Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны, стр. 43

Она не обнаружила там масла, но ее пальцы коснулись чего-то, похожего на металлическую коробочку, она взяла ее и вытащила наружу. Это и была коробочка, и она снова уселась на парапете колодца и поставила ее себе на колени. Она была очень старая, но на крышке еще можно было разглядеть изображение петуха. Коробочка не была заперта, и Мария открыла ее. Внутри был кусочек выцветшего, ветхого шелка, который почти рассыпался в прах, когда она коснулась его. В него была завернута нитка сверкающего жемчуга.

Мария сидела без движения, держа жемчуг в руках, губы ее улыбались от восторга при виде его красоты. Над ее головой закатное небо было уже не голубым и розовым, а золотым, и белые голуби махали вокруг нее золотистыми крыльями. Ветер прекратился, было совершенно тихо. Мария несколько раз обмотала жемчуг вокруг шеи, потом снова наклонилась над колодцем и поглядела на свое отражение. Лучи заката упали на ее песчаного цвета волосы, как на крылья голубей, и волосы засверкали вокруг ее лица, как чистое золото, и казались даже ярче, чем жемчуга на белой шее. Она улыбнулась своему отражению в воде, и в этот момент кругом стало так тихо и прекрасно, как будто весь мир затаил дыхание.

Мария снова села и подумала о жемчугах. Она поняла, как будто ей это сказала сама первая Лунная Дева, как они оказались спрятанными в колодце. Лунная Дева присела здесь на минуту в ту ночь, когда она ускакала прочь, и задумалась о том, кому принадлежат эти жемчуга, ее ли они, потому что их ей дал ее отец, или ее мужа, потому что они были единственным приданым, которое она принесла в Лунную Усадьбу. Она никак не могла решить и не хотела ни забирать то, что не ее, ни отдавать своему богатому мужу то, на что он не имел права, и поэтому она спрятала жемчуга в колодце.

С кухонного крыльца еще раз прозвучал скрипучий голос – громко и с легким возмущением:

– Молодая госпожа, час поздний…

Мария размотала нитку жемчуга, так чтобы ее можно было спрятать под воротник, и застегнула доверху все пуговицы. Затем она взяла горшочек с маслом и медленно и спокойно поднялась на кухонное крыльцо.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Этой ночью Мария несколько часов спала крепко-крепко, а потом вдруг внезапно проснулась и увидела, что в ее комнате светло, как днем. Сначала она подумала, что уже утро, а потом поняла, что самая яркая луна, которую она когда-нибудь видела, заливает через окно всю комнату своим светом. Серебристые волны света вливались в незанавешенное окно, как волны в Бухте Доброй Погоды, которые накатывали и разбивались у ее ног, как будто приглашая куда-то.

Лунный свет был таким дружелюбным, словно луна любила ее и обращалась к ней, как к сестре, освещая весь мир для нее одной. Она сняла нитку лунного жемчуга, которая еще была у нее на шее, – подняла ее в ладонях, как будто приносила ее в дар, и луна, любовно осветив их и сделав их еще в десять раз красивее, казалось, приняла этот дар.

Но Марии не хотелось отдавать жемчуг. Он так нравился ей самой. Она не хотела отдавать его даже любящей луне, а что касается Людей из Темного Леса – нет уж, этого она не могла сделать. Тем не менее она должна. Месье Кукарекур де Мрак пообещал, что перестанет творить зло, если она представит ему доказательство, что Черный Вильям не был убит сэром Рольвом, но добровольно ушел, чтобы вести отшельническую жизнь, и отдаст ему этот жемчуг.

Первое условие было выполнено, потому что когда они преследовали их с Робином, они могли видеть отшельническое обиталище Черного Вильяма своими собственными глазами, и теперь дело за жемчугом, если у нее достанет решимости отдать его… И тогда он больше не будет злодеем, и в Лунной Долине воцарится полное счастье…

Мария не сомневалась, что если она выполнит свою часть соглашения, месье Кукарекур де Мрак сдержит свою. Самые злые люди сохраняют в себе что-то доброе, и вспоминая его прямой взгляд, она была совершенно уверена, что он не тот человек, который нарушает свое слово. Тем не менее она чувствовала, что не может отдать ему этот жемчуг, который она сама нашла и который теперь казался ей частью ее самой.

– Если бы я могла отдать его тебе, – сказала она луне. – Но как я могу отдать его этому ужасному человеку?

И тут внезапно ей пришло в голову, что если она отдаст свой жемчуг месье Кукарекуру де Мраку, она в каком-то смысле отдаст его луне, ибо луна принадлежит ночи, а кто любит ночь сильнее месье Кукарекура де Мрака и его черного соснового бора? Первая Лунная Принцесса тоже пришла из ночного, темного соснового бора и принесла с собой этот жемчуг. Жемчуг куда больше подходит Людям из Темного Леса, чем Мерривезерам.

– Я это сделаю, – сказала Мария. Она не могла больше оставаться в постели, и выскочив из нее, подошла к южному окну и сквозь ветви кедра поглядела на сад.

Он был черным и серебристым, как в ту ночь, когда она приехала. Колдовство луны украло у нарциссов их золото, и каждый из них был похож на серебряную трубу, поднятую на серебряной пике. Тисы – рыцари и петухи – чернели в ночи и выглядели настолько живыми, что Марии показалось, что если нарциссовые трубы вдруг затрубят, они тут же начнут двигаться… Один из них и вправду двигался, и Мария затаила дыхание.

Мария ошиблась, тот, кто, вышел из тени позади серебристого лунного щита – прудика с лилиями – не был одним из обитателей Темного Леса. Это было лохматое четвероногое создание, медленно пробиравшееся вдоль парка. Оно подошло к башне, стало под кедром и взглянуло на нее… Это был Рольв.

Она высунулась из окна, и заговорила с ним:

– Да, я сделаю это, Рольв, и сделаю это прямо сейчас. Жди меня здесь.

Она оделась так быстро, как смогла, пытаясь сделать это тихо, потому что не хотела будить Виггинса. Как бы горячо она его ни любила, она понимала, что сегодня ночью дело пойдет быстрее, если у нее не будет других спутников, кроме Рольва. Чудный Рольв! Теперь она поняла, почему Рольв и Барвинок оставили их, когда они с Робином спасались из замка бегством. Если бы не это, месье Кукарекур де Мрак не увидел бы обиталища Черного Вильяма.

Мария надела костюм для верховой езды и дважды обернула нитку жемчуга вокруг шеи. Потом она остановилась и минутку поразмыслила. Ей не хотелось будить мисс Гелиотроп, спускаясь по ступенькам, ей не хотелось, чтобы ее заметил сэр Бенджамин. Он иногда ложился очень поздно, а она не знала, который сейчас час… Сейчас могло быть немногим больше полуночи… Сможет ли она спуститься по кедру? Конечно, сможет. В первый же вечер она обратила внимание, как он удобен для лазанья, куда удобней, чем сосна. Мармадьюк то может.

Не давая себе времени испугаться, она вылезла из окна оказалась на большой замечательной ветке, и перебираясь с ветки на ветку, нащупала наконец правой ногой под собой не твердое дерево, а мягкую пружинистую спину Рольва. Со вздохом облегчения она уселась на нее и вцепилась в его пушистый загривок.

– Я готова, Рольв.

Он тут же сильными прыжками помчался сквозь черно-белое волшебство залитого луной сада. Лапой он повернул ручку калитки, которая никогда не запиралась, и они через парк устремились к сосновому бору. Мария в восхищении смотрела на красоту лунного мира. Все было совершенно тихо и спокойно. Ни птичьих криков, ни шелеста листвы.

Но несмотря на мир и покой этой ночи, когда они оставили парк за собой и углубились в сосновый бор, Мария внезапно почувствовала отчаянный страх, но она боялась не Людей из Темного Леса, а темноты. Свет луны не проникал сквозь черный шатер сосновых ветвей, и чернильно-черная тьма казалась завесой, заглушающей не только любое движение и возможность что-нибудь видеть, но и само дыхание. Рольв продвигался теперь очень медленно, и она не могла себе представить, как он находит дорогу. Еще она боялась того, что невидимые в темноте деревья нападут на нее. И не только деревья, но и лешие и ведьмы, которые, наверно, живут в этих лесах и считают это время тьмы своим.

Она заметила, что скачет, подняв одну руку, чтобы защитить лицо, а во рту внезапно пересохло от страха. Когда невидимая веточка задела ее волосы, ей показалась, что ее схватила какая-то рука, а когда сучок зацепился за ее юбку, она решила, что чьи-то руки пытаются стащить ее со спины Рольва, и с трудом удержалась от крика., В конце концов, просто потому, что она его не видела, ей стало казаться, что никакого Рольва нет. Она скакала не на Рольве, а на ужасном, кошмарном чудовище, которое тащило ее все глубже и глубже в страх. – Если тут не появится какой-нибудь свет, я этого не перенесу, – подумала она. А затем сказала самой себе, что должна все это вынести. В конце концов она опустила руку, которой пыталась защищаться, расслабила плечи и улыбнулась в темноту.