Тайные убийцы, стр. 88

— Как насчет его вероисповедания?

— Написано, что он мусульманин, но, как видно из его биографии, он относился к религии без особого пиетета.

— Высказывал ли он какие-то мнения по поводу радикального ислама?

— Вы можете посмотреть его дело, нам прислали из ЦРУ, — ответил Пабло, вынимая его из портфеля и кладя на столик. С виду в деле было страниц десять.

— Там есть образцы его почерка? — спросил Фалькон.

— Не видел.

— Может быть, ЦРУ нам перешлет? — Фалькон пролистывал страницы. — И по-арабски, и по-английски.

— Я их попрошу.

— Он знал еще какие-нибудь языки, кроме французского, английского и арабского?

— Еще он говорил и писал по-испански, — сказал Пабло. — Каждое лето он читал математику у нас, в Гранадском университете.

— Комиссар Эльвира говорил мне, что вас уже не очень интересует наше расследование и что Хуан вернулся в Мадрид, — проговорил Фалькон. — Значит ли это, что вы разгадали шифр в этих изданиях Корана с пометками?

— Хуана отозвали в Мадрид, потому что поступили сообщения об активизации других ячеек, не связанных с Хаммадом и Сауди, — ответил Пабло. — Нас по-прежнему интересует ваше расследование, но не в том аспекте, в каком оно интересует вас. Нет, мы не разгадали шифр.

— Как поживает теория отвлекающих маневров?

— В Мадриде проверили связи Хаммада и Сауди и уперлись в тупик, — сказал Пабло. — Кое-кого арестовали, но, как обычно и бывает, арестованные знали только свой участок работы. Они получали шифрованные электронные письма и делали то, что им велели делать. Пока нам удалось взять только нескольких «подельников» Хаммада и Сауди, а это не позволяет раскрыть всю сеть — если, конечно, она вообще существует. Мы надеемся, что Якоб сможет нам в этом помочь.

— А что там с МИЛА?

— История, которую выдумали журналисты, основана на фактах: эта группа действительно существует. Но она к этому совершенно непричастна, — сказал Пабло. — Пресса сделала далеко идущие выводы из текста Абдуллы Аззама, присланного в «АВС». Теория должна была привлечь внимание публики, но в конечном счете оказалась фальшивкой. На мой взгляд, это пример безответственной журналистской болтовни.

— А ВОМИТ? — спросил Фалькон. — С ними вы тоже разобрались?

— Сейчас они для нас не приоритетны, — отозвался Пабло, сделав вид, что не заметил иронии Фалькона. — Нас больше беспокоят будущие теракты в европейских странах, которые могут планироваться в Испании, чем систематизация прошлого.

— Значит, ничего не изменилось? — поинтересовался Фалькон. — Вы по-прежнему считаете, что Мигель Ботин был двойным агентом и что кто-то из его радикальной исламской сети велел ему передать карточку электрика имаму?

— Я знаю, что вы в это не верите, — сказал Пабло, — но у нас больше информации, чем у вас.

— И вы не собираетесь ею со мной поделиться?

— Попросите вашего старого друга Майкла Флауэрса, — ответил Пабло. — А мне пора.

— Как вы знаете, набор ключей из кухонного шкафа имама подошел к огнеупорному ящику, который извлекли из кладовки его мечети, — сказал Фалькон. — Когда его открывали, Грегорио, который был в этот момент рядом со мной, очень заинтересовался, но, как всегда, не сказал мне, почему СНИ так увлекла эта находка.

— Нам приходится так себя вести, Хавьер, — произнес Пабло. — Ничего личного. Просто таков характер нашей работы и работы наших коллег.

— Обязательно позвоните мне, как только ЦРУ перешлет вам образец почерка, — попросил Фалькон.

— Что вы нам предлагаете с ним сделать?

— У вас ведь есть в Мадриде эксперт-графолог?

— Конечно.

Наклонив голову, Фалькон стал пролистывать дело Татеба Хассани. Он знал, что это мальчишество, но ему хотелось показать, что он тоже умеет играть в игру под названием «эту информацию вы от меня не получите».

— Мы с Грегорио сегодня вечером зайдем к вам домой.

Фалькон кивнул, ожидая, когда Пабло уйдет. Он закрыл папку, откинулся на спинку стула и позволил своим мыслям поблуждать. Телевизор был включен; в четырехчасовых новостях показывали эвакуацию школ и биологического факультета и прибытие взрывотехников с собаками. Постепенно сквозь эти кадры начал проступать арабский манускрипт, найденный вместе с чертежами; закадровый голос читал перевод. Затем камера переключилась на репортера, стоящего на фоне школы и пытающегося выжать что-то из того факта, что в помещениях пока ничего подозрительного не обнаружили.

В поле зрения Фалькона попал стул, который недавно освободил Пабло. Он вернулся к фотографиям с празднования сороковой годовщины «Горизонта», к снимку стола «Банко омни». Да, вот что он тогда заметил: пустой стул рядом с Моникой, женой Хесуса Аларкона. Более пристальное изучение фотографии показало, что стул только что освободил мужчина в темном костюме: на фото было видно, как он удаляется. На темном фоне были различимы лишь манжеты рубашки, рука и воротник с седыми волосами над ним.

В детском саду было пусто, если не считать женщины-полицейского у входа и другой, дежурящей у компьютера в одном из классов. Вонь, доходившая сюда с места взрыва, не способствовала популярности этого здания в качестве места для отдыха. Фалькон вошел в Интернет и набрал ключевые слова: «Горизонт», сороковая годовщина». Он открыл ссылку на первую статью — из делового раздела «АВС». Ему бросилась в глаза подпись: «А. Зарриас». Он просмотрел статью, ища в ней упоминаний «Банко омни». Банк упоминался, но без всяких имен. На фотографии был изображен совет директоров «Горизонта» за праздничным ужином. Он перешел к другой статье, которая была напечатана в одном из деловых журналов. И снова подпись — «А. Зарриас». Фалькон просмотрел еще пять статей, автором трех из которых был Анхел. Возможно, он продвигал в прессе сороковую годовщину «Горизонта». Он ввел в поисковую систему ключевые слова «Банко омни» и «Горизонт».

Выпало несколько тысяч ссылок. Он пролистал их, пока не добрался до статей, написанных в 2001 году. Он щелкал по ссылкам не для того, чтобы прочесть статьи, а чтобы узнать, кто их автор. Восемьдесят процентов статей написал Анхел Зарриас. Итак, уйдя из политики, Анхел ударился в журналистику, но у него имелся еще и хороший побочный заработок — пиар-проекты для «Банко омни», который, по-видимому, и свел его с «Горизонтом». Он набрал в строке поиска: «Совет директоров «Банко омни». Он двигался назад во времени, выводя на экран одну статью за другой. Имена, имена, но ни одной фотографии. Собственно, единственной фотографией сотрудников «Банко омни», которую он смог отыскать, был снимок банкетного стола, сделанный на сороковой годовщине «Горизонта».

31

— У меня ушло несколько часов на то, чтобы добраться до этого человека и поговорить с ним, — заявила Феррера. — Но, думаю, дело того стоило. Я нашла… надежного свидетеля, он видел, как выбрасывают тело, которое потом нашли на мусорной свалке под Севильей.

— У нас есть теперь и имя для этого трупа. Его звали Татеб Хассани, — сообщил Фалькон. — Вы как-то неуверенно произнесли слово «надежный».

— Он пьяница, а это никогда не производит благоприятного впечатления на суд. И я вообще не уверена, что нам удастся вытащить его на процесс.

— Расскажите мне, что видел этот тип, а уж мы позаботимся о его реноме на суде, если его сведения что-то нам дадут.

— Он живет в конце тупика рядом с улицей Ботерос. Его дочери принадлежат третий и четвертый этаж дома. Она обитает на третьем, а ее отец живет над ней. Из обеих квартир открывается прекрасный вид на эти мусорные баки на углу Ботерос.

— Я уверен, что дочь купила их именно поэтому, — заметил Фалькон. — И почему он в три часа ночи не спал, а смотрел в окно?

— У него бессонница. Точнее, он не может спать ночью, только днем, — объяснила она. — Он спит с восьми до четырех. Дочь не разрешила мне его беспокоить, пока она не покормит его обедом. Она знает, что, если у него нарушится распорядок дня, ей обеспечена неделя адских мучений.