Леди на монете, стр. 72

Глава 24

В течение всего того лета, которое Двор провел в Виндзоре, Фрэнсис по возможности старалась не грустить и чувствовать себя счастливой. Ей казалось, что именно так она и обязана себя вести, потому что Леннокс в письмах просил ее оставаться веселой. Он писал ей, что они оба молоды и что впереди у них длинная жизнь, вскоре разлука кончится, и наступит время, когда она будет казаться им дурным сном.

Фрэнсис верила ему.

– О, зачем, зачем я верила ему? – рыдала она спустя менее чем год.

Почему она хотя бы инстинктивно не чувствовала, что длинная совместная жизнь – всего лишь миф, и что его дни сочтены? Тогда, несмотря ни на какие обязанности при Дворе, она поехала бы к нему, мужественно перенесла бы длинное путешествие, не обращая никакого внимания ни на головные боли, ни на усталость, которые она всегда испытывала во время поездок.

Не имея никаких дурных предчувствий, она считала самым главным для себя запастись терпением и надеялась, что каждый прожитый день приближает их встречу. Она радовалась тому, что Леннокс, несмотря на свою неприязнь к Дании, сумел добиться прекрасных успехов на дипломатических переговорах.

Она ни на минуту не сомневалась в его верности, но считала, что в жизни таких мужчин, как Леннокс, женщины никогда не играют главную роль, в то время как для нее самой без него жизнь стала ненужной и бессмысленной. Но больше всего она хотела, чтобы король мог гордиться ее мужем.

И так оно и было, потому что депеши из Копенгагена приносили известия об успехах, достигнутых Ленноксом.

Если уж Ленноксу удавалось добиться чьей бы то ни было дружбы, этот человек оставался верен ему. Именно так случилось и с Хеншау, который в своих письмах прекрасно отзывался о Ленноксе и уверял лорда Арлингтона, министра, в том, что герцог настолько компетентен, что ему, Хеншау, почти нечего делать. Именно Леннокс сам вел переговоры с датским правительством и произвел сильное впечатление своей эрудицией и способностями.

Карл, будучи великодушным человеком, не упускал случая порадовать Фрэнсис высокой оценкой заслуг ее мужа. Королева, которая всегда относилась к Фрэнсис с большой симпатией, старалась запомнить каждое хвалебное слово, сказанное ее супругом.

– Теперь Его Величество знает, что был не прав и что вы сделали очень мудрый выбор. Когда Леннокс вернется, они станут настоящими друзьями, и его заслуги как посла не будут забыты.

У Фрэнсис было немало своих дел и забот, и она очень усердно старалась действовать в интересах мужа и отчитывалась ему за все деньги, которые попадали к ней.

Роджер Пэйн, который был очень предан Ленноксу, с восхищением писал ему о Фрэнсис: «Герцогиня – единственный человек, который может устранить все трудности, возникающие с Вашими делами здесь, и бдительно стоит на страже Ваших интересов».

Фрэнсис делила свое время между Уайтхоллом и Кобхемом, каждое письмо Леннокса было свидетельством его любви к ней – «его бесценной возлюбленной».

Леннокс приказал Джервису Маплсдену отдать в полное распоряжение Фрэнсис его собственную карету и лошадей, потому что ему казалось, что лошади Фрэнсис должны быть совсем измучены и нуждаются в хорошем отдыхе. Маплсден в ответном письме заверил Леннокса в том, что после последнего посещения Кобхема герцогиня уехала в карете, запряженной шестеркой прекрасно отдохнувших лошадей.

Узнав о том, что Фрэнсис решила обновить интерьеры Павильона, Леннокс прислал распоряжение передать ей для этих целей пятьсот фунтов, однако Фрэнсис знала, что ей будет вполне достаточно и половины этой суммы, а то и меньше.

Позднее, возвращаясь мыслями к этим месяцам, Фрэнсис вынуждена была признать, что в них не было ничего интересного и что она жила вполне буднично и заурядно.

В Виндзоре устраивались балы, маскарады, Двор выезжал на охоту. Порой Фрэнсис испытывала угрызения совести, потому что в ее жизни было гораздо больше развлечений, чем в жизни ее мужа, который считал и климат в Дании, и саму страну малопривлекательными. «Никогда никому ничто так не надоедало, как мне надоело здесь, – жаловался он, – одно из самых тоскливых мест, где смертным доводилось когда-либо тратить свое драгоценное время». Однако дела шли успешно, и они оба надеялись завершить свою миссию к весне.

Однако Ленноксу не суждено было дожить до той весны: 12 декабря, в Эльсиноре, куда он прибыл в связи с приходом английской флотилии, с ним неожиданно случился удар, и он скончался.

Фрэнсис узнала об этом, будучи в Уайтхолле, и в течение нескольких дней она была не в состоянии интересоваться какими бы то ни было подробностями. Она понимала только одно: ее жизнь потеряла смысл, свет для нее померк и никогда не загорится вновь.

Немного окрепнув и придя в себя, Фрэнсис отправилась в Кобхем в сопровождении матери и миссис Харвест, хотя обе с грустью понимали, что они мало чем могут помочь Фрэнсис, которая больше всего хотела быть одна.

Однако она нашла в себе силы расспросить слугу Леннокса, Флексни, который вернулся из Дании, и лорда Эссекса, состоявшего в переписке с сэром Джоном Полом, английским консулом, который был с Ленноксом в тот момент, когда с ним случился удар, унесший его жизнь.

– Он совсем не много пил, хотя именно так пытались объяснить его смерть, когда сообщали о ней сюда, – сказал лорд Эссекс.

Услышав это, Фрэнсис впервые попыталась выйти из состояния заторможенности, в котором пребывала все это время.

– Вы можете не говорить мне об этом, – ответила она. – Он дал мне слово. Не больше двух бутылок в день, как всегда. Это же для него ничто.

– Пол подтверждает, что герцог был всего лишь в хорошем настроении. Флотилии в тот день устроили банкет, и многие из тех, кто вместе с ним были на этом банкете, пили гораздо больше Леннокса. Его убил климат. Он никогда не писал об этом открыто, потому что боялся, как бы его не отозвали прежде, чем он завершит свою миссию. И в то же время доктор свидетельствует, что у него и раньше были доводы беспокоиться о здоровье герцога.

– Мой супруг не подозревал этого, иначе он предпочел бы вернуться, бросив все, чтобы не оставлять меня одну с разбитым сердцем.

Фрэнсис рыдала, хотя за минувшие недели никто не видел ее слез.

– Какому тридцатилетнему мужчине придет в голову мысль о смерти? – спросил Эссекс. – Хотя его здоровье и было разрушено давно, еще до того, как он встретил Ваше Высочество.

– После того, как мы поженились, он был совершенно здоров. Он часами ездил верхом, и никто не мог тягаться с ним на теннисном корте.

– Это климат, – повторил Эссекс. – Джон Пол говорит, что в Эльсиноре ветрено и много снега. Флотилия даже получила приказ выйти из узкого пролива Эресун, чтобы не оказаться во льдах. Мы живем в более мягком климате и не имеем представления о том, насколько он суров в Скандинавии. Для тех, кто не привык к нему, холод может оказаться убийцей.

– Мой супруг писал, что там не выжить без меховой одежды, – в отчаянии сказала Фрэнсис. – Правда я не восприняла его слова буквально… Но все-таки сразу же отправила ему шерстяные одеяла, соболью муфту и теплое пальто на беличьем меху. О, если бы я поехала к нему сама… Я могла бы заботиться о нем лучше, чем доктора, лучше, чем кто бы то ни было другой… и он, и он мог бы быть счастлив.

Глядя на прекрасную, убитую горем женщину, тоненькую, как тростинка, с огромными глазами на печальном лице, Эссекс покачал головой.

– Вы сами могли бы умереть там, – сказал он.

– Ну и что? По крайней мере, мы были бы вместе. Зачем мне жить теперь? Он был моей жизнью.

Эссекс, который был немного влюблен во Фрэнсис, как и большинство мужчин, которым приходилось общаться с ней, и очень ее жалел, сочувственно произнес:

– Ему очень повезло. В течение пяти лет вы были для него самой большой радостью.

Но эти пять лет так быстро прошли, подумала Фрэнсис. Если бы только она знала, как будет вспоминать каждый прожитый с ним день… И она мало давала ему, говорила она себе, как это уже случалось и раньше. Она отдала ему все, что имела, но это все-таки малость… Она относилась к нему с уважением и любила его, но понять ее любовь могла только женщина с таким же темпераментом.