Леди на монете, стр. 16

– Я так долго была взаперти, что едва не умерла от тоски. А сейчас, как вы сами можете убедиться, я обрела прекрасное лекарство.

Она улыбнулась своей очаровательной улыбкой и посмотрела на Фрэнсис, которая, будучи еще совсем юной и не избалованной подобным отношением более взрослых дам, не могла не ответить ей столь же искренней улыбкой.

Когда они все вместе двинулись к реке, спутник Букингема, Генрих Джермин, шталмейстер герцога Йоркского, оказался рядом с Фрэнсис.

Она была знакома с ним лучше, чем с другими молодыми людьми при Дворе, ибо он был племянником графа Сент-Олбанса и навещал своего дядю, когда они жили в изгнании, во Франции. Генрих Джермин был вполне заурядным молодым человеком, но пока они с Фрэнсис смеялись и разговаривали, не совсем равнодушный взгляд Барбары не раз останавливался на нем.

Когда они подошли к реке, то увидели, что к берегу подплывает королевская лодка. Там уже собралась большая группа придворных – кавалеров и дам, и, прежде чем помочь своей супруге выйти на берег, король под восторженный смех надел парик и камзол. Королева не скрывала своей искренней радости, и ее оживленное, счастливое лицо было столь привлекательным, что едва ли могло кого-нибудь оставить равнодушным.

Барбара Каслмейн смотрела на нее, не отрываясь, хотя, как и все остальные, посторонилась, чтобы дать дорогу королевской чете. Однако Карл еще издали заметил ее и, казалось, не знал, улыбнуться ему или выразить свое неудовольствие. Однако, как это часто бывало с ним, желание улыбнуться победило, но Екатерина, окруженная оживленно болтающими дамами, которых столь необычное путешествие привело в восторг, не заметила этого, как она не заметила и рыжеволосой красавицы, склонившейся перед ней в глубоком и изящном поклоне.

Глава 7

Многие из числа самых порядочных свидетелей коленопреклонения Барбары Каслмейн были очень встревожены ее появлением, но королева еще несколько дней оставалась в блаженном неведении, хотя грозовые тучи уже сгущались над ее головой. А затем произошло то, что даже не слишком серьезная Фрэнсис не могла ни понять, ни оправдать.

Она вместе с другими фрейлинами вынуждена была уступить место более опытным придворным дамам, вместе с королевским врачом оказавшим помощь Екатерине, у которой внезапно пошла носом кровь, после чего она потеряла сознание.

– Как он мог? – шептала Джоан Уэллс, фрейлина, которая была не старше Фрэнсис. – Так любить ее, как он старался всем показать, и так оскорбить, представив ей эту… это отвратительное, бесстыдное создание. Ведь он прекрасно знает, что одно только имя Палмер нанесет ей удар!

– У нас нет никаких оснований считать, что нездоровье королевы связано с тем, что ей была представлена Барбара Каслмейн. Вполне возможно, что это простое совпадение. Может быть, королева сама согласилась на это. Хоть нам и известно многое.

Собеседница недоверчиво разглядывала Фрэнсис.

– Вы же прекрасно знаете, что она никогда бы не согласилась на это. Король выставил ее на посмешище перед всем Двором. Все только об этом и говорят.

– Если бы они действительно любили королеву, они должны были бы молчать, – ответила ей Фрэнсис. – Никто не должен был вообще обращать на это никакого внимания, а вместо этого сразу же начали шептаться, и поползли слухи, а эта португальская ворона, которая жалуется, что плохо слышит, – разве ей надо было сообщать королеве, что леди Барбара Палмер и есть та самая Барбара Каслмейн? Она что, не могла придержать эту новость при себе хотя бы до конца вечера?!

– Ну и хорошо, что она этого не сделала, – ответила добродетельная Джоан Уэллс. – По крайней мере, когда у бедной королевы началось кровотечение, и она упала в обморок, королю хоть стало стыдно.

– А мне при этом стало стыдно за него.

– Потребуется немало времени, – сказала Джоан, – чтобы человек, столь безупречно воспитанный, как Екатерина Браганса, смог забыть подобное оскорбление.

Точно такое же мнение, но другими словами, выразил и герцог Букингем, сидя в будуаре у Барбары.

– Это было очень неумно, когда вы допилили Карла и вынудили его дать свое согласие, – сказал он. – Вам следовало дождаться приглашения. И тогда, возможно, постепенно вы смогли бы добиться того, что королева примирилась бы с вами и начала принимать вас. Ждать спокойного отношения ко всему этому от человека, воспитанного в монастыре, – безнадежное дело.

– А я должна спрятаться до тех пор, когда святая станет менее святой? Если этот момент вообще когда-нибудь наступит, – взорвалась Барбара, совсем не похожая на ту терпеливую страдалицу, которая так потрясла Фрэнсис Стюарт и с легкостью вошла к ней в доверие, а напоминающая разъяренную тигрицу с горящими глазами и поджатыми губами. – Карл давным-давно сказал ей, что наша связь закончилась и что оба мы раскаиваемся. И я бы продолжала играть эту комедию, чтобы ублажить ее, и это было бы не так уж трудно. И вполне оправданно. Если бы Карл предложил мне какое-нибудь место при Дворе, что было бы вполне понятно после всего, что наша семья сделала для него. Как он посмел забыть о том, что мой отец был убит в Эджхилле? И о том, как мы пострадали при Кромвеле? Разве он не понимает, что это тоже было проявлением лояльности, когда я… согласилась стать его любовницей! Не смейтесь, Георг, не то я задушу вас!

Однако Букингем не мог справиться с собой и продолжал хохотать, поскольку не представлял себе прежде, что лояльность Барбары столь безгранична. Он постарался высвободиться из ее рук, когда она набросилась на него, и эта борьба закончилась поцелуями, более страстными, чем обычно принято между кузенами.

– Я совсем не уверен, что вы сможете добиться своего, – сказал Букингем. – Карл ведет себя вполне по-рыцарски, и они женаты всего два месяца. Стоит только королеве сообщить всем, что она ждет ребенка, и не исключено, прелестная кузина, что вы окажетесь в Ирландии, откуда вывезли свой титул.

– Карл никогда не поступит со мной так! Никогда! – воскликнула maitresse en titre. – Мне кажется, что все это вас очень потешает. Клоун! Как вы можете смеяться?! Ведь вы же сами были против этого брака и сделали все от вас зависящее, чтобы отвратить от него короля, потому что боялись, как бы она не превратила Двор в монастырь, а именно это она, кажется, и собирается сделать! Но вопреки всем вашим стараниям он все-таки женился на ней, и вот со мной, матерью двух его маленьких сыновей – Бог свидетель, как тяжело они достались мне! – обращаются, как с наложницей!

– Наложницы всегда имели большую власть. Вполне вероятно, этот брак не просуществует долго: чем больше скуки, набожности и обид будет в нем, тем быстрее он вернется к вам, потому что вы до сих пор держите его на поводке, хоть немного и ослабили ошейник. Вам, Барби, следует быть тем щедрее, чем скареднее будет становиться королева, оставаться веселой и как можно больше развлекаться, а главное – не утрачивать новизны!

– Я сама думала о том же, – ответила Барбара. – Впервые эта мысль пришла мне в голову, когда я увидела Фрэнсис Стюарт, хорошенькую хохотушку, наделенную именно такой способностью веселиться, которая всегда привлекала Карла. Стоит ей хоть на миг оторваться от юбки королевы, как она тут же привлечет его внимание. Хоть он и был в мрачном настроении, я уговорила его завтра поужинать со мной. И я хочу пригласить Фрэнсис.

– А вам не приходит в голову, что он может влюбиться в нее?

– Карл по-своему щепетилен. Она слишком молода, к тому же – протеже его матери. Маленькая Стюарт совсем неопытная девочка, и он не станет с нею связываться. Но она прекрасно годится для непринужденного времяпрепровождения, и это не только отвлечет его мысли от мрачной жены, но и ревнивые глаза – от меня.

– А-а-а! Юный Джермин. Понятно. Подумайте, Барби, ребенку короля менее четырех недель!

– Гарри Джермин такая же несерьезная компания для меня, как я хотела бы, чтобы появилась и у короля. А что касается ребенка, то пока я в муках рожала его, он устраивал свой брак. Я молилась о том, чтобы он не принес ему счастья, а если и принесет, пусть он платит за это – и не только деньгами и титулами, которые я смогу добыть для своих несчастных сыновей, – но и ревностью, и сомнениями, и более пылкой любовью. В конце концов и положение короля Англии покажется ему безрадостным, если он надоест Барбаре Палмер! И я буду не я, если это не случится раньше, чем я надоем ему!