Остров смерти, стр. 48
Ствол автомата медленно блуждал – то в грудь Забродову смотрел, то в переносицу.
– Кто узнал меня на экране? Разные всплывают варианты, в свое время я не одному начальнику «удружил».
– Сознательный был, за правду боролся?
– Знаешь, как все начинается? Кто-то просит выручить, помочь. Влезаешь, а потом уже трудно остановиться.
– Выходит, получил спецназ команду тебя убрать.
– Выходит, так. Был один враг, стало два.
Разница не принципиальная. Главное, все можно объяснить. К примеру, на тебя списать, если кто из моих старых друзей шум поднимет.
– А что ты такое сказал насчет денег?
– Когда?
– Вначале. Сказал, что слишком дорого тебе эти бабки обойдутся…
– Мне ж Фалько обещал приз в качестве гонорара. Так ему было проще рассчитаться. Пройдет шоу – и я на пьедестале с лавровым венком.
Да еще с бабками из сейфа в придачу.
– А ты сплоховал!
– Сплоховал, когда из игры решил выйти.
Нельзя от больших денег отказываться: дала судьба шанс, значит надо воевать до конца. Судьба не прощает, когда ее подарками не пользуются.
– Размотай-ка повязку, если не трудно.
– Доказывать, убеждать? Запеклось, прихватилось кое-как. Да будь у меня там хоть три дыры вместо одной, все равно тебя это не убедит, правда ведь?
Ладейников почти уверен был, что нанятый Фалько специалист поморщится, но продемонстрирует рану. Потерпит ради пользы дела. Но Забродов не захотел терпеть, и это послужило аргументом не «против» него, а «за».
– Я понял две вещи. Первая: деньги мне все-таки нужны и я не намерен от них отказываться. Второе: всю сумму я в одиночку не подниму. Времени мало. Предлагаю поделить приз поровну.
Не выдержав, Ладейников громко расхохотался.
– Ну, блин, ты даешь. Может, тебе две трети, а мне одну?
– Зачем? Поделим по справедливости.
– Вот они, денежки… Не так уж они много значат. Настоящего кайфа за них не купить, его руками своими вылепить надо. Может, ты постарел, забыл, что это такое?
– Говорить можно много. Но бабки здесь ты не бросишь!
– Зачем бросать? Прихвачу, конечно, они не помешают.
– На этом свете точно не помешают. Хочешь уцелеть, хочешь выскочить – делим пополам.
– Так вот за что ты долю хочешь? Безопасный коридор? Это действительно кой-чего стоит. Так ты с самого начала ради бабок сюда явился? А как же чудеса самопожертвования, когда ты добровольно нацепил на себя эти причиндалы?
Забродов ожидал такого хода мысли и постарался ответить покороче:
– Во-первых, я – профессионал и признаю только трупы врагов. Остальные заношу себе в минус. Во-вторых, Фалько хотел, чтобы шоу продолжалось. Ты как минимум успел бы застрелить Акимову, прежде чем я до тебя добрался. Если б одной Зиной дело не обошлось… – Илларион постарался как можно спокойнее произнести это имя. – Фалько имел бы все основания заявить, что я не справился с работой.
– А сейчас?
– Ты сам видел, что пошло в эфир. Если б ты не стал мочить спецназовцев, для Фалько все продолжалось бы замечательно. Теперь, конечно, я от него гонорара не получу. Потому и предлагаю тебе справедливый дележ.
– Двадцать минут говоришь, потом будет поздно?
– Уже девять с половиной.
Ладейников невольно бросил короткий взгляд на часы.
– Мы с тобой слишком много говорим о прошлом, – продолжал Илларион. – Чего мне тебя убеждать? Тебя скоро вон эти, сверху, убедят. Если б они за мной охоту не открыли, я б не торчал здесь с тобой, не тратил время.
– Разве здесь плохо? Завтра пойдет в эфир еще один выпуск, пусть побалдеет народ.
– Что они увидят? Кто теперь хозяин на острове? Да ты носа отсюда не сможешь высунуть!
Тебя день и ночь будут держать на прицеле.
Ладейников помрачнел, гуляющий туда-сюда ствол замер, нацелившись в точку посредине забродовского лба.
– Прежней игры уже не будет, ты знаешь это лучше меня. Сейчас они не в курсе, где ты сидишь: в том углу или в этом. Но будь уверен, за пределами барака тебе больше не дадут разгуляться.
Ладейников понимал, что Забродов говорит дело, но сейчас больше всего ему хотелось заставить человека в черной майке замолчать. Но два вопроса заставляли преступника слушать Иллариона дальше: что именно тот хочет предложить, с чем связан ограниченный по времени срок?
– Сейчас самое время красиво уйти. Можешь мне поверить: сегодня ночью сюда подтянут дополнительные силы. И тогда уже нам с тобой никак не вырваться.
– Красиво уйти? Что ты имеешь в виду?
– Да в прямом смысле – красиво! Нам тут от спонсоров обломилась вышка, пора бы ее использовать. Прожектора по-прежнему там, помнишь, как они крутились во все стороны? Автоматика несложная, скорость можно выставить даже большую, чем техники Фалько. Если врубить всю эту машину, прожекторы не дадут снайперам вести наблюдение. При ярком свете в прицелах ночного видения ни черта не разберешь. И обычными прицелами они не смогут пользоваться – через долю секунды на освещенном месте станет темно!
Ладейников мысленно представил себе потрясающий эффект такого зрелища. Это светопреставление можно будет еще и заснять. И неважно, что он не сумеет настоять на выходе пленки в эфир. Такую запись телевизионщики сами выдадут, не удержатся.
– Я был рядом с вышкой, выставил реле времени, – продолжал Илларион. – Через три минуты все закрутится. И под такой прощальный концерт мы с тобой исчезнем из-под носа у спецназа.
– Фантазия у тебя работает, уважаю. Только вот не люблю я чужие фантазии, мне больше свои нравятся.
– Ладно. Насильно мил не будешь.
Забродов чувствовал, как здравая, осторожная половина мозга борется под золотистым ежиком с дикой, дьявольской, буйной половиной. Оставшийся здравый смысл доказывал, что не стоит доверять отставному сотруднику ГРУ. Желание выстрелить собеседнику между глаз боролось с жаждой незабываемого красочного зрелища.
Кипение мыслей и страстей продолжалось недолго.
– Просто слинять это убого! Линяют только жалкие твари. Но если ублажишь душу и уйдем в тайгу по лунной дорожке, тогда награда будет щедрой!
– Для верности можно еще вот что сделать…
Глава 36
Преступник неожиданно вышел на связь. Его заявление сразило наповал:
– Торговаться я не намерен. По-любому это конец. Так что пристегните ремни, смотрите и слушайте. А потом приезжайте трупы разбирать.
– Ты что? Сдурел? – преодолевая отвращение, Белоконь пытался уговорить по-хорошему. – У тебя есть все шансы, если будешь себя нормально вести.
– У меня свои нормы. Они выше твоего ментовского потолка!
Белоконь махнул одному из своих бойцов, чтобы поскорей притащили режиссера. Авось Фалько удастся успокоить бандита, ведь прежде они как-то находили общий язык. Но было уже поздно.
На вышке включились прожекторы, мощные снопы света заскользили по темному небосводу, по воде, по соснам и елям.
Снова, как во время памятного ночного конкурса, природа показалась дорогостоящей масштабной декорацией. Только мечи из раскаленного белого света плясали быстрей, будто раскрученные многоруким обезумевшим великаном. И смысл всей этой пляски был другой, зловещий – из накрытого брезентом барака стали доноситься выстрелы.
Даже у привычных к стрельбе спецназовцев мороз пошел по коже от громкого эха, отражающегося от скал по обоим берегам реки. На секунду Белоконь испытал ужас полной беспомощности, какой испытываешь только во сне, когда хочешь бежать и не можешь.
– В моторку, живо! – скомандовал он пересохшими губами.
Всякая скрытность потеряла смысл. Скорость стала важней всего. Прицепив на вершине трос, быстро один за другим скользили вниз засевшие на белокаменной скале снайперы. По приказу капитана двое все-таки остались следить за бараком.
Но, как и обещал преступнику Забродов, мгновенная и резкая смена яркости оказалась наихудшим вариантом освещения.
Плохо натянутый брезент на бараке беспрерывно хлопал от ветра. Похожее на большую армейскую палатку сооружение, то и дело освещалось вспышками, более кратковременными и яркими, чем вспышки молнии. Глаза непрерывно слезились, и это затрудняло наблюдение.