Ночь волка, стр. 1

Роберт Говард

Ночь волка

Взгляд Торвальда, прозванного Грозою Щитов, скользнул по злым глазам стоявшего перед ним человека, пробежал по бородатым лицам воинов в рогатых шлемах, белевшим над длинными столами, задержался на соколиных ликах вождей, прервавших пир, чтобы выслушать ответ своего вожака. Торвальд расхохотался.

И правда, человек, который только что кончил говорить, не мог соперничать с грозными викингами. Он был силен, но невысок и коренаст. Из одежды на нем была только юбка из оленьей шкуры, на ногах поблескивали сандалии. Простой кожаный пояс и свисавший с него короткий меч свидетельствовали о знакомстве их владельца с военным делом. Черные волосы охватывал тонкий серебряный обруч, под которым сверкали столь же черные глаза, расширенные яростью.

— Год назад, — продолжал черноволосый воин на ломаном языке ютов, — ты пришел в Гдару, чтобы заключить мир с нами. Ты обещал быть нам другом и защищать наш народ от нападения твоих проклятых соплеменников. А мы были глупцами и верили, что у таких негодяев, как ты, есть совесть и честь. Мы слушали тебя, пировали с тобой, даже срубили для тебя деревья, из которых ты построил эту стену, чтобы отгородиться от нас. У тебя был один корабль и горстка людей, когда ты здесь появился, но, едва закончена была стена, подтянулись новые. Теперь вас четыре раза по сто, а на берегу лежат шесть кораблей с драконьими головами на носах. Ты обнаглел до крайности: оскорбил наших вождей, твои люди избили наших юношей, забрали наших женщин, а теперь еще требуют выдать им детей и стариков как заложников.

— А чего ты еще хочешь? — цинично спросил Торвальд. — Я же плачу за каждого из твоих людей, случайно убитого моими товарищами. А что касается баб, то настоящему воину не следует забивать себе голову такими пустяками.

— Платишь? — в черных глазах мелькнуло бешенство, — Зачем нам твое серебро? Разве оно смоет пролитую кровь? Вы любите забавляться с чужими женщинами, мы знаем об этом. Но, согласись, девушки лесного народа не столь уж безобидны и беспомощны, как это казалось вам раньше…

— Хватит! — оборвал его Торвальд. — Говори, зачем пришел, у меня нет времени слушать твою болтовню.

Пикт не обратил внимания на оскорбление.

— Возвращайтесь, — показал он на море, — к себе на Север или в преисподнюю, плывите, куда хотите. Если поторопитесь, то успеете унести ноги. Я, Бурлла, вождь Хьятлэнда, все сказал.

Торвальд откинул голову назад и захохотал. Ему вторили соседи, и вскоре смех гремел по всему залу.

— Дурак! — крикнул вожак. — Ты что же, думаешь, викинги выпустят добычу, попавшую в их лапы? Вы были настолько глупы, что позволили нам угнездиться тут, а теперь мы сильнее! Мы господа здесь! На колени, и благодари судьбу за то, что мы позволяем вам жить и служить нам. Нам ничего не стоит загнать в землю все ваше племя. Но мы говорим — живите, только хватит вольничать. С сегодняшнего дня вы будете носить серебряные ошейники, и все будут звать вас рабами Торвальда.

Услышав эти слова, пикт потерял самообладание.

— Глупец! — рявкнул он так, что эхо прокатилось по залу. — Ты выбрал свою участь! Вы — господа?! Да когда твои предки прыгали по деревьям в арктических лесах, мы были хозяевами мира. Может быть, многие из нас погибнут, но в рабство к белым дикарям не пойдет никто. Под твоими воротами воют псы судьбы, и когда лес оживет, все вы сдохнете, как собаки, — и ты, Торвальд Гроза Щитов, и ты, Аслаф Йорлсбайн, и ты, Гримн, сын Гнор-ри, и ты, Осрик, и ты, Хакон Скел… — палец пикта остановился на человеке, сидевшем рядом с Хако-ном. Человек этот значительно отличался от остальных. Он не казался менее диким или опасным, чем они. Напротив, холодные серые глаза придавали его лицу выражение еще большей жестокости. Чужак был темноволос и гладко выбрит, его шлем украшали не рога, а конский хвост, на нем была ирландская, а не норманнская кольчуга. Пикт прошел мимо него и остановился рядом с последним из сидевших за столом.

— …и ты, Горда, прозванный Вороном! — закончил он.

Рыжебородый Аслаф Йорлсбайн сорвался с места.

— Во имя Тора! Мы что, будем спокойно выслушивать оскорбления этого… этого… Я, который был…

Торвальд успокоил его жестом руки, выражение его глаз свидетельствовало, что человек этот привык приказывать и более того — привык, чтобы ему подчинялись.

— Ты говорил много и громко, Бурлла, — сказал он очень спокойно. — У тебя, наверное, пересохло в горле.

Сказав это, он взял со стола рог. Пикт, озадаченный поведением викинга, машинально протянул руку. В то же время Торвальд выплеснул содержимое рога прямо ему в лицо. Взревев от обиды, Бурлла отшатнулся, выхватил меч и бросился на викинга. Однако он был ослеплен пенящимся пивом, и Торвальд легко парировал его удары, а Аслаф стукнул его по голове доской. Оглушенный пикт, обливаясь кровью, свалился под ноги Торвальду. Хакон подскочил к нему с ножом, но вожак удержал его:

— Я не хочу, чтобы паршивая пиктская кровь пачкала пол в моей скалли. Вытащите отсюда эту падаль.

Сидящие поодаль викинги охотно исполнили приказание вожака. Бурлла, придя в себя, попытался подняться на ноги. Его вновь повалили на пол и били до тех пор, пока он не перестал подавать признаков жизни.

Тогда его выволокли за ноги во двор, наградив на прощание еще несколькими ударами под ребра. Пикт лежал, уткнувшись в землю разбитым и окровавленным лицом.

Тем временем Торвальд опрокинул в себя очередной рог пива и снова рассмеялся.

— Пора трубить охоту! — заявил он. — Надо избавиться от этих червяков, иначе они своим воем и жалобами житья нам не дадут.

— Правильно, охоту! — согласился Аслаф. — Воевать с ними — много чести, но мы сможем на них поохотиться, как на волков…

— Ох, это твое понимание чести, — пробурчал Гримн, сын Гнорри. Гримн был стар, хитер и осторожен. — Ты болтаешь о чести, — продолжал он, — а я говорю, что это было чистейшее безумие. Избить вождя… Торвальд, ты должен вести себя разумнее с этими людьми. Их, по моим подсчетам, раз в десять больше, чем нас.

— Голодранцы, — презрительно ответил Торвальд. — Любой из викингов стоит полусотни таких, как они. А что до соблюдения договора, так это я, что ли, баб у них воровал, а? И хватит, Гримн, у нас полно неотложных дел.

Гримн проворчал что-то себе под нос, а Торвальд повернулся к темноволосому воину и прищурился, словно кот, играющий с мышью.

— Парта Мак Отна, это странно, что такой человек как ты, — хотя, признаюсь, я о тебе до сих пор ничего не слышал — прибыл сюда в одиночку на маленькой лодке.

— Чего же тут странного? Если бы я приплыл на драккаре со своими людьми, каждый из которых имеет счет к норманнам, дело не могло бы закончиться ничем иным, как солидной потасовкой. Но ведь мы с тобой, Торвальд, люди, цивилизованные, и хотя нашим народам случалось враждовать между собой, вполне можем договориться обо всем спокойно.

— Это верно, викинги и ирландцы-реверы особой дружбы между собой никогда не водили, — подтвердил норманн.

— Именно поэтому я взял лодку и на исходе дня высадился на острове в одиночку. Драккар ушел за Малин Хед и заберет меня только на рассвете.

— Сколько трудов, — ухмыльнулся викинг, — и все это ради какого-то паршивого юта. Расскажи подробнее, о чем идет речь.

— Все очень просто. Мой кузен Нейл сидит в плену у ютов, а мой клан не платит за него выкуп. И не потому, что не хочет, а потому, что те требуют слишком уж многого. Но до нас дошло известие, что ты в битве с ютами у Гельголанда взял в плен их вождя. Я хотел бы его у тебя выкупить. Надеюсь, мы сможем его обменять на моего кузена.

— У ютов вечные междоусобицы. Откуда ты знаешь, что мой пленник друг, а не враг тех, что держат в плену твоего кузена?

— Если это так, тем лучше, — усмехнулся кельт, — за месть платят больше, чем за безопасность друга.

Торвальд поигрывал в задумчивости рогом.

— Тут ты прав, пожалуй, я всегда говорил, что вы, кельты, невероятные хитрецы. И сколько ты дашь за этого юта?