Моя до полуночи, стр. 23

– Я отняла игрушку у младенца, – простонала Беатрикс. – Как же низко я пала! Меня надо посадить в тюрьму.

Вторым предметом была карточка с двумя одинаковыми изображениями, которую вставляли в стереоскоп – приспособление для получения двухмерного изображения. Затем был ключ и… о Боже, печать из серебра высшей пробы с выгравированным на одной стороне фамильным гербом. Она предназначалась для запечатывания писем воском. Предмет был тяжелым и довольно дорогим – такие вещи, как правило, передаются из поколения в поколение.

– Это из личного кабинета лорда Уэстклиффа, – пробормотала Беатрикс. – Она лежала на его письменном столе. Я сейчас пойду и повешусь.

– Это надо вернуть немедленно, – сказала Амелия и вытерла вспотевший лоб. – Если они обнаружат, что печать пропала, они обвинят в этом прислугу.

От ужаса сестры замерли.

– Утром мы нанесем визит леди Уэстклифф, – сказала Поппи. – Это ведь один из ее приемных дней?

– Какое это имеет значение? – сказала Амелия. – У нас нет времени ждать. Завтра мы поедем в Стоуни-Кросс независимо от того, приемный это день или нет.

– Мне тоже надо поехать? – с ужасом спросила Беатрикс.

– Нет, – одновременно ответили Амелия и Поппи. Они обе думали об одном – вдруг Беатрикс не сумеет сдержать приступ клептомании во время еще одного визита?

– Спасибо, – с явным облегчением сказала Беатрикс. – Хотя мне жаль, что мои дела придется распутывать вам. Меня надо как-то наказать. Может быть, мне следует признаться и извиниться…

– К этому мы прибегнем, если нас поймают. Сначала попытаемся как-то это скрыть.

– А надо сказать Лео, Уин или Меррипену?

– Нет. – Амелия крепко прижала к себе сестру. – Это будет наш секрет. Мы с Поппи все сделаем как надо.

– Хорошо. И спасибо. – Беатрикс расслабилась и прижалась к Амелии. – Я надеюсь, вас не поймают.

– Не поймают, не беспокойся, – уверила ее Поппи.

– Считай, что проблема решена, – бодрым тоном добавила Амелия.

Но на самом деле обе были в панике.

Глава 10

– Не понимаю, почему Беатрикс это делает? – сокрушалась Поппи по пути в Стоуни-Кросс. Украденные предметы были глубоко спрятаны у нее в карманах.

– Я уверена, что у нее это происходит непроизвольно, – ответила Амелия, нахмурившись. – Если бы Беа делала это намеренно, она крала бы те вещи, которые ей действительно нужны, например, ленты, перчатки или конфеты, и никогда бы потом в этом не признавалась. – Амелия горько вздохнула. – Это обычно происходит, когда в ее жизни наступает какая-то значительная перемена: когда умерли папа и мама… потом, когда заболели Лео и Уин… и сейчас, когда мы покинули свой старый дом и переехали в Гемпшир. Надо постараться как-то все уладить побыстрее, чтобы Беатрикс окружала спокойная и благожелательная обстановка.

– В нашем теперешнем доме нет ничего «спокойного и благожелательного», – мрачно заявила Поппи. – Ах, Амелия, ну почему наша семья такая странная?

– Мы не странные.

– Странные люди никогда не признаются, что они странные, – сказала Поппи.

– Я, во всяком случае, совершенно обыкновенная, – запротестовала Амелия.

– Ха.

– Что значит твое «ха», объясни, пожалуйста. – Амелия посмотрела на сестру в неподдельном удивлении.

– Ты пытаешься управлять всем и всеми. И ты не доверяешь никому, кроме своей семьи. Ты как дикобраз. Никто не прошмыгнет мимо твоих иголок.

– Как вам это понравится? – возмутилась Амелия. – Меня сравнивают с диким животным только за то, что я посвятила жизнь исключительно своей семье…

– Тебя никто об этом не просил.

– Но кому-то надо это делать. А я – самая старшая.

– Старший у нас Лео.

– Я самая трезвая старшая Хатауэй.

– Все равно это не значит, что ты должна жертвовать собой.

– Я и не жертвую. Я просто чувствую ответственность за вас. А ты – неблагодарная, Поппи.

– Ты что предпочла бы – благодарность или мужа? Лично я выбрала бы мужа.

– Мне не нужен муж.

Так они пререкались всю дорогу до Стоуни-Кросса. Въехав в поместье лорда Уэстклиффа, обе были взвинчены и обозлены. Но когда к ним вышел лакей, чтобы помочь выйти из коляски, сестры взялись за руки и с притворными улыбками последовали за ним в дом.

Они подождали в холле, пока дворецкий не удалился, чтобы возвестить об их прибытии. К великому облегчению Амелии, он провел их в гостиную, сообщив, что леди Уэстклифф выйдет к ним через минуту.

– О, как здесь чудесно! – воскликнула Поппи. – Как хорошо пахнет, а окна просто сверкают!

Гостиная и вправду была красивой: в вазах стояли свежесрезанные цветы, мебель атласного дерева была обита голубым шелком, в белом мраморном камине горел огонь.

Амелия молчала, хотя трудно было не согласиться с Поппи. Глядя на эту безупречно чистую гостиную, так не похожую на пыль и разруху Рамзи-Хауса, Амелия почувствовала вину.

– Не снимай шляпу, – сказала она Поппи, которая уже развязывала ленты. – Во время официального визита шляпы обычно не снимают.

– Но это в городе, – возразила Поппи, – а в деревне этикет не такой строгий. И леди Уэстклифф вряд ли будет возражать.

– Против чего я не буду возражать?

Это был голос леди Уэстклифф. Сама она была одета в розовое платье, а ее темные локоны были собраны в пучок на затылке. Выражение лица было, как всегда, приветливое, а глаза лукаво блестели. Она держала за руку темноволосую девчушку в голубом платьице, с большими круглыми глазами цвета имбирного пряника – миниатюрную копию мамы.

– Миледи… – Амелия и Поппи поклонились. Решив быть откровенной, Амелия сказала: – Мы как раз обсуждали с сестрой, следует ли нам снимать шляпы.

– Господи! Что за чушь все эти формальности! Снимайте шляпы. И называйте меня просто Лиллиан. А это моя дочь Мерритт. Мы решили немного поиграть перед дневным сном.

– Надеюсь, что мы не помешали… – начала Поппи.

– Что вы! Если вас не смутит наша возня во время вашего визита, мы будем более чем счастливы, что вы нас навестили. Я уже распорядилась насчет чаю.

Вскоре сестры непринужденно болтали. Мерритт тоже перестала стесняться и показала гостям свою любимую куклу Энни, а потом с гордостью достала из кармана кучу листьев и камешков. Леди Уэстклифф – Лиллиан – оказалась любящей матерью и не постеснялась залезть под стол, чтобы достать дочери закатившийся туда камешек. Для такого аристократического дома, как Стоуни-Кросс, отношения Лиллиан с дочерью были необычными. Детей в таких домах редко выносили из детской к гостям, разве что на минуту, чтобы те погладили их по головке и тут же уехали. Многие женщины такого статуса, как леди Уэстклифф, обычно видели своих отпрысков раз или два в день, перекладывая основную заботу о них на нянь и кормилиц.

– Мне просто все время хочется ее видеть, – откровенно призналась Лиллиан. – Ничего не могу с собой поделать. Так что няням приходится терпеть мое постоянное присутствие в детской.

Когда принесли чай, куклу Энни усадили между Поппи и Мерритт. Девочка поднесла свою чашку к губам куклы и сказала:

– Мама, Энни хочет еще сахару.

Лиллиан усмехнулась, понимая, кто хочет выпить этот слишком сладкий чай.

– Скажи Энни, что мы не кладем в чашку более двух кусков, дорогая. Иначе она заболеет.

– Но она сладкоежка, – возразила Мерритт и добавила угрожающим тоном: – И у нее ужасно плохой характер.

Лиллиан покачала головой и поцокала языком.

– Какая упрямая кукла. Тебе следует быть с ней построже, Мерритт.

Поппи, с улыбкой наблюдавшая за этой сценой, сделала удивленное лицо и немного поерзала на диване.

– О Боже! По-моему, я на чем-то сижу… – Она сунула руку себе за спину и достала деревянную лошадку, сделав вид, что нашла ее между подушками.

– Это моя лошадка! – воскликнула Мерритт, зажав игрушку в кулачке. – Я думала, что она сбежала.

– Слава Богу, – сказала Лиллиан. – Это одна из любимых игрушек Мерритт. Мы ее вчера обыскались.