На десятом небе (Седьмое небо), стр. 34

– Единственное, что я видел, – твое.

– Но это семейное надгробие. Я привыкла видеть на нем свое имя, с тех пор как мама умерла. Так все поступают на острове. Мы здесь родились, здесь и будем похоронены.

– Тебя крестили здесь? – спросил Уилл, стараясь думать о более радостных вещах и заставляя свое сердце успокоиться.

Она посмотрела на алтарь:

– Да. И Майка. С разницей в двадцать лет нас крестили здесь. Она указала на мраморную купель для крещения, сделанную в форме раковины моллюска. Уилл представил себе, как все дети острова плакали, когда их головы поливали водой. – Я почти вышла здесь замуж.

– За ловца омаров? – спросил Уилл, не представляя, что Сара стоит перед алтарем с другим мужчиной.

– Но он не пришел, – ответила Сара. – Он не хотел, чтобы я была его женой.

– Идиот!

Сара пожала плечами. Стоя у мраморной купели, она легонько прикоснулась пальцем к святой воде.

– Он похоронен снаружи, – глухо сказала она. – Отец Майка. Из-за него Майк вернулся на остров.

– Ты думаешь? – спросил Уилл, где-то в глубине души радуясь тому, что этот мужчина мертв, мужчина, от которого Сара забеременела, и который бросил ее перед алтарем.

– Ему всегда нужен был отец, – вздохнула Сара, вспоминая ссору с Майком.

– Он хороший парень, – успокоил ее Уилл. – И вырастет прекрасным человеком.

– Да, но он сам не верит в это. Он хотел все узнать о своем отце и сделал это. Жизнь на острове, это сумасшествие… здесь нет будущего. Посмотри на моего отца, посмотри на Хиллера! Я хочу, чтобы он уехал со мной, Уилл. Я хочу, чтобы он вернулся домой.

– Я знаю. – Уилл обнял ее.

Сара всхлипнула. Она пыталась повлиять на своего сына, но тот сопротивлялся. Уилл не хотел думать о том, что произойдет завтра утром, он беспокоился о Саре. Она поставила на карту слишком многое.

– Позволь ему быть самим собой. Это все, что ты можешь сделать.

– Я говорю это себе, но как? – спросила она. – Ведь я его мать.

Уилл погладил ее волосы, думая о Фрэде. Как он мог позволить своему ребенку умереть? Живой или мертвый, он всегда с ним. И Уилл понял: в действительности у тебя нет выбора. Они не принадлежат тебе, твои дети, никогда. Они вверяются тебе на короткое время. Ты стараешься, защищаешь их. Если они изменяют свои имена, ты спрашиваешь их, как они хотят, чтобы их звали. Если они хотят уйти в плавание, ты помогаешь им дождаться попутного ветра.

– Ты будешь любить его, где бы он ни был, – сказал Уилл.

– Правда?

– Посмотри на себя и свою мать, – сказал Уилл.

– Я люблю ее, где бы я ни была, – сказала Сара, хлюпая носом.

– Ты это уже знаешь как дочь. – Он улыбнулся, вытирая ее слезы. – Теперь тебе надо понять это как матери.

Сара кивнула. Уилл уже видел прежде, как она плакала, и ему было забавно, как быстро меняется ее настроение. Десять минут назад она была просто развалиной, рыдая в его объятиях. А теперь сияла, как невеста. Он представил, как она идет по этому самому проходу, стоит у алтаря, ожидая человека, который не собирался прийти. Слова застряли у него в горле. Сара вернула его к жизни, той, которую он покинул в тот день, когда умер Фрэд. Может быть, и он здесь для того, чтобы облегчить ее страдания?

Посмотрев друг на друга долгим взглядом, держась за руки, они пошли прочь от алтаря.

Идя обратно по проходу, Уилл вдруг остановился и посмотрел ей в глаза. Затем, обняв ее таким образом, как будто приподнимает вуаль, он поцеловал женщину, которая никогда не была невестой.

Открыв дверь, они вышли на улицу, где дул холодный ветер.

Глава 15

Сьюзан позвонила матери в Форт-Кромвель, но вместо нее услышала автоответчик. На фоне звуков песенки Джулиана «Спроси меня, смогу ли я сделать это» до нее доносились из трубки записи:

– Нас с Элис нет дома, мы пробиваемся сквозь снег на улице… или смотрим гонки в Монза… или, может быть, катаемся в горах Саксон-хилл… или же, весьма вероятно, просто валяемся у камина и не отвечаем на звонки, поэтому окажите нам любезность и оставьте свое сообщение.

– Привет, мам, это я, – сказала Сьюзан. – Мы все еще на острове, но завтра возвращаемся. Представляешь, папа привезет меня прямо домой. Так что тебе не придется за мной ехать. – Потом тихо добавила: – Я люблю тебя. Пока.

Когда Сьюзан вешала трубку, то вдруг испугалась, что что-то случилось. Почему мама не подошла к телефону? Конечно, она была ужасно рассержена и обижена. Что это за дочь такая, которая встает рано утром и смывается из дома, не сказав ни слова в самый День благодарения? В среду Сноу обдумывала свой план, стараясь убедить себя, что мама и Джулиан не станут скучать по ней, и что она нужна отцу гораздо больше, чем им.

Но сейчас, в субботу, вслушиваясь в тиканье часов, Сьюзан поняла, что ей придется держать ответ за свое поведение. Мысленно она представила себе, как грустит мама и как злится Джулиан. Возможно, что именно сейчас он шепчет ей на ухо, как эти «добрые» советчики из пьес Шекспира, которые передали смущенной королеве дурные новости. В прошлом году на Рождество Джулиан заплатил за театральный курс для старшеклассников, который проводили в колледже Марселлуса. Он назывался «Субботы с Бардом». Из этого курса она выяснила для себя только то, что в ее жизни много трагедий, измен и фарса, совсем как у Шекспира.

Набирая номер во второй раз, она молилась, чтобы мама взяла трубку. Что, если случилось нечто ужасное? Что, если в дом проникли воры, чтобы украсть коллекцию картин Джулиана и старинные машины, и перерезали всем горло? А что, если это были серийные убийцы? Вцепившись в трубку, Сьюзан закусила губу. В голове ее отчетливо проступила картина: одинокий дом на горе, невменяемые преступники, страх в глазах матери и Джулиана. А что, если они убили Джулиана и оставили ее маму умирать, и только теперь она немного пришла в себя, услышав звонок телефона, который спас ее от отчаяния, звонок ее собственной единственной дочери…

– Алло, – прозвучал голос мамы.

– О боже! – выдохнула Сьюзан.

– Сьюзан, это ты?

– Да, привет, мам. Я звоню тебе уже несколько дней, я не разговаривала с тобой с того самого дня, как попала сюда.

– Я помню, – сухо ответила мама.

– Как вы поживаете? Как прошел День благодарения?

– У нас все хорошо. Джулиан немного простужен.

– Ох, – вздохнула Сьюзан, заставляя себя проявить сочувствие, – надеюсь, ему уже лучше?

Мама ничего не сказала в ответ, и Сьюзан почувствовала, как в груди у нее нарастает беспокойство. Почему она всегда так нервничает, когда разговаривает с собственной матерью? Ее не покидало ощущение, что она постоянно разочаровывает свою мать, не оправдывает ее надежд, выводит ее из себя, каким-то образом встает между матерью и Джулианом.

– Как… – начала мама и остановилась, закашлявшись. – А как у тебя прошел День благодарения?

– Хорошо, – ответила Сьюзан, стараясь говорить спокойно.

Ей не хотелось рассказывать матери, что это было просто великолепно, она чудесно провела время.

– Я рада, – сказала мама, и Сьюзан буквально увидела, как ее губы сжались в тонкую-тонкую ниточку.

– Мам, с тобой все в порядке?

– Это… всего лишь… это наш первый праздник, который мы провели не вместе. – И Элис расплакалась. – С тех пор как ты… родилась… мы всегда были рядом на День благодарения и в Рождество.

– Прости меня, – прошептала Сьюзан, пораженная горечью, которая прозвучала в словах матери.

– Даже почти все дни Четвертого июля. Кроме одного, когда вы с Фрэдди были еще очень маленькими и Уилл повез вас на «Джеймс», чтобы вы могли посмотреть салют. У меня тогда была простуда или что-то такое, поэтому я не поехала с вами.

– Но мы вернулись тогда домой к ужину. – Дочь попыталась посмотреть на все с точки зрения матери.

– Дорогая, я… – начала она, но прервала фразу, потому что Джулиану вдруг что-то понадобилось в кладовке.