Узник моего сердца, стр. 22

Путь лежал на север. Дорога становилась то шире, то уже, в зависимости от рельефа. Лесные поляны, покрытые ковром из желтых, голубых и багряных цветов, сменялись густыми ветвями сосен и низкорослым кустарником. Дорога шла вниз. Словно под огромным голубым куполом впереди раскинулась низина с редкими крестьянскими домами. На виноградниках собирали урожай. Загорелые до цвета лесного ореха крестьяне, одетые в свободную, не очень чистую одежду, мелькали среди лоз нежно шелестящего, искрящегося налитым соком винограда.

К полудню начали собираться тучи, стали слышны пока еще далекие раскаты грома. Дождь хлынул внезапно, словно над лучами опустился театральный занавес. Ветер срывал листья с деревьев, гнул кусты. Крупные капли моментально вымочили плечи всадников и спины коней. Постепенно дождь стал тише, но дорога успела превратиться в скользкое месиво. К счастью, путь вновь лежал через лес, где листья и сосновые иглы не позволили дороге сильно размокнуть. Дождь то усиливался, то превращался в мелкую изморось, но холодный ветер продолжал швырять листву прямо в лицо.

Время от времени Николетт бросала взгляд на своего тюремщика. Он весь день ехал рядом, привязав поводья ее лошади к луке своего седла. За все это время он не произнес и дюжины слов. Она видела, что Лэру нездоровится. Он часто останавливался, чтобы глотнуть воды.

Дважды за день был вынужден слезть с коня и отойти в кусты, где его вырвало. «Он не заслуживает этого», – подумала Николетт. Она ощущала уколы совести, когда вспоминала об укушенном пальце – на той же самой руке, которая была ранена во время стычки в аббатстве. Поэтому большую часть пути Лэр держал поводья в левой руке, а правую прятал под курткой. А ведь в обоих случаях де Фонтен защищал ее, Николетт. Пусть даже со стороны его намерения могли показаться не слишком благородными.

Постепенно стемнело. Дорога пошла в гору. Дождь кончился, но дюжина мелких ручейков стекала по каменистому склону. Вода с негромким журчанием устремлялась в низину. Николетт пригибалась к холке лошади, когда ее кобыла копытами расплескивала воду. Кавалькада добралась до небольшой поляны. Где-то вдали в сгущающемся сумраке высились мрачные башни Гайяра, темной массой вырисовываясь на фоне грозного неба. Ни одного окошка, ни одной светящейся бойницы. Николетт показалось, что перед ней могильный склеп, воздвигнутый неведомо зачем в пустынном, забытом Богом месте.

ГЛАВА 10

Они ехали под деревьями. Ветер швырял дождевые капли в лица всадникам, пригибал к земле траву. Николетт, укутанная в шерстяной балахон и одеяло, дрожала от холода.

Трава была такой высокой, что доставала лошадям до животов. Когда ветер колыхал стебли, казалось, они переговариваются громким шепотом.

Вот и ров с поднятым мостом, две сторожевые башни и молоток для вызова стражи. Лэр ударил в железный щит, тот отозвался громким ржавым звуком. Через секунду эхо отдалось от стен. Словно погребальный звон над обезлюдевшим приютом.

Никто не вышел. Лэр еще раз ударил по щиту. Безрезультатно. Как же опустить мост?

– Подождите здесь, – бросил де Фонтен сержанту и, повернув лошадь, поехал вдоль стены в поисках других ворот. На середине южной стены он действительно увидел небольшие одностворчатые ворота, заросшие плющом. В этом месте ров вокруг замка переходил в земляную насыпь.

Лэр соскочил с коня и, не без труда пробравшись через заросли, надавил плечом на обитую железом створку. Изнутри она не была закрыта на засов. Возможно, только на деревянную щеколду, которая разбухла от сырости.

Еще один толчок – и ворота неожиданно распахнулись. Лэр чуть не упал. Впереди – мгла и каменные стены. Он вернулся к коню и, взяв его под уздцы, повел в открывшийся узкий тоннель. Над головой кое-где виднелись черные дыры, видимо, выходы на стены, с которых когда-то на врагов сбрасывали камни и лили кипящую смолу.

Тоннель сделал поворот. Вскоре Лэр остановился под каменной аркой. Впереди – лунный свет.

Вдруг перед ним возник горбатый старик, еле различимый в свете луны.

– Дерьмо! – выкрикнул он. Лэр вздрогнул от неожиданности и выпустил поводья, рука легла на эфес меча. Жеребец громко заржал, попятившись. В полутьме сгорбленная фигура в бесформенной одежде казалась безликой, подобной привидению.

– Почему у ворот нет охраны? – требовательно спросил старика Лэр. Тот что-то прошептал, отступая назад. – Подожди! – приказал де Фонтен. – Где твой хозяин, где Лашоме?

Горбун заколебался, но ничего не ответил. Медленно, словно разговаривая с ребенком, Лэр объяснил:

– Меня послал король Филипп. Я новый лорд Гайяра.

Старик смотрел на него непонимающим взглядом. «В своем ли уме этот горбун?» – подумал Лэр. Нет, так ничего не добиться.

Де Фонтен повел коня за собой в сторону главных ворот. Ронс неохотно шел следом, раздувая ноздри и прижимая уши.

После утомительных поисков Лэр нашел железный подъемник. Наконец-то мост опустился. Сержант и вся кавалькада въехали в замок.

– Я вижу, вы нашли хоть одного человека, – бросил сержант.

Лэр обернулся и увидел старика, стоящего шагах в десяти позади. Значит, горбун шел следом. И, кажется, обрел голос. Он поднял руку и указал на дальнюю башню, окруженную постройками.

– Лашоме там.

Затем быстрым шагом заковылял через двор. Внутренний двор, окруженный каменными стенами, казался кладбищем. Вокруг – заброшенные строения. Одно из них было когда-то большой конюшней, рассчитанной не менее чем на пятьдесят лошадей. Но от него остались только столбы, часть соломенной крыши и кучи старого сухого навоза. Неподалеку – обветшалая казарма, а дальше в темноте ютились сараи, мастерские, пристройки, навесы. Кухня замка тоже была в плачевном состоянии. Целой осталась только огромная каменная жаровня.

Посреди двора высилась готическая часовня с узкими шпилями. Часть украшений была сбита, стены облупились. С цоканьем проехав по пустынному двору, всадники остановились перед еще одним рвом, за которым вздымалась новая гряда стен. Эти стены не были такими прочными, как внешние, но и здесь навесной мост был поднят, а сторожевые башни казались более укрепленными.

Старик что-то крикнул. Прошло несколько минут. Наконец цепи заскрипели, раздался металлический скрежет – видимо, отодвинули засов. Мост еще раз скрипнул, затем с грохотом занял свое место. Невидимая рука подняла железную решетку. Открывшийся проход был таким узким, что проехать мог только один всадник. Наконец-то появился привратник с фонарем.

– Барон Лашоме ждет вас.

Он повел гостей за собой, освещая узкий проход. Неровный свет фонаря заплясал отсветами на булыжниках двора.

В сердце Николетт поселилось отчаяние. Неужели ей когда-нибудь удастся выбраться отсюда? По обеим сторонам прохода – каменные стены, остроконечные башни, хмуро взиравшие на пришельцев. Внутри виднелось угрюмое каменное здание с высокими окнами и остроконечной покатой крышей, казалось, упирающейся в небо. А за ним высилась, подобно великану, огромная круглая цитадель, по сравнению с которой остальные строения казались убогими карликами.

У двери угрюмого здания стоял стражник с фонарем в руке. Сержант и его солдаты спешились. Лэр тоже соскочил с коня и подошел к Николетт, чтобы снять ее с лошади.

– Нет! – закричала она, отдергивая руки. – Лучше умру!

Лэр так посмотрел, что Николетт поняла: сопротивление бессмысленно. Когда он поставил ее на землю, она прижалась к нему, вцепившись в локоть.

– Нет! Нет!

Лэр высвободил руку, резко приказал:

– Успокойтесь!

Вокруг суетились люди, фыркали лошади. Из дома вышел еще один слуга с фонарем.

Лошадей повели на конюшню, солдатам указали место в казарме. Альбер, ведя трех лошадей, тоже пошел вслед за слугой.

Человек с фонарем у двери поднялся по ступенькам, дав знак Лэру и его спутникам следовать за ним. Небольшой коридор привел в зал, где высились два огромных камина – один напротив другого. Высокие узкие окна из полупрозрачного стекла неохотно пропускали лунный свет. Когда-то эти стены, видимо, были расписаны фресками. То, что осталось, в основном изображало охотничьи сцены и религиозные сюжеты. Лэр успел разглядеть изображение Святого Мартина и сцену Страшного Суда. Закопченные стены в колеблющемся свете казались зеркалом давно ушедших дней, из которых к нам порой приходят образы настоящего.