На десятом небе (Седьмое небо), стр. 8

– О чем? – настаивал Джулиан, вскинув голову и не отрывая от нее глаз. – О чем же ты думала?

– О людях, которые все время покупают вещи, – сказала она тихо. – Мне их жаль.

– Сьюзан, тебе же нравится делать покупки. Не…

– Нет, пусть она говорит, – с обидой перебил жену Джулиан. – Я хочу послушать.

– Я не хотела сказать ничего особенного, – ответила Сьюзан, поерзав. – Просто каждый раз, когда у тебя появляется свободная минута, ты мчишься покупать что-нибудь дорогостоящее. Сколько же бесценных предметов нужно человеку? – Она представила себе дом, наполненный до краев столами из красного дерева, комодами из розового дерева, скамьями из тика. – Ты бы уже мог открыть собственный магазин.

– Да, но в этом нет необходимости.

– Я знаю.

Она вспомнила о Саре Талбот, которая тоже продавала красивые вещи, но еще хотела доставить людям удовольствие. Чтобы студенты чувствовали тепло и уют, укутываясь в толстые стеганые одеяла из гусиного пуха и в мягкие шерстяные пледы. Интересно, пошла ли Сара на ярмарку? Милая, Джулиан окружает тебя красивыми вещами, а ты не очень-то благодарна ему за это, – сказала Элис.

– Все, что необходимо, мне дает папа.

Джулиан буркнул что-то себе под нос.

– Что? – спросила Сьюзан, почувствовав вдруг тяжесть в груди.

Дыхание участилось, как всегда перед приступом.

– Ты права, ты абсолютно права, – примирительно сказал Джулиан.

– Тогда почему ты издал этот странный звук?

– Просто так, без всякой причины. То, что ты сказала об отце, правда. Он тебя одевает, присылает деньги на питание. Но…

– Что – но?

– Я думаю, вопрос в том, откуда эти вещи. Если тебя устраивает магазин Кромвельской повседневной одежды, то тогда все в порядке.

– Конечно, устраивает!

– Ты еще совсем юная, Сьюзан. Но в один прекрасный день имена Армани и Прадо будут кое-что значить для тебя. И Дольче & Габбана, понимаешь? Я хочу, чтобы ты была как принцесса. У меня нет своей дочери. Вот ты повесила картины Гейнсборо в зале. Быть пилотом здорово, но зарплата не позволяет ему покупать дорогие картины. Понимаешь?

– Джулиан, думаю, хватит об этом, – вмешалась Элис.

– Я хочу, чтобы она поняла, как все в мире устроено.

– Только не говори с ней об отце, – сказала Элис, понижая голос. – Не говори плохо об Уилле.

Но было слишком поздно. У Сьюзан начался приступ астмы. Сидя одна на заднем сиденье, она старалась подавить рыдания. Грудь болела, в горле жгло, сердце сдавило так, как будто две руки схватили его и хотели разбить.

Пошарив в кармане, она достала ингалятор, подставила его ко рту, нажала один раз и вдохнула. Струя аэрозоли издала шипящий звук, и легкие наполнились, как воздушный шар; она почти слышала, как они надувались. Мать оглянулась, взглядом задавая вопрос, в порядке ли она. Сьюзан кивнула, но глаза ее блестели от слез. Они посмотрели друг на друга, желая того, чего у них никогда не могло быть.

Когда мать обратилась к Джулиану, чтобы поднять ему настроение, Сьюзан была уже далеко. За бухтой Нэрренгссетт, минуя белый шпиль церкви Троицы, вонзающийся в голубое сентябрьское небо, сторожевой корабль проносился, разрезая волны. Отец был у румпеля, Фрэд уравновешивал кливер, а Сьюзан с женщиной просто сидели сзади, с восторгом подставив лица ветру. Женщина была счастлива, глаза ее светились любовью. Девочка знала, что это должна быть ее мама, но в фантазиях это была совсем не она. Ведь мать где-то тратила деньги вместе с Джулианом.

С закрытыми глазами, сидя на заднем сидении «рейндж ровера», мчащегося в противоположную от ярмарки сторону, Сьюзан сжала кулачки, чтобы ее фантазии не прекращались… День был прекрасный, в бухте было спокойно, отец и Фрэд смеялись над своими шутками. Женщина, сидевшая рядом, принесла термос с горячим сидром. Они плыли на остров, на секретный остров, где никто из них раньше не бывал, и они собирались устроить там пикник. Женщина улыбалась в лучах солнца, потом повернулась к девочке и взяла ее за руку, и та увидела доброе и приветливое лицо Сары Талбот.

Глава 5

Сара сидела в тонкой сорочке и ждала, когда придет доктор Гудейкер, чтобы осмотреть ее. Ежемесячный визит к нему требовал особого терпения. Он был нейрохирургом, и его пациентами становились жертвы лобовых столкновений, мотоциклистов, которые кувыркались без шлемов, детей, которые ныряли в мелководье и ломали себе шеи, наездников, которые слетали с лошадей и травмировали позвоночники, людей, которые однажды просыпались с опухолью мозга.

В кабинет ворвалась медсестра Вики со свирепым выражением лица и стала что-то искать в ящике стола. Она была невысокого роста, стройная, с темно-рыжими волосами и великолепной фигурой. Она была очень привлекательна, но работа у доктора Гудейкера сделала ее нетерпеливой и озлобленной.

– Привет, Вики, – сказала Сара.

– А, привет, – ответила та рассеянно.

– Он заставил тебя побегать?

– Ему нужен подготовительный комплект, а вы знаете, он нужен ему еще с прошлого Рождества.

Сара рассмеялась. Она видела, как работает доктор Гудейкер, и поняла, что Вики имеет в виду. Чтобы спасти вашу жизнь, он требовал от персонала невозможного, и это, очевидно, превращало его в кошмарного начальника.

Сара сидела на краю стола для осмотра пациентов и наблюдала, как Вики бегает по кабинету. Она хотела спросить, сколько ей еще придется ждать и можно ли немного проветрить, но воздержалась. Продолжительная болезнь заставила ее смотреть сквозь пальцы на многие вещи. Она приучила себя сосредоточиваться на самом важном, пропуская то, что не имело большого значения.

Наконец пришел доктор Гудейкер. Он был высокий и очень худой, в черном костюме с накинутым белым халатом Его волосы были темными и короткими, и, несмотря на круглые очки в проволочной оправе и отсутствие бороды, он очень походил на Авраама Линкольна. С серьезным видом он подошел к шкафу, находящемуся за дверью, и достал карту Сары.

– Здравствуйте, доктор.

– Привет, Сара.

– Кажется, сегодня напряженный день?

– Угу.

Нахмурившись, он приступил к чтению, но Сару не смущала его суровость. Она уже знала, что это был всего лишь способ самозащиты от проявления ненужных эмоций при осмотре особо тяжелых больных. Доктор Гудейкер спас ей жизнь, и она любила его всем сердцем.

– Боли есть?

– Только когда касаюсь шрама.

– Онемение? Покалывание?

– Нет.

– Приступов больше нет?

– Нет уже с июля. – Сара закрыла глаза и прочла молитву. Девять месяцев назад она была совершенно здоровой и пробегала по семь миль в день, готовясь к своему первому марафону. Однажды она очнулась на полу в душе. Она не помнила, как вошла туда и сколько времени там пролежала. Ей хватило сил добраться до телефона и набрать 911.

Сначала решили, что ее парализовало. Она не могла двигаться и еле разговаривала. Конечности были тяжелыми, в глазах двоилось. Кардиологи столпились вокруг нее, подключая сердце к мониторам, делая электрокардиограмму, СТ-сканирование и ЭЭГ. ЭЭГ выявило активизацию приступов, и кардиологи передали Сару в отделение нейрохирургии для дальнейшего обследования. Так у нее обнаружили опухоль головного мозга.

– Хорошо, – сказал доктор, положив карту, и наклонился к ней, чтобы посмотреть глаза.

Она почувствовала пряный запах парфюма и улыбнулась.

– Если бы у меня был друг, я бы хотела купить ему такой же одеколон.

– Сядьте прямо и закройте глаза, – сказал он без тени улыбки на лице. – Держите руки вытянутыми прямо перед собой.

Сара сделала так, как он ей велел.

– Теперь разведите руки в стороны.

Как крылья, подумала она, как самолет, летящий в Мэн.

– Дотроньтесь до носа левым указательным пальцем. Теперь правым. Глаза закрыты! Очень хорошо.

Сара чувствовала себя ребенком, которого проверяет школьная медсестра. С закрытыми глазами, ощущая знакомый запах доктора Гудейкера, она была в безопасности. Впервые она пришла к нему, чтобы получить еще одно заключение. Первый доктор из небольшой больницы на другой стороне города сказал, что у нее остеогенная саркома, худшая опухоль из всех возможных. Он предположил, что лечение лишь приблизит неизбежное, но даже при хирургическом вмешательстве у нее останется только десять недель жизни. Он предложил ей поехать в Париж, насладиться любимыми блюдами и попрощаться с людьми, которых она любит. Говоря об этом, он держал ее за руку. Он был пожилым и уважаемым человеком и произносил высокопарные слова, выражая сожаление.