Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 1, стр. 44

Вот он сел в лодочку и говорит:

Челнок поплыл далеко-далеко, а Ивашко стал ловить рыбку. Прошло мало ли, много ли времени, притащился дед на? берег и зовет своего сынка:

А Ивашко:

Челнок приплыл к бережку; дед забрал рыбу, накормил-напоил сынка, переменил ему рубашечку и поясок и отпустил опять ловить рыбку. Ведьма [422] слышала, как дед и баба призывали Ивашку, и захотелось ей овладать мальчиком. Вот приходит она на? берег и кричит хриплым голосом:

Ивашко слышит, что это голос не его матери, а голос ведьмы, и поет:

Ведьма увидела, что надобно звать Ивашку тем же голосом, каким его мать зовет, побежала к кузнецу и просит его: «Ковалику [423], ковалику! Скуй мне такой тонесенький голосок, как у Ивашкиной матери; а то я тебя съем!» Коваль сковал ей такой голосок, как у Ивашкиной матери. Вот ведьма пришла ночью на бережок и поет:

Ивашко приплыл; она рыбу забрала, его самого схватила и унесла к себе. Пришла домой и заставляет свою дочь Аленку: «Истопи печь пожарче да сжарь хорошенько Ивашку, а я пойду соберу гостей — моих приятелей». Вот Аленка истопила печь жарко-жарко и говорит Ивашке: «Ступай, садись на лопату!» — «Я еще мал и глуп, — отвечает Ивашко, — я ничего еще не умею — не разумею; поучи меня, как надо сесть на лопату». — «Хорошо, — говорит Аленка, — поучить недолго!» — и только села она на лопату, Ивашко так и барахнул ее в печь и закрыл заслонкой, а сам вышел из хаты, запер двери и влез на высокий-высокий дуб.

Ведьма приходит с гостями и стучится в хату; никто не отворяет ей дверей. «Ах, проклятая Аленка! Верно, ушла куда-нибудь играть». Влезла ведьма в окно, отворила двери и впустила гостей; все уселись за стол, а ведьма открыла заслонку, достала жареную Аленку — и на стол: ели-ели, пили-пили и вышли на двор и стали валяться на траве. «Покатюся, повалюся, Ивашкина мясца наевшись! — кричит ведьма. — Покатюся, повалюся, Ивашкина мясца наевшись!» А Ивашко переговаривает ее с верху дуба: «Покатайся, поваляйся, Аленкина мясца наевшись!» — «Мне что-то послышалось», — говорит ведьма. «Это листья шумят!» Опять ведьма говорит: «Покатюся, повалюся, Ивашкина мясца наевшись!», а Ивашко свое: «Покатися, повалися, Аленкина мясца наевшись!» Ведьма посмотрела вверх и увидела Ивашку; бросилась она грызть дуб — тот самый, где сидел Ивашко, грызла, грызла, грызла — два передних зуба выломала и побежала в кузню. Прибежала и говорит: «Ковалику, ковалику! Скуй мне железные зубы, а не то я тебя съем!» Коваль сковал ей два железных зуба.

Воротилась ведьма и стала опять грызть дуб; грызла, грызла, и только что перегрызла, как Ивашко взял да и перескочил на другой, соседний дуб, а тот, что ведьма перегрызла, рухнул наземь. Ведьма видит, что Ивашко сидит уже на другом дубе, заскрипела от злости зубами и принялась снова грызть дерево; грызла, грызла, грызла — два нижних зуба выломала и побежала в кузню. Прибежала и говорит: «Ковалику, ковалику! Скуй мне железные зубы, а не то я тебя съем!» Коваль сковал ей еще два железных зуба. Воротилась ведьма и стала опять грызть дуб. Ивашко не знает, что ему и делать теперь; смотрит: летят гуси-лебеди; он и просит их:

«Пущай тебе середине во?зьмут», — говорят птицы. Ивашко ждет; летит другое стадо, он опять просит:

«Пущай тебя задние во?зьмуть». Ивашко опять ждет; летит третье стадо, он просит:

Гуси-лебеди подхватили его и понесли домой, прилетели к хате и посадили Ивашку на чердак.

Рано поутру баба собралась печь блины, печет, а сама вспоминает сынка: «Где-то мой Ивашечко? Хоть бы во сне его увидать!» А дед говорит: «Мне снилось, будто гуси-лебеди принесли нашего Ивашку на своих крыльях». Напекла баба блинов и говорит: «Ну, старик, давай делить блины: это — тебе, дед, это — мне; это — тебе, дед, это — мне...» — «А мне нема!» — отзывается Ивашко. «Это — тебе, дед, это — мне...» — «А мне нема!» — «А ну, старик, — говорит баба, — посмотри, щось там таке??» Дед полез на чердак и достал оттуда Ивашку. Дед и баба обрадовались, расспросили сына обо всем, обо всем и стали вместе жить да поживать да добра наживать.

№109 [424]

Быв сабе дед да баба, да у их не было детей. Во баба и ка?жа деду: «Иди, деду, у лес, да вырубай тельпушок [425], да зраби калисочку [426], я буду таго тельпушка калыхать [427], чи не будя чаго?»

Дед зрабив так, як казала баба. Во баба калыша тельпушок да й припевая:

Глядить баба, аж у тельпушка ноги ёсть; баба зрадовалась да давай изнова петь, и спева? до тых пор, покуль из таго тельпушка зрабилось дитя. Рады были баба и дед, што дав им бог радасть на старасть, и не знали, што рабить свайму дитяти.

Расте той сын да расте; уже начав рыбку лавить и памагать батьку. Во и кажа: «Тату [428]! Зраби мини серебный чавнок да залате веселе?чко». Батько зрабив; сын начав лавить рыбу и як паедя, так целый день ловя. Во матка принясе яму абедать або вечерять [429] да и кличе: