Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 2, стр. 50

Ехали-ехали; много прошло времени. «Слезь-ка, царевич, с коня да припади ухом к сырой земле, — сказала Василиса Премудрая, — не слыхать ли за нами погони?» Царевич припал ухом к сырой земле: ничего не слышно! Василиса Премудрая сошла сама с доброго коня, прилегла к сырой земле и говорит: «Ах, царевич! Слышу сильную за нами погоню». Оборотила она коней колодезем, себя — ковшиком, а царевича — старым старичком. Наехала погоня: «Эй, старик! Не видал ли добра молодца с красной девицей?» — «Видал, родимые! Только давно: они еще в те? поры проехали, как я молод был». Погоня воротилась к водяному царю. «Нет, — говорит, — ни следов, ни вести, только и видели, что старика возле колодезя, по воде ковшик плавает». — «Что ж вы их не? брали?» — закричал водяной царь и тут же предал гонцов лютой смерти, а за царевичем и Василисой Премудрой послал другую смену. А тем временем они далеко-далеко уехали.

Услыхала Василиса Премудрая новую погоню; оборотила царевича старым попом, а сама сделалась ветхой церковью: еле стены держатся, кругом мохом обросли. Наехала погоня: «Эй, старичок! Не видал ли добра молодца с красной девицей?» — «Видел, родимые! Только давным-давно; они еще в те? поры проехали, как я молод был, эту церковь строил». И вторая погоня воротилась к водяному царю: «Нет, ваше царское величество, ни следов, ни вести; только и видели, что старца-попа да церковь ветхую». — «Что ж вы их не? брали?» — закричал пуще прежнего водяной царь; предал гонцов лютой смерти, а за царевичем и Василисою

Премудрою сам поскакал. На этот раз Василиса Премудрая оборотила коней рекою медовою, берегами кисельными, царевича — селезнем, себя — серой утицею. Водяной царь бросился на кисель и сыту, ел-ел, пил-пил — до того, что лопнул! Тут и дух испустил.

Царевич с Василисою Премудрою поехали дальше; стали они подъезжать домой, к отцу, к матери царевича. Василиса Премудрая и говорит: «Ступай, царевич, вперед, доложись отцу с матерью, а я тебя здесь на дороге обожду; только помни мое слово: со всеми целуйся, не целуй сестрицы; не то меня позабудешь». Приехал царевич домой, стал со всеми здороваться, поцеловал и сестрицу, и только поцеловал — как в ту ж минуту забыл про свою жену, словно и в мыслях не была.

Три дня ждала его Василиса Премудрая; на четвертый нарядилась нищенкой, пошла в стольный город и пристала у одной старушки. А царевич собрался жениться на богатой королевне, и велено было кликнуть клич по всему царству, чтоб сколько ни есть народу православного — все бы шли поздравлять жениха с невестою и несли в дар по пирогу пшеничному. Вот и старуха, у которой пристала Василиса Премудрая, принялась муку сеять да пирог готовить. «Для кого, бабушка, пирог готовишь?» — спрашивает ее Василиса Премудрая. «Как для кого? Разве ты не знаешь: наш царь сына женит на богатой королевне; надо во дворец идти, молодым на стол подавать». — «Дай и я испеку да во дворец снесу; может, меня царь чем пожалует». — «Пеки с богом!» Василиса Премудрая взяла муки, замесила тесто, положила творогу да голубя с голубкою и сделала пирог.

К самому обеду пошла старуха с Василисою Премудрою во дворец; а там пир идет на весь мир. Подали на стол пирог Василисы Премудрой, и только разрезали его пополам, как вылетели оттудова голубь и голубка. Голубка ухватила кусок творогу, а голубь говорит: «Голубушка, дай и мне творожку!» — «Не дам, — отвечает голубка, — а то ты меня позабудешь, как позабыл царевич свою Василису Премудрую». Тут вспомнил царевич про свою жену, выскочил из-за стола, брал ее за белые руки и сажал возле себя рядышком. С тех пор стали они жить вместе во всяком добре и в счастии.

№220 [176]

Жили мышь с воробьем ровно тридцать лет так дружно: кто что ни найдет — все пополам. Раз воробей нашел маковое зернышко. «Что тут делить? — подумал он. — Раз куснуть — нет ничего!» Взял да и съел один зернышко. Спознала про то мышь и не захотела больше жить с воробьем. «Давай, — говорит ему, — давай драться не на живот, а на смерть; ты собирай всех птиц, а я соберу всех зверей». Так и сделалось; собрались и звери и птицы, бились долго-долго. В этом бою побили одного орла; тот полетел на дубок и сел на ветку.

На ту пору мужик в лесу охотился; охота была неудачная. «Дай, — подумал мужик, — хоть орла убью». Не успел он взяться за ружье, как орел провещал человеческим голосом: «Не бей меня, добрый человек! Я тебе ничего худого не сделал». Мужик пошел от него прочь, ходил-ходил, не нашел никакой птицы; подходит в другой раз к дубу и хочет орла убить. Уж совсем было приловчился, орел опять упросил его. Мужик пошел от него прочь; ходил-ходил, не нашел ничего; поравнялся опять с орлом, приложился и выстрелил — ружье у него осеклось. Проговорил орел: «Не бей ты меня, добрый человек, в некую пору пригожусь я тебе. Возьми лучше к себе, выхоли да вылечи».

Мужик послушался, взял орла в избу к себе, стал его кормить мясом: то овцу зарежет, то теленка. В дому мужик жил не один; семья была большая — стали на него ворчать, что он весь на орла проживается. Мужик терпел долго; наконец говорит орлу: «Полетай, куда знаешь; больше держать тебя не смогу». — «Пусти меня сил попробовать», — отвечает орел. Взлетел орел высоко, опустился наземь и говорит мужику: «Продержи меня еще три дня». Мужик согласился.

Прошло три дня; молвил орел мужику: «Пора нам с тобою рассчитаться; садись на меня». Мужик сел на орла; орел взвился и полетел на сине море. Отлетел от берега и спрашивает у мужика: «Погляди да скажи, что за нами и что перед нами, что над нами и что под нами?» — «За нами, — отвечает мужик, — земля, перед нами — море, над нами — небо, под нами — вода». Орел встрепенулся, мужик свалился; только орел не допустил его упасть в воду, на лету поймал. Взлетел орел на середину синя моря, опять стал спрашивать: «Что за нами и что перед нами, что над нами и что под нами?» — «И за нами — море и перед нами — море, над нами — небо, под нами — вода». Орел встрепенулся, мужик свалился и упал в море; орел не дал ему потонуть, подхватил и посадил на себя.

Подлетают они к другому берегу; стал опять орел спрашивать: «Что за нами и что перед нами, что над нами и что под нами?» Отвечает мужик: «За нами — море, перед нами — земля, над нами — небо, под нами — вода». Орел встрепенулся, упал мужик в море, стал совсем тонуть, чуть-чуть не захлебнулся... Орел вытащил его, посадил на себя и говорит: «Хорошо тебе тонуть было? Таково-то и мне было сидеть на дереве, как ты в меня из ружья целился. Теперь за зло мы рассчитались; давай добром считаться».

Взлетели они на берег; летели близко ли, далеко ли — видят посеред поля медный столб. «Прочти на столбе надпись», — приказывает орел мужику. Мужик прочел. «За этим столбом, — говорит, — стоит медный город на двадцать пять верст». — «Ступай в медный город; тут живет моя сестрица. Проси у нее медный ларчик с медными ключиками; что б она тебе ни давала, ничего другого не бери — ни злата, ни се?ребра, ни каме?нья самоцветного». Приходит мужик в город и прямо к царице: «Здравствуй! Тебе брат поклон шлет». — «А как ты знаешь моего брата?» — «Да я кормил его, больного, целые три года». — «Спасибо тебе, мужичок! Вот тебе злато, и се?ребро, и каме?нье самоцветное — бери сколько душе угодно!» Мужик ничего не берет, только просит медного ларчика с медными ключиками. Она ему отказала: «Нет, голубчик! Это для меня стоит, дорого». — «А дорого, так мне ничего не надобно». Поклонился, ушел за город и рассказал все орлу. «Ничего, — промолвил орел, — садись на меня». Мужик сел, орел полетел.

Стоит посеред поля столб — весь серебряный. Заставил орел мужика надпись читать. Тот прочел. «За этим столбом, — говорит, — стоит город серебряный на пятьдесят верст». — «Ступай в серебряный город; там живет моя другая сестрица, спроси у нее серебряный ларчик с серебряными ключиками». Мужик приходит в город, прямо к царице, орловой сестрице; рассказал ей, как у него братец орел проживал, как он его холил и кормил, и стал просить серебряный ларчик с серебряными ключиками. «Правда, — сказала царица мужику, — ты сберег моего братца; бери, сколько хочешь, злата и се?ребра и каме?нья самоцветного, а ларчика не отдам». Мужик вышел за город и рассказал все орлу. «Ничего, — сказал орел, — садись на меня». Мужик сел, орел полетел.