Шхуна «Колумб»(ил. А.И. Титовского), стр. 38

Почти час эсминец стоял неподвижно. Но никто из слухачей не расслышал больше ничего подозрительного. Наконец командир приказал дать тихий ход.

Еще раз, поздно ночью, гидрофоны уловили отдаленный взрыв, и больше ничто не вызывало их подозрений.

Проплавав всю ночь, к утру решили возвращаться. «Буревестник» отошел от Лебединого острова более чем на сто километров. Взяли курс на Соколиную бухту.

Утром подошли к острову и вошли в бухту. Эсминец встретила патрульная шлюпка. Поравнявшись с нею, командир в рупор приветствовал краснофлотцев и спросил, что нового. В ответ прозвучало дружное «здравствуйте» и слова лейтенанта:

— В бухте все спокойно!

«Буревестник» бросил якорь поближе к выселку.

Глава XIII

ПРОЩАЛЬНОЕ ПИСЬМО

Позади Люды щелкнул автоматический замок. Перед нею на полу, опершись спиною о стенку, сидел Марко, а возле него стояла на коленях Зоря с мокрой тряпочкой в руке. Помещение было тесное: если двое лежали, третьему приходилось сидеть. Каморка была пуста — только потолок, пол и стены да лампочка над дверью. Потолок нависал так низко, что Люда касалась его головой. Увидав друзей, девушка даже вскрикнула от радости. Она снова почувствовала себя среди своих и свободно вздохнула после допроса, на котором приходилось без задержки придумывать ответы. Она видела — захватчики не очень верили ей, но, получая ответы на все вопросы, не прибегали к репрессивным мерам. Увидев избитого Марка, Люда ужаснулась. Девушка наклонилась к нему, намереваясь спросить, как он себя чувствует, но Марко встретил ее бранью:

— Дрянь, трусиха! Прочь от меня!

Люда испуганно отшатнулась, но, посмотрев в глаза друга, поняла его. Марко боялся, что их подслушивают, и продолжал игру, начатую в каюте командира подводной лодки.

Люда села рядом с ним, не говоря ни слова. Она улыбнулась ему, но Марко отвернулся. В чем дело? Они же здесь одни!

Зоря удивленно посматривала то на Люду, то на Марка, боясь что-нибудь сказать.

Юнга вытянулся и повернулся к Люде спиной. Девушка продолжала сидеть в той же позе, ожидая, чем все это кончится. Через некоторе время она почувствовала, что Марко крепко стиснул ее руку несколько раз всей рукой, а затем нажал на нее только большим пальцем. Она не понимала, в чем дело. Пожатия продолжались. Это ей что-то напомнило, но что именно? Вот опять он сжимает ее руку то всей рукой, то нажимает одним большим пальцем. Между пожатиями — определенные интервалы. Так, так… один раз всей рукой, один пальцем, один, два всей рукой, интервал; один, два всей рукой, один, два пальцем, интервал; один пальцем, один, два всей рукой, интервал; один всей рукой, один пальцем… Что же это такое? Ага! Точка, точка, точка, интервал. Точка, тире, точка, точка, интервал. Точка, точка, тире, интервал. Тире, тире, тире, тире, интервал. Точка, тире, интервал. Точка, точка… Теперь она поняла: Марко говорит азбукой Морзе. Так никто их не услышит и не увидит. Она, напрягая память, припоминает знаки азбуки Морзе.

Марко сообщает ей, как допрашивали его и Зорю, и высказывает опасение, что их могут не только подслушать, но и как-нибудь незаметно подглядеть, и поэтому надо проявить максимальную осторожность. Он спрашивает ее о допросе. Люда подробно рассказывает. Она многое сочинила насчет военных кораблей, различных перемен на острове и на побережье. Спрашивали об отце, о торианите, но она все обсолютно запутала. Только, кажется, ей не очень верят. Она согласна с Марком — надо их ввести в заблуждение. Но ей тяжело видеть, как с ним обращаются. Марко отвечает, что так и должно быть. Все равно погибать. И все же надо бороться — может быть, им еще удастся отомстить диверсантам.

Если Марко погибнет первым, она должна продолжать начатую игру. В таком положении это единственный выход. Надо помнить свой долг перед Родиной. Сейчас он предлагает начать громкий разговор. Пусть она объясняет ему, почему все рассказала, а он в ответ будет ее ругать. Если их подслушают, это даже лучше. Она согласна и даже просит, чтобы Марко ее побил. В ответ на это Люда чувствует нежное пожатие руки. Это не знак Морзе. Это просто дружеское, искреннее пожатие, может быть последнее в жизни. У девушки на глазах выступили слезы; слезы зазвенели и в ее голосе, когда она начала говорить.

Если их кто-нибудь подслушивал, то слова, произносимые ею, безусловно создавали то впечатление, на которое надеялся Марко.

— Марко, пойми меня! Ведь от нас не требуют ничего страшного. Нас только спрашивают, и мы должны отвечать, иначе нас замучают и убьют. Разве то, что мы расскажем, имеет такое уж большое значение? Это же мелочи! Важного мы все равно не знаем.

— Трусиха! — кричал в ответ Марко. — Тебя мало убить!

— Марко, как они тебя избили! Марко, я боюсь…

— Молчи! Ну что, что ты там рассказала?

Люда, всхлипывая, стала рассказывать то, что она говорила на допросе. Марко перебивал ее ругательствами и обещаниями жестоко с ней расправиться. Так прошло несколько минут. Люда замолчала и, пожимая юноше руку, требовала, чтобы он ее побил. Но Марко не отваживался сделать это. Наконец он несколько раз замахнулся на нее, но не ударил, кулак его здоровой руки прошел мимо ее лица и легко стукнул по стене. Зоря, наблюдая эту сцену, воспринимала все всерьез. Она вскочила и обняла Марка, стараясь уберечь Люду от удара. Та отвернулась к стене и закричала не своим голосом. В тот же миг отворилась дверь, и на пороге появился Анч. За ним стоял тот самый матрос, который в коридоре сторожил Марка. Люда повернула к ним лицо, обмазанное кровью (она перед этим стукнулась носом об стену и вызвала небольшое кровотечение). Это было доказательство вины Марка. Анч, выругав его, забрал девушку с собой.

Снова захлопнулась дверь, и юнга с Зорей остались одни. Марко погладил девочку по голове, но она порывисто отвернулась от него. Юноша горько улыбнулся: он боялся, что Находка так никогда и не поймет его. Он попробовал заговорить, но девочка в ответ лишь смотрела на него с укором.

Время тянулось необычайно медленно. Наконец дверь открылась, и знакомый уже пленникам матрос поставил перед ними тарелки с едой и хлеб. При этом он как будто ненароком толкнул Марка. А когда тот обратил на него внимание, показал глазами на хлебницу. После этого матрос повернулся и вышел в коридор, старательно заперев за собою дверь.

Как ни измучился Марко за этот день, но здоровый организм победил все, и у него проснулся волчий аппетит.

Он приглашал и Зорю попробовать угощение, но девочка хлебнула одну ложку и больше есть не стала.

— Что будет — увидим, а пока надо поесть, — говорил ей Марко.

Но Зоря протестующе покачала головой, давая понять, что есть не будет.

Разламывая хлеб, Марко вспомнил, что матрос как будто намеренно выразительно показывал на него глазами. Марко осмотрел хлебницу. Она была покрыта белой салфеткой, а под салфеткой что-то лежало. Юнга снял салфетку и увидал несколько маленьких листков бумаги и коротенький обломок карандаша.

На одном из листков, перегнутом пополам, было что-то написано по-английски. Он вспомнил свои попытки заговорить в коридоре с этим матросом. Тогда конвоир не ответил, но вопрос «который час» показал, что он знает английский язык. Юнга стал разбирать написанное. Английский язык он знал слабо и потому перевел только кое-что, а об остальном догадался из контекста, да и то после долгих размышлений.

Итак, здесь, на пиратском корабле, есть человек, который ему сочувствует. Неизвестный друг… Конечно, это и есть матрос, только что принесший им обед. А может быть, это провокация? Но какие у него основания так думать? Тогда ему подсунули бы записку, написанную не по-английски, а по-русски… И потом, наверняка обещали бы свободу. А здесь ничего подобного! Неизвестный друг сочувствует, но помочь не может. Ясно, он здесь один. И обещает ему только передать письмо родителям и друзьям. Посмертное письмо!.. Значит, он должен умереть…