Бриг «Три лилии», стр. 22
Глава двадцатая
КОГДА БРАНТЕ КЛЕВ РАСКОЛОЛСЯ НАДВОЕ
Миккель и Туа-Туа сидели за столом на кухне постоялого двора. Зима кончилась. Солнце взломало лед, чайки камнем падали на воду и взлетали с трепещущей рыбой в клюве. Верба покрылась почками. По Бранте Клеву бежали веселые ручейки.
Куда пропал Пат?
Бабушка ушла с утра к Синтору стричь овец, сказала, что будет вечером. Плотник полночи ловил рыбу и теперь крепко спал. Ульрика Прекрасношерстая паслась в лесу.
Боббе лежал в луче солнца на полу и сладко храпел.
Миккель прихлопнул муху и сказал:
— Через два дня придут дом сносить.
На столе между ними лежала зовутка.
— Дуй не дуй, никакого толку, — заметила Туа-Туа. — Все равно не ответит.
— А ты знаешь почему?
Туа-Туа отрицательно покачала головой.
— Потому что все это неправда, — мрачно произнес Миккель.
Туа-Туа обескураженно посмотрела на зеленый пластырь. Вот уже четыре месяца, как Пат налепил его. Через месяц пора… Нет, не может быть, чтобы Пат… Неужели ляписутапис тоже обман?
— Откуда же он узнал про судовой журнал за стеной?! воскликнула она.
— Нашел, когда мы ушли в первый раз, — ответил Миккель.
— А голос, который мы слышали вечером, когда… — сказала ТуаТуа.
Миккель только рукой махнул:
— Знаешь, Туа-Туа, что я думаю? Что это сам Пат свой голос изменил, или животом говорил, или еще как-нибудь.
Туа-Туа еле сдерживала слезы. Как же так? Выходит, Пат…
— Прошлый год весной цирк приезжал, так у них был один — умел говорить животом, — продолжал Миккель.
— Может, Пат научился у него, — сказала Туа-Туа.
Миккель угрюмо кивнул и начертил на столе букву «П».
— Одно не пойму: откуда Пат знал о корабле, который на мели стоял, и о том человеке, что на берег хотел?
Туа-Туа тоже не могла этого понять. И Миккель вытащил из башмака письмо Пата. Они уже раз сто его читали, с тех пор как нашли в кармане Плотниковой куртки.
Миккель стал читать вслух, Туа-Туа внимательно слушала.
— «А Вы тем временем тоже будьте начеку, — вдруг еще старатели появятся…» Старатели — это те, что золото ищут, — объяснил Миккель. — Ты никого не примечала, Туа-Туа?
Нет, она вроде никого не видела. Миккель снова обратился к письму.
— «Каждый след — путеводная нить, говорят опытные люди. Первый след ведет на острова, к некоему мистеру Симону Тукингу, ю нау, дакс! Надо спешить, пока еще лед не сошел…» Но теперь-то лед уже сошел, — заметил Миккель, — а о Симоне Тукинге ни слуху ни духу, и о Пате тоже. «Вернусь, когда настанет час». Как по-твоему, Туа-Туа, о каком это он часе пишет?
— Когда найдет Симона Тукинга, — предположила Туа-Туа.
— Все-таки он хороший человек: сколько из-за отца моего хлопочет!.. — заключил Миккель. — Тш-ш, что это?
Боббе поднял голову и навострил уши. Все трое прислушались.
— Будто кувалдой ударили, — сказала Туа-Туа.
— Нет, ломом по камню, — возразил Миккель.
— Опять! — воскликнула Туа-Туа.
— Ладно, пусть их. Лучше слушай дальше, — сказал Миккель. — «А только сами видите — морское золото истощилось. А речное можно промывать только после пасхи, так в старательском уставе записано. К тому времени, дакс, мне нужно все застолбить»…
— Думаешь, Пат сейчас столбит?
— Конечно, а ты думала!.. — ответил Миккель.
— Опять, — сказала Туа-Туа.
На этот раз Миккель разобрал.
— Кувалдой по буру бьют, — объявил он. — По звону слышно. И совсем близко, шагов триста.
— Наверное, что-нибудь взрывать хотят, да? — робко произнесла Туа-Туа.
Миккель хмуро кивнул.
— Я как раз сижу и думаю: почему в письме нет ни слова о горном золоте? Неужели Пат забыл застолбить гору? О морском золоте есть, о речном тоже, только о горном ни слова.
— Посмотри получше, — предложила Туа-Туа.
Миккель пробежал все письмо сначала.
— А может, застолбил и просто забыл написать? Но тогда гора тоже Патова. — Он наклонился над столом. — Помнишь, Туа-Туа, что он писал: «А Вы тем временем тоже будьте начеку — вдруг еще старатели появятся».
Туа-Туа кивнула.
— «Уж тогда покажите…»-продолжала она наизусть.
— «…на что Вы годитесь», — закончил Миккель. — Вот именно! «…не подкачайте, как…»
Страшный гул сотряс дом. Стекла задребезжали, крышки сами соскочили с кастрюль. Солнце исчезло в синем облаке, в кухне стало темно.
— Взрывают, — сказал Миккель глухо. — Зарядище-то!
Снова выглянуло солнце. Он почувствовал себя храбрее.
— Погоди здесь, Туа-Туа, я выйду посмотрю. Главное захватить их на месте…
Только он шагнул к двери, как дом подпрыгнул от нового взрыва. Миккель сел на пол. Боббе тявкнул и спрятался у него под ногами. Миккель закусил губу и посмотрел на потолок: там, наверху, плотник.
— Он полночи рыбу ловил. Теперь весь день проспит. А может, проснулся и ходит уже? Ты ничего не слышишь, Туа-Туа?
— Нет, — пролепетала Туа-Туа.
— Ну да, он ведь, когда спать ложится, уши шерстью затыкает, — сказал Миккель. — Возьмем ружье, он и не заметит.
Туа-Туа побледнела:
— А на что нам ружье, Миккель?
— Участок-то наш! Наш и Пата… Подержи Боббе, я схожу за ружьем.
Туа-Туа всполошилась:
— Останься, Миккель! Я не пойду туда! Они нас взорвут!
— Не будем зевать — не взорвут, — возразил Миккель. Слышишь, все тихо. Значит, кладут новые заряды и тянут шнур.
Не успела Туа-Туа ответить, как он уже был на лестнице. Его встретили мрак и табачный запах. Дверь Грилле была заперта. Миккель попробовал заглянуть в замочную скважину, но плотник заткнул ее изнутри.
— Плотник!.. — позвал Миккель.
Молчание. Он вытащил перочинный нож, просунул лезвие в щель и поднял щеколду. И вот уже Миккель в комнате; башмаки он снял, чтобы не шуметь. Плотник Грилле лежал на кровати; его живот то поднимался, то опускался в лад с громким храпом. Из-под одеяла торчали измазанные глиной сапоги. Сразу было видно, что плотник вернулся домой поздно.
На всякий случай Миккель наклонился и крикнул ему в ухо:
— На Бранте Клеве взрывают!
Плотник приоткрыл левый глаз и тут же снова уснул.
На пороге появилась Туа-Туа, бледная, дрожащая.
— Сказано тебе: держи Боббе! — зашипел Миккель. — Хочешь все испортить?
— Вот увидишь, не успеем. Небось уже шнур тянут, — хныкала Туа-Туа. — Лучше давай обождем…
— Пока они не взорвут всю гору? — перебил ее Миккель. А что скажет Пат? Как ты думаешь, Туа-Туа Эсберг?
Ружье висело высоко — Миккелю пришлось влезть на комод.
— Вдруг оно заряжено? — Туа-Туа всхлипнула.
— Ясно, заряжено… — прошептал Миккель. — Думаешь, старатели пугачами отбиваются? На, держи — да осторожно, не выстрели!
Туа-Туа приняла ружье бережно, как грудного младенца.
— Теперь давай его сюда и иди вперед! — скомандовал Миккель спрыгнув. — Ну, Туа-Туа, сейчас будет дело!
Лестница громко скрипела под ногами. Но что такое скрип ступенек для человека, которого даже взрыв не может разбудить? А через несколько минут они уже были на пути к вершине Бранте Клева. Боббе бежал позади на почтительном расстоянии: старые собаки любят осторожность.
Внизу серебрился на солнце залив. Было двадцать девятое апреля, но весна в том году выдалась поздняя. Кругом цвела мать-имачеха. Талые воды журчали в расщелинах, мочили чулки и ботинки. Среди сухого вереска голубели анютины глазки.
Миккель остановился и взял Туа-Туа за руку:
— Так и знал — что тур взрывают! Хотя Пат все застолбил. Хорошо, что мы взяли ружье.
— Миккель, мне страшно… — прошептала Туа-Туа.
— Держись за мной, — успокоил ее Миккель. — Негодяи! На чужом участке! Забыли даже, что с мертвыми викингами шутить опасно. Гляди, Туа-Туа, вон они.
На фоне неба отчетливо выделялись три фигуры. Двое выворачивали ломами камни, третий стоял рядом, заложив руки за спину, и распоряжался.
— Батраки Синтора, — сказал Миккель. — Видишь вон того, что стоит? Это Мандюс Утот. Видишь у него на шее шнур? До золота добираются, лопни мои глаза! А право у них есть на это? Гляди, Туа-Туа, шнур тянут.