Альфа + Ромео (Повести и рассказы), стр. 42
«Следы?» — было записано синим карандашом.
«Поливочная машина смыла!» — было записано красным.
«Свидетели?» — было записано синим.
«Свидетелей не было», — было записано красным.
Теперь Пеэтер писал еще что-то.
«Подозрение и наблюдения», — выводил Пеэтер синими буквами.
У них, у всех вместе, было десять пар глаз, если считать и глаза Ромео. Неужели и впрямь ни одна пара глаз не заметила ничего подозрительного? Не видела никого чужого, крадущегося но двору?
Маленькая девчушка, у которой косички торчали, как два маленьких рожка, подняла руку. Она еще не ходила в школу, но часто играла в школу с ребятишками постарше. Она знала, что в классе, когда ученик хочет что-то сказать, он должен поднять руку.
— Я не видела, чтобы кто-то чужой крался по двору, — сказала маленькая девчушка с косичками-рожками.
Немного погодя она снова подняла руку.
— Я видела вчера чужого дяденьку. Он стоял в воротах.
Сломленный горем Михкель поднял голову. Пеэтер повернул к бумаге синий конец карандаша.
— Этот дяденька... Он что-нибудь сказал?
Маленькая девчушка порозовела от радости:
— Что у меня красивые ленточки в косах.
Голова сломленного горем Михкеля снова опустилась на каменный стол беседки. Пеэтер сунул карандаш в карман.
Но оказалось, что Пеэтер слишком поспешил.
— Потом он еще сказал, что у нас хорошая лошадка, и спросил, где лошадка ночует.
Михкель встрепенулся. Пеэтер снова достал карандаш из кармана.
— Как этот мужчина выглядел? — спросили они почти в один голос. — Ты не запомнила?
Девчушка кивнула. Она была очень польщена выпавшим на ее долю вниманием. Да, она очень хорошо запомнила, как выглядел чужой дяденька, похваливший ленточки в ее косах.
— Он выглядел как старый дядя, — уверенно сказала девчушка с косичками-рожками.
Пеэтер отложил записную книжку в сторону.
— Не сходите с мест, — велел он, вскакивая. — Я вернусь через три минуты.
Ровно через три минуты он действительно вернулся, держа иод мышкой кипу старых журналов и зачитанных, растрепанных книжек с картинками. Он торопливо принялся их перелистывать.
— Такой старый дядя, как тут?
На картинке был изображен толстый мужчина с арбузом в руках. Усы, словно вороньи крылья, свисали из-под носа по обеим сторонам рта.
— Не-е-ет! — потянула девчушка. — Только сапоги похожи.
— Такой дяденька, как тут? — показал Пеэтер на картинке старика, ловящего золотую рыбку.
— Нет! — девчушка покачала головой. — Похож только нос... И уши тоже.
— Тогда, может быть, как тут? — отыскал Пеэтер картинку, на которой крестьянин шагал рядом с длинной телегой, везущей бревна.
— Не-ет! — Девчушка замахала руками. — Вовсе не такой. Только шляпа такая.
Тихонечко насвистывая, Пеэтер достал из кармана нож с тремя лезвиями и маленькими ножницами. Раскрыв ножницы, он вырезал из первой картинки сапоги, из второй нос пуговкой и уши, из третьей худую фигуру и шляпу с обвислыми полями. Так получился четвертый дяденька.
— Точно! — воскликнула девчушка с косичками-рожками. — Точно такой он и был!
— Теперь мы знаем, как выглядел конокрад, — сказал Пеэтер удовлетворенно. — Это облегчит его поиски.
Он даже и предположить не мог, что совершенно самостоятельно изобрел способ, с помощью которого полиции всего мира делают портреты тех, чьи фотографии неоткуда взять. Знай это, он возгордился бы еще больше.
СБРУЯ, ДУГА И ТЕЛЕГА
Посреди напоминающего крепость двора с высоким забором и мощными воротами горел маленький костер. Из здоровенного чугунного котла над костром поднимался пар. Сдвинув шляпу с обвислыми полями на затылок, ходил вокруг костра мужичонка с хитрыми глазами и ворчал:
— Пять тюбиков краски! Эта Лотта жадина. Разве хватит пяти тюбиков краски на целую лошадь? Эдуард-то знает уж по одному запаху, что должно быть дважды по пяти тюбиков.
Теперь десять тюбиков краски для шерсти было выдавлено в котел. Эдуард сунул палец в горячую воду с разведенной краской, поглядел на палец, повернувшись к свету и удовлетворенно кивнул:
— Я же сказал! Точно, как у старухи Меэри.
Старая Меэри, сломленная тяжкой болезнью, уснула вечным сном. Новая лошадь должна была занять место Меэри между оглоблями. Но ее нужно было приготовить к этому. Привязанная за узду к забору серая в яблоках лошадь смотрела на действия Эдуарда с растерянностью, но деловитого Эдуарда ничто не смущало.
— Если в паспорте отмечено, что ты гнедая, то серой ты быть не можешь, — говорил Эдуард новой лошади. — Не бойся, Эдуард сделает тебя еще более гнедой, чем была эта околевшая Меэри.
И тут он сказал правду. Десять тюбиков краски для шерсти сделали свое дело. Вскоре во дворе, похожем на крепость, стояла гнедая лошадь. Ее ляжки и бока были, правда, несколько пятнистыми, а грива вместо коричневой была черной, как уголь, но Эдуарда это не смущало.
— Пусть спросят теперь у Эдуарда, куда подевалась серая лошадь, — посмеивался мастер-красильщик. - Эдуард скажет: «И в глаза не видел. У Эдуарда все та же старая Меэри, это и слепому ясно».
Насвистывая, любовался хитроглазый Эдуард делом рук своих. Затем скользнул взглядом по напоминающему крепость двору. Здесь были двери, за которыми стояла черная «Волга» хозяина Эдуарда, и двери, которые скрывали красный «Москвич» хозяйки Лотты, и дверь, через которую до сих пор входила-выходила гнедая кобыла Меэри. Все они были красивыми крепкими дверьми, но сейчас Эдуарду было не до них. Сейчас Эдуарду нужна была сбруя, а сбруя висела под стрехой.
Альфа с изумлением смотрела на странную сетку, которую накинули на нее через голову. Таких украшений на шее носить раньше ей никогда не доводилось. Еще более удивительным было то, что ее заставили попятиться и встать между оглоблями. Но поскольку характер у нее был спокойный, она сделала и это.
— Прекрасно, прекрасно, — хвалил хитроглазый хозяин. — Теперь разок заржи на пробу.
Альфа в изумлении затрясла головой. Она не понимала, чего от нее хотят. За всю свою долгую жизнь она никогда не ржала по приказу.
— Подай маленько голос, — требовал Эдуард. — Один маленький знак, чтобы окна открылись.
Альфа вопросительно шевелила ушами. — Разок и-г-га-га-а! — подсказывал Эдуард. — Иг-га-гаа, и ничего больше!
Альфа по-прежнему не раскрывала рта.
Во двор вышла толстая женщина в цветастом халате.
— Вишь, Лотта, — пожаловался Эдуард. — Новая Меэри не хочет ржать. Ой, ой, теперь только я понял, чего лишился. Старая Меэри была просто мастером ржать. Стоило ей подать голос, даже мертвые воскресали. Ну, попробуем еще разок: иг-г-г-га-га-а!
Альфа стояла между оглобель немая, как столб. Она умела прыгать через барьеры и стенки, через канавы и заборы. Она умела гордо галопировать и плавно рысить. Она умела все, что должны уметь верховые лошади, и много такого, чего они могут и не уметь. Но ржать по приказу она не умела.
— Бедный Эдуард, — причитал мужичонка с хитрыми глазами. Теперь и ты лишишься голоса. Долго ли ты в силах ржать за лошадь!
Но на самом деле он не огорчался. На самом деле Эдуард был очень доволен собой и новой лошадью.
— Дела делаются постепенно, — сказал Эдуард лошади.
Вскоре Эдуард снова принялся насвистывать и принялся носить узлы с мисками и глиняными свистульками в телегу.
Вторичное сырье ожидало заготовщика.