Торговец кофе, стр. 47

– Знаю, знаю. – Мигель вскинул руки, словно моля о пощаде. – Это все мои партнеры – деньги у них есть, но они не спешат раскошелиться. Но я найду деньги до конца следующей недели, как ты просил. – Мигель решил больше ничего не говорить Нунесу, чтобы тот не напомнил снова о договорах. – Может быть, – сказал он, собираясь уходить, – замолвишь словечко насчет меня Рикардо.

– Я не стану делать за тебя твою работу, – сказал Нунес ему вслед, – и становиться между тобой и Паридо.

Как будто Мигелю было мало неприятностей за один день, он, едва переступив порог дома брата, сразу понял, что случилось что-то ужасное. Даниель сидел в передней со странным выражением лица – разочарования и удовлетворения одновременно.

– В чем дело? – спросил его Мигель. – Ты шарил…

Он не стал договаривать. Этот вопрос ни к чему хорошему не приведет.

Даниель протянул ему запечатанное письмо. Как долго брат будет донимать его насчет переписки? Но сейчас Мигель понимал, что это письмо совсем другого рода и что Даниель уже знает его содержание.

Одеревеневшими пальцами Мигель распечатал письмо и развернул сложенный втрое листок. Ему не надо было читать тщательно подобранные слова на официальном испанском, выведенные витиеватым почерком. Он знал, что там написано. Мигеля вызывали на маамад следующим утром.

19

До темноты оставалось всего несколько часов, и Мигель хотел употребить их с максимальной пользой. Угроза полного краха дышала ему в затылок, но еще был шанс вооружиться – и, может, одержать победу. Несмотря на все его проблемы с маамадом, а их было много, он знал, что одна вещь может обернуться в его пользу. Совет не выносил приговор, основываясь на одном лишь принципе. Паридо мог выступить против него, мог попытаться убедить совет принять меры, но парнассы пожелают услышать доводы. Они хотели, чтобы община процветала, поэтому были склонны принять извинения и учесть сложившиеся обстоятельства. Многим удавалось спасти свои головы, представив маамаду весомый довод.

Чтобы подготовить такой довод, Мигелю было необходимо выяснить, почему именно маамад хочет его видеть, хотя он был почти уверен, что знает, в чем дело. Без сомнения, это Иоахим нажаловался на него совету. Теперь необходимо узнать, что сказал голландец и какие против Мигеля выдвинуты обвинения. И в этом была горькая ирония. Он так стремился избежать встречи с этим сумасшедшим, а теперь вынужден сам искать его.

Однако, прежде чем он начал строить план, где можно было бы найти Иоахима, Мигель вдруг вспомнил кое-что, а именно слова Хендрика до того, как на него напали в таверне. "Можете рассказать о ваших любовных победах, или странностях вашего народа, или какой-нибудь непостижимый план покорения биржи". Гертруда поклялась, что не откроет их коммерческую тайну своему псу, так почему он об этом заговорил? И каков истинный источник ее денег? Может, это из-за нее Мигеля вызывают на совет – ее и ее длинного языка?

Не сказав ни слова Даниелю, Мигель выскочил из дому и помчался обратно в "Поющего карпа", молясь, чтобы Гертруда еще не ушла. Она ушла. Мигель навел справки у разливальщика за стойкой, который дал понять: возможно, мол, он что-то слышал о том, куда она направилась, и пара монет освежит его память. За два стювера парень вспомнил, что она отправилась на банкет в дальнем конце Блумстрат.

Мигель нашел вход в банкетный зал в верхней части скромного краснокирпичного дома. Он поднялся по лестнице и постучал. Когда мальчик-слуга открыл дверь, Мигель сказал, что пришел на званый ужин, и мальчик тотчас провел его наверх в широкую комнату, где на разномастных восточных коврах стояло шесть-семь столов темного дерева. На дверных косяках и вдоль стен были канделябры с хорошими бездымными свечами, а с потолка свешивались громадные люстры. Дюжина картин висела на стенах как попало, об удобстве их обзора явно не думали. Два больших камина у торцевых стен пылали жаром, в углу пара скрипачей неистово терзала свои скрипки, однако музыку перекрывал гул пьяных голосов.

Столы, за каждым из которых сидело по десять-двенадцать человек, были заставлены всевозможной снедью: устрицами, вареной дичью, дымящимися кастрюлями с бутсепотом, из которых торчали ноги какого-то нечистого животного, издали похожие на руки тонущего человека, отчаянно пытающегося спастись. Громоздились гигантские головки сыра и тарелки с сельдью – соленой, печеной и тушеной. Стояли чаши с горячим молоком и растопленным сливочным маслом, плавающим на поверхности; буханки белого хлеба, горы фиг и фиников, печеный пастернак и голландский салат ело из шинкованной сырой капусты и моркови. В то время как Мигель пытался спастись от гибели, Гертруда пировала.

Полногрудые девушки обходили столы, наполняя коварные кубки без ножек. Мигелю приходилось видеть такие кубки и раньше, он даже пал их жертвой; так как кубки нельзя было поставить, человеку приходилось пить намного больше, чем он мог. Веселая компания в основном состояла из мужчин, но за каждым столом сидела одна или две женщины, такие же раскрасневшиеся, пьяные и оживленные, как их компаньоны-мужчины в черных костюмах и высоких шапках, умудрявшиеся пить, курить и есть одновременно.

Одноглазый и однорукий мужчина, сидевший за ближайшим столом, заметил Мигеля. В имеющейся руке, левой, он крепко сжимал кубок, не желая с ним расставаться даже ради еды.

– Эй, вы! – громко крикнул он. – Кто позвал еврея?

До этого момента Мигель не видел Гертруды. Даже на расстоянии – их отделяли друг от друга два или три сидящих за столом мужчины – было заметно, что движения ее потеряли грациозность, а глаза стали мутными. Она с трудом поднялась со стула, опершись о стол, и нетвердой походкой направилась к двери, где стоял Мигель.

– Вам надо протрезветь! – резко сказал Мигель. – Я должен с вами кое-что обсудить. В любом случае что здесь происходит? С кем это вы пируете?

– Это гильдия пивоваров, – сказала она.

– Что за дела у вас с этими людьми? – спросил он.

– Знаете, Мигель, я могу выбирать друзей и знакомых без вашего ведома. Лучше скажите, что случилось? – У нее расширились зрачки, как у ребенка.

– Маамад. Меня вызывают на совет завтра утром.

Она громко засмеялась, и ее смех пронзительно прозвучал в пьяном гвалте.

– Вы и ваш Магомет. Так вы еврей или турок?

Он сделал глубокий вдох:

– Гертруда, мне необходимо найти ответы на некоторые вопросы. – Он почти никогда не называл ее по имени. Он вспомнил, что называл ее по имени в тот вечер, когда попытался поцеловать, и от одного воспоминания об этом почувствовал себя униженным. – Вы кому-нибудь говорили о нашем предприятии?

– Конечно, не говорила. – Она быстро покачала головой, а потом проверила, не сбился ли ее аккуратный маленький чепец, вышитый рубинами.

– Эй, еврей, – обратился к нему один из сидящих за ее столом мужчин, – верни нам нашу веселую подругу.

Гертруда, неуклюже махнув рукой, велела им оставить ее в покое.

– Вы Хендрику ничего не говорили?

– Хендрику, – повторила она. – Этому буйволу. Я бы не доверила ему даже секрета того, как утопить в канале булыжник.

Мигель собрался с духом:

– А деньги? Я знаю, что вы были не вполне честны со мной. Откуда вы взяли деньги?

– Кто сказал, что я не была честна с вами? Кто это сказал? Я в гневе. – Она потеряла равновесие и схватилась за стену, но ее продолжало слегка качать.

Мигель взял ее за руку, чтобы поддержать.

– У меня нет времени на ваш гнев. Я должен знать, откуда у вас деньги. Если вы не получили их в наследство от мужа, то откуда они у вас?

Она засмеялась, а потом закрыла рот рукой:

– Конечно же, я получила их от мужа. Этот ублюдок только и знал, что использовал меня, чтобы удовлетворить свою похоть, а о моем удовольствии никогда не думал.

Даже мертвым он продолжает меня трахать. – Ее зрачки сузились, и что-то зловещее пробежало по ее лицу. – Он оставил мне немного денег, но недостаточно, чтобы компенсировать все, что я перенесла.