Вера Петровна. Петербургский роман (Роман дочери Пушкина, написанный ею самой), стр. 39
— Вот указ, — сказал Владимир, вынув бумагу из кармана, — согласно которому вы лишаетесь всех чинов и дворянского достоинства и ссылаетесь простым солдатом на Кавказ, где до конца жизни будете нести службу.
Ни один мускул не дрогнул на лице Владимира. Он произнес эти слова взвешенно и официально, как судья. Борис выглядел жалким и уничтоженным, и Владимир испытывал к нему сочувствие. Собравшись с духом и подыскав слова, Борис спросил еле внятно:
— И за какое преступление я должен понести это ужасное наказание?
— За действия, несовместимые с честью офицера и благородного человека, за то, что вы — клеветник и фальсификатор.
— Фальсификатор?! — вскричал Борис с отчаянием. — Никогда! Это страшная ложь. Что я сфальсифицировал?
— Вы об этом сами хорошо знаете, Борис Иванович, — ответил Владимир с невозмутимым спокойствием. — Но чтобы вы убедились, что вы осуждены не без доказательств, то вот они.
И он вынул и показал ему те самые письма, его и Любочки.
— Господи! Я пропал… — простонал Борис, зашатался и упал в кресло, прикрыв лицо руками.
Но этот приступ слабости длился недолго. Он вдруг вскочил с кресла, яростно жестикулируя.
— Это дело рук Веры! — крикнул он. — Лицемерка послала царю мои письма! Она придумала хорошую месть! Но один я не погибну!
Он направился к выходу, но голос Владимира его остановил.
— Борис Иванович, не делайте тщетных попыток покинуть помещение. Вы арестованы, все выходы из вашей комнаты охраняются. Но напрасно не обвиняйте свою жену. Вера Петровна не сказала против вас ни одного слова… Любовь Степановна, ваша сообщница, мучимая раскаянием и стремящаяся обрести душевный покой, сообщила мне о дьявольском заговоре, принесшем в жертву мое счастье. Я простил ее — любовь ослепила ее и лишила рассудка. Но вас, Борис Иванович, я простить не могу. Я представил императору имевшиеся в моих руках доказательства ваших преступлений. Вы услышали его ответ. Он свершил свой суд.
— Значит, Любочка — предательница. Это она виновата в моем несчастье! — бешено заорал Борис. — Если бы я мог ее уничтожить, с радостью примирился бы со своей участью!.. Но я бессилен… Я ничего не могу… О, ужас!
Пароксизм ярости прошел. В отчаянии Борис малодушно спросил Владимира:
— Значит, нет спасения? И мой отец не может помочь?
— О трагедии, которая здесь разыгралась, в Петербурге никто не знает. Выйдя из императорского кабинета, я тотчас сел в карету, которая доставила меня сюда. Ваш отец узнает об этом из официального сообщения, когда вы уже будете в пути на Кавказ. Отправиться вам надлежит завтра рано утром. Так сказано в высочайшем указе. До утра я оставляю вас одного, чтобы вы сделали необходимые приготовления.
Владимир покинул свое место у камина и молча, не прощаясь, направился к двери. Борис последовал за ним. Когда дверь открылась, Беклешов увидел жандарма, поставленного караулить помещение. И тогда он ясно осознал весь ужас настоящего и будущего. Шатаясь, он вернулся в комнату. Надежды не осталось, всякое сопротивление постигшей его участи было бесполезно.
— Уничтожен и обесчещен! — с этими словами он бросился в кресло.
На рассвете Василий вошел в спальню хозяина, так как получил распоряжение его разбудить. Наступило время отъезда. Спальня была пуста. Василий открыл дверь в кабинет, но в испуге отпрянул. С размозженной головой Борис лежал на полу. В его руке был судорожно зажат пистолет. Земной суд над ним свершился!
Прошел год после этих событий. И снова была весна, и снова в страну вернулось теплое светлое солнце. Однажды днем группы любопытных обступили главные ворота петергофского дворца, глазея на экипажи, въезжавшие во дворец. Элегантно одетые дамы и господа в нарядных мундирах поднимались вверх по лестнице в часовню, и там постепенно собралось знатное, но немногочисленное общество. Разговаривали вполголоса… Чувствовалось напряженное ожидание последних минут.
Ровно в двенадцать ко дворцу подъехала коляска, запряженная двумя орловскими рысаками. Солдаты взяли на караул, забили барабаны, народ закричал «Ура!». Царь и царица проследовали тем же путем в дворцовую церковь. Они возглавили праздничное шествие, сопровождавшее невесту к алтарю.
В этот день Вера Петровна вступила в брачный союз с графом Владимиром Островским, в союз на всю жизнь. Царь хотел своим присутствием выразить одобрение этому союзу, освятить его и придать событию особую праздничность. Его воле отец и мать Островские противостоять не могли.
Торжественно и серьезно выглядела Вера в этот момент. Ее молодая душа пережила много ужасного за последние годы. И только ее счастливые прекрасные глаза говорили о том, что переживало ее сердце.
И в тот самый час, когда исполнилось самое заветное желание Вериного сердца, Любочка попрощалась с мирской жизнью в московском Девичьем монастыре. Там приняла она торжественный обет монахини.
Послесловие
Не успел еще русский читатель прийти в себя после опубликования книги Серены Витале «Пуговица Пушкина» — и писем Жоржа Дантеса Луи Геккерену, пролежавших в архиве правнука Дантеса 150 лет и рассказавших о трагической истории последней дуэли Пушкина , как в семейном архиве праправнучки Пушкина графини Клотильды фон Меренберг был найден роман о жизни в России младшей дочери поэта Натальи Александровны Пушкиной-Меренберг. Рукопись эта тоже хранилась немало, около 120 лет (эту дату мы еще уточним), пережила две мировые войны и, прежде чем попасть к читателю, пересекла два материка. Историю этой находки рассказала сама Клотильда фон Меренберг в предисловии к этой книге. Крылатая фраза Михаила Булгакова «рукописи не горят», ставшая расхожей и поэтому потускневшая в последние годы, снова приходит на ум, когда читаешь роман «Вера Петровна», пришедший к нам из глубины девятнадцатого века и не сгоревший в пожарах двух мировых войн.
После прочтения романа встают два главных вопроса. Во-первых, кто является прообразом его героев и, во-вторых, кто его автор.
Ответ на первый вопрос очевиден и по существу дан в предисловии Клотильды фон Меренберг. Поэтому речь идет не о том, кто стоит за вымышленными именами героев. Вопрос следует сформулировать иначе: какие события в романе уже давно были известны как твердо установленные факты и какие из неизвестных событий можно с определенной долей вероятности считать реальными. И, наконец, какие события являются вымышленными. Ведь мы прочли не биографию (или автобиографию), а художественное произведение, автор которого имеет право на вымысел. Вспомним самого Пушкина. Читая Нащокину «Пиковую даму», он рассказал о героине, Наталье Петровне Голицыной, ее внуке и истории трех карт. По свидетельству Пушкина остальное — вымысел. Дочь Пушкина такого свидетельства не оставила. Поэтому надо разбираться.
Второй вопрос (об авторе романа) — куда более сложен. И мы его пока отложим.
Сначала напомним читателю то, что известно о жизни Натальи Александровны Пушкиной из литературы , , . Наталья Александровна родилась 23 мая 1836 года, в день, когда Пушкин вернулся из Москвы в Петербург. Это лето семья жила на каменноостровской даче. Так как мать и новорожденная долго болели, крестины состоялись только 27 июня в Предтеченской церкви. Восприемниками были друг поэта Михаил Виельгорский и Екатерина Ивановна Загряжская, тетка Н.Н.Пушкиной. 29 января 1837 года восьмимесячную Ташу (вместе с тремя другими детьми) внесли в кабинет поэта, и умирающий отец благословил их.
Раннее детство Таша провела в имении «Полотняный завод». С 1844 года, когда Наталья Николаевна вышла замуж за Петра Петровича Ланского, семья жила в Петербурге и Стрельне, где генерал-адъютант Ланской командовал лейб-гвардии полком.