видел. Вы местная? Говор ваш не похож на техасский.

Она покачала головой:

— Нет. Но в давние времена я жила в этих местах.

— На вид вы не такая уж старая, — сказал я напрямик. — Извините, что не встаю. Как видите, у меня только одна нога, а подъем сюда оказался для меня столь долгим, что теперь мне пришлось присесть отдохнуть.

— Жизнь обошлась с тобой сурово, — тихо произнесла незнакомка. — Я еле узнала тебя. Тело твое сильно изменилось.