Холмы Смерти, стр. 63

Брат мой, я даже не говорю о том, что есть тайны, которые должны оставаться тайнами, дабы светила не поколебались на своих орбитах и не пошатнулись основы мироздания. А ты хочешь просто удовлетворить свое любопытство… Ты называешь мою магию черной и подразумеваешь, что я вступил в сговор с теми силами, которые ты, по незнанию, именуешь адскими. Но посуди сам: будь я закоренелым злодеем, а моя сила — от Сатаны, неужто я не оставил бы себе прекрасное молодое тело юного Краана, вместо того чтобы вернуться в свое собственное, сморщенное и иссохшее? Но ведь у меня и в мыслях не было так поступить. Вот видишь, все не так просто, как может показаться со стороны…

Что же до посоха вуду, пусть он останется при тебе, кровный брат. Он убережет тебя и от злых колдунов, и от лесных хищников, и от действительно ужасающих сил, перед которыми твои бесы показались бы безрогими ягнятами. Как некогда служил верой и правдой одному из самых могучих волшебников, которого также звали Соломоном.

А мне уже, пожалуй, пора возвращаться в дом духов, где спит мое настоящее тело… Куда ты направишься дальше, побратим?

Соломон Кейн махнул рукой на восток:

— Зов джунглей манит меня дальше и дальше… Н'Лонга понимающе кивнул и протянул пуританину руку, по обычаю белых людей. Кейн, не раздумывая, крепко сжал сильную ладонь. Глаза колдуна вновь хитро заблестели, но англичанин уже прекрасно знал, что это была лишь одна из масок мудрого и опасного существа. Его больше не мог обмануть смех в глазах дракона.

— Моя пора уходить, кровная брат, — сказал колдун, привычно коверкая слова (как ни странно, этот воистину могучий маг гордился знанием пиджин-инглиша, как восьмилетний ребенок — коллекцией солдатиков). — Твоя смотреть внимательно, держать нос по ветру! Так? Черная душа джунглей смотреть и смотреть, как бы ты оступиться! Главное, твоя не забывать о могучий посох вуду, брат! Ну, наша договориться! Так! — И с этими словами Н'Лонга опустился на песок.

Прямо на глазах Соломона юношеское лицо разгладилось, глаза покинули хитрый блеск и змеиная мудрость умудренного жизнью старца. Перед Кейном снова был простой симпатичный юноша из безвестной африканской деревни. Пуританин, который вроде бы должен был уже привыкнуть ко всяческим чудесам, все же вздрогнул. Ему явственно привиделось, как далеко-далеко отсюда, на океанском побережье, в хижине духов старого Н'Лонги, зашевелилось, пробуждаясь после сна, подобного смерти, сморщенное высохшее тело. И, представив себе выражение глаз могучего заклинателя вуду, Кейн вздрогнул еще раз.

Между тем Краан сел, зевнул и потянулся. Глаза его еще наполняли отголоски волшебных снов. Рядом с ним зашевелилась просыпающаяся Зунна.

— Прости, господин. — Краан в смущении прижал руку к сердцу. — Мы тут, кажется, задремали…

Крылья в ночи (Перевод с англ. И.Рошаля)

1

Ее жителей погубил не голод — поблизости буйно зеленели заброшенные рисовые чеки. До этих краев, хвала Создателю, еще не добрались работорговцы-мавры. Судя по всему, причиной гибели этого племени не была и вспышка какой-либо болезни. Многие хижины уже обвалились, на заросших травой проходах между ними в изобилии белели человеческие кости, большинство которых были погрызены дикими зверями — тут явно было чем поживиться шакалам и гиенам. Разглядывая расколотые кости и таращившиеся в небо пустыми глазницами пробитые черепа, Кейн уверился, что некоторое время назад тут кипела кровавая бойня. Должно быть, местные жители стали жертвами одной из жестоких африканских племенных войн.

Но пуританину не давал покоя вопрос: почему нападавшие пренебрегли добычей? Там и сям на земле валялись попорченные непогодой кожаные щиты, поломанные копья, с которых никто не потрудился снять железные наконечники, являвшие собой немалую ценность. На шее одного скелета с раздавленной грудной клеткой поблескивало ожерелье из стеклянных и каменных бус — ценный трофей для любого чернокожего дикаря.

Что-то не так было и с хижинами. Англичанин присмотрелся повнимательнее: так и есть, вязанные из пучков соломы крыши большинства из строений были раздерганы и разворошены. Может быть, это гигантские стервятники пытались добраться до мертвецов внутри?

И тут он увидел то, что заставило его замереть от удивления. Сразу за поваленными остатками изгороди с восточной стороны деревушки возвышался исполинский баобаб. До высоты шестидесяти футов его толстый ствол был абсолютно гладким — вскарабкаться по нему было невозможно. И тем не менее на обломанном суку издевательски красовался скелет, кем-то явно специально помещенный туда. Мурашки пробежали по спине Кейна, почувствовавшего студеное прикосновение тайны. Каким образом эти бренные останки оказались на такой высоте? С какой целью кто-то потратил столько усилий, чтобы их туда закинуть?

Кейн недоуменно покачал головой, а его правая рука невольно легла на пояс, поближе к рукояткам черных длинноствольных пистолетов, эфесу тяжелой рапиры и кинжалу. Пуританин не ощущал того страха, который обязательно бы охватил обычного человека, столкнувшегося лицом к лицу с Безымянным Неизвестным. Годы странствий по удивительным странам, столкновения с необычными существами закалили его тело, разум и душу, придав им крепость и гибкость оружейной стали.

Высокий, поджарый, словно леопард, — и такой же опасный — мужчина был одет в темное платье пуританина. Широкие плечи, длинные и крепкие руки виртуоза-фехтовальщика, нервы-канаты, железные мускулы и безденные прозрачные глаза — портрет не прирожденного убийцы, но фанатичного борца с малейшими проявлениями зла и несправедливости.

Лесные заросли с их острыми шипами и цепкими лианами обошлись с путешественником безжалостно. Одежда и мягкая фетровая шляпа без пера были изодраны в клочья. Сапоги из толстой кожи стоптались и прохудились. Свирепое африканское солнце опалило до черноты его грудь и плечи, но худое лицо аскета, удивлявшее неестественной бледностью, казалось, было нечувствительно к жарким лучам.

За спиной англичанина остались непролазные заросли зеленого ада, откуда он бежал, точно загнанный волк. А по его следам, отставая лишь на несколько часов пути, спешили черные людоеды, подпиливающие зубы, чтобы сподручнее было терзать человеческую плоть. До сих пор порывы ветра доносили до ушей пуританина отголоски переклички тамтамов, чей низкий рокот разносился над джунглями и саванной, опережая белого путника. В их жутковатом перестуке явственно слышались ненависть, жажда крови и неутоленный голод.

В памяти Кейна еще свежи были воспоминания о бегстве из краев крадущейся погибели. Слишком поздно он разобрался наконец, что нелегкая завела его в земли каннибалов. Вот уже третий день он бежал, не разбирая дороги, сквозь густые джунгли, насыщенные миазмами гниения. Где ползком, где по деревьям, он пробирался вперед, путая следы, чуя на своем затылке дыхание смерти.

Накануне англичанин далеко оторвался от кровожадных дикарей, под покровом ночи далеко углубившись в саванну, и даже смог себе устроить небольшой привал, И хотя с самого рассвета пуританин не видел и не слышал своих преследователей, он не верил, что негры отказались от погони.

Еще раз настороженно оглядевшись, Соломон Кейн поудобнее перехватил посох вуду и двинулся дальше. В паре сотен футов за баобабом начиналось редколесье, затем опять плавно переходящее в саванну. Волнующееся на ветру море травы простиралось до тянувшейся с севера на юг гряды невысоких холмов, причем густая растительность порой превышала человеческий рост. Холмы постепенно переходили в предгорья, сменяемые, в свою очередь, горной цепью, охватывающей полукольцом восточный горизонт. Безжизненные голые скалы впивались острыми пиками в синее небо, и их изломанные очертания живо напомнили Кейну черные отроги Негари. Налево и направо, насколько хватал глаз, уходила зеленая лесистая равнина. Судя по всему, он вышел на колоссальное плато, с востока замкнутое горами, а с запада — саванной.