Роза и тис, стр. 28
Милли встала, собираясь уходить, и все бы кончилось благополучно, не появись именно в этот момент на пороге Джон Гэбриэл.
– Привет! Что тут происходит? Я прямо с собрания.
Говорил, пока в горле не пересохло. Херес есть? Виски сейчас нельзя: дальше у меня встреча с мамашами, а от виски сильный запах.
– Мне пора идти, – сказала Милли. – До свидания, капитан Норрис! До свидания, майор Гэбриэл!
– Подождите минутку! – остановил ее Гэбриэл. – Я пойду с вами.
– Нет-нет! Пожалуйста, не надо! Мне... мне нужно спешить.
– Хорошо! – воскликнул Гэбриэл. – Раз нужно спешить, я откажусь от хереса.
– Ну пожалуйста! – Милли вспыхнула от смущения. – Я не хочу, чтобы вы шли. Я... я хочу идти одна.
Она почти выбежала из комнаты. Гэбриэл резко повернулся ко мне.
– Кто ей наговорил? Вы?
– Да, я.
– С какой стати вы лезете в мои дела?
– Мне наплевать на ваши дела. Это касается консервативной партии.
– А вам разве не наплевать на консервативную партию?
– Если хорошенько подумать, – пожалуй, наплевать! – признал я.
– Тогда зачем совать во все свой нос?
– Если хотите знать, Милли Барт мне симпатична, и я не хочу, чтобы она чувствовала себя несчастной. А она будет винить себя, если каким-то образом из-за дружеских отношений с ней вы проиграете на выборах.
– Я не проиграю выборы из-за моих отношений с миссис Барт.
– Вполне возможно, что и проиграете. Вы недооцениваете силу грязного обывательского воображения.
Гэбриэл кивнул.
– Кто вам посоветовал поговорить с ней?
– Миссис Бигэм Чартерис и леди Трессилиан.
– Старые карги! И леди Сент-Лу?
– Нет. Леди Сент-Лу не имеет к этому отношения.
– Если бы я узнал, что это старая ведьма отдала приказ!.. Я бы повез Милли Барт куда-нибудь на уик-энд – и пусть все они катятся к черту!
– Это бы великолепно завершило дело! А я думал, вы хотите выиграть на этих выборах.
Гэбриэл неожиданно ухмыльнулся. К нему вернулось хорошее настроение.
– Я и выиграю. Вот увидите!
Глава 16
Это был один из самых прекрасных, теплых летних вечеров. Люди со всех сторон стекались к Длинному Амбару.
В программу празднества входили танцы и призы за лучший маскарадный костюм.
Тереза покатила мою каталку вдоль Амбара, чтобы я мог вдоволь полюбоваться зрелищем. Все казались очень оживленными. Гэбриэл был в прекрасной форме: рассказывал разные истории, пробираясь в толпе, острил, мгновенно парировал реплики, обменивался шутками. Он был весел, уверен в себе. Особое, несколько преувеличенное внимание Гэбриэл уделял присутствовавшим дамам, что с его стороны, по-моему, было дальновидно. В общем, его веселость передавалась аудитории – и все шло как по маслу.
Леди Сент-Лу, высокая, худощавая, выглядела очень внушительно. Ее присутствие придавало событию значительность и воспринималось всеми как особая честь. Я обнаружил, что леди Сент-Лу многим нравится, но в то же время ее и побаивались. Она в случае надобности не колеблясь, прямо высказывала свое мнение; ее несомненная доброта не была показной, и она проявляла живейший интерес к жизни Сент-Лу со всеми ее превратностями.
К замку в городе относились уважительно. Когда в начале войны квартирмейстер рвал на себе волосы из-за трудностей с размещением эвакуированных, от леди Сент-Лу пришло в его адрес бескомпромиссное послание: почему ее не включили в список для поселения прибывших людей.
На сбивчивые объяснения мистера Пенгелли, что он-де не хотел ее беспокоить, так как некоторые дети не очень воспитанны, леди Сент-Лу ответила: «Разумеется, мы примем участие. Мы легко можем взять пятерых детей школьного возраста или двух матерей с малышами, на ваше усмотрение».
Размещение в замке двух матерей с детьми успеха не имело. Обе лондонские жительницы пришли в ужас от длинных каменных переходов в замке, где эхо повторяло звук шагов. Женщины постоянно вздрагивали, пугливо озирались и шептались о привидениях. Когда с моря дули сильные штормовые ветры (а отопление в замке было недостаточным), у бедняг зуб на зуб не попадал, и они, дрожа, прижимались друг к другу. После теплых и густонаселенных лондонских многоквартирных домов замок казался им сущим кошмаром. Не выдержав, они вскоре уехали.
Их сменили школьники, для которых замок стал одним из замечательнейших, волнующих приключений. Они лазили по развалинам, неутомимо и жадно рыскали в поисках пресловутых подземных ходов и получали огромное удовольствие, пробуждая эхо в гулких коридорах. Они смирились с материнской опекой леди Трессилиан; испытывали восхищение и благоговейный страх перед леди Сент-Лу; учились у миссис Бигэм Чартерис не бояться лошадей и собак и отлично ладили со старой корнуоллской кухаркой, которая пекла для них булочки с шафраном.
Позднее леди Сент-Лу дважды обращалась к квартирмейстеру с заявлениями. Некоторых эвакуированных детей-де разместили на отдаленных фермах, где хозяева, на ее взгляд, люди недобрые, непорядочные и не заслуживают доверия. Она настояла на проверке, и, как оказалось, в одном случае детей плохо кормили, а в другом – дети были хоть и сыты, но грязны и вообще предоставлены сами себе.
Все это еще больше повысило авторитет старой леди.
Утвердилось мнение, что «замок не потерпит несправедливости.
Леди Сент-Лу пробыла на празднике недолго и ушла вместе со своей сестрой и невесткой. Изабелла осталась, чтобы помочь Терезе, миссис Карслейк и другим женщинам.
Я наблюдал все происходившее минут двадцать. Потом Роберт покатил мою каталку назад, к дому. Я остановил его на террасе. Ночь была теплая, а лунный свет восхитителен.
– Мне хотелось бы побыть здесь, – попросил я.
– Хорошо. Принести тебе плед или еще что-нибудь?
– Ничего не нужно. Достаточно тепло.
Роберт молча кивнул и пошел обратно. В Длинном Амбаре у него тоже оставались какие-то обязанности.
Я лежал в своем кресле и спокойно курил. Силуэт замка выделялся на фоне моря, залитого лунным светом, и больше обычного походил на театральную декорацию. От Длинного Амбара доносились звуки музыки и голоса. Полнорт-хаус за моей спиной был погружен в темноту. Светилось только одно окно, и в причудливом лунном освещении казалось, что от замка до Полнорт-хауса пролег волшебный воздушный мост.
Я представил себе, как по нему движется всадник в сверкающих доспехах: юный лорд Сент-Лу возвращается в свой дом. Какая жалость, что современная униформа не столь романтична!
Далекую музыку и шум голосов, доносившихся со стороны Длинного Амбара, летняя ночь дополняла сотнями собственных звуков: негромким поскрипыванием, шелестом, шорохами – мелкие существа пробирались куда-то по своим делам; перешептывалась листва; слышался далекий крик совы...
Меня охватило неясное чувство умиротворенности. То, что я сказал Терезе, было правдой. Я действительно начинал жить сначала. Прошлое и Дженнифер остались ослепительным и несбыточным сном. Между ним и мной пролегла трясина боли, мрака, страшного безразличия. Прежнюю жизнь я, разумеется, продолжать не мог: трещина была непреодолимой. Начиналась иная, еще неведомая жизнь. Какой она будет? Какой я ее сделаю? Что представляет собой этот новый Хью Норрис? Я чувствовал, как во мне просыпается интерес. Что я знаю? На что могу надеяться? Что буду делать?
Я увидел, как от Длинного Амбара отделилась высокая, одетая в белое фигура. Помедлила мгновение и потом направилась в мою сторону. Я сразу узнал Изабеллу.
Она подошла и села на каменную скамью. Гармония ночи стала полной.
Довольно долго мы сидели, не говоря ни слова. Я был счастлив. Мне не хотелось испортить все разговорами. Не хотелось даже думать.
Неожиданный порыв ветра подхватил и спутал волосы Изабеллы. Она подняла руку к волосам, и чары рассеялись.
Я повернул голову в сторону Изабеллы. Она пристально не отрываясь смотрела на лунный мост, ведущий к замку.
– Этой ночью должен бы вернуться Руперт, – сказал я.