В КОРОЛЕВСТВЕ КИРПИРЛЯЙН. Сборник фантастических произведений, стр. 111

— Лишнее, — согласился Ант. — И вообще, чего мелочиться? Психолога… Консилиум собирайте. Академию наук.

— Академия никуда не денется. А пока, будь добр, пройди в медицинский блок. Там и поговорим.

И они ушли. Инструктор посмотрел в потолок и длинно, неумело выругался. Оператор молча высветил на экране схему симулятора и начал гонять по ней тест, ища неполадки. Он не верил в чудеса.

А через неделю к инструктору пришел очень несчастный медиколог, рухнул на спартанскую постель хозяина и сказал:

— Все — правда. Все, что он говорил. И еще много чего… Вот отчет комиссии, которая с ним работала. Запас кислорода в мышцах, кожное дыхание, управление первой сигнальной системой… Ох, и шуму там сейчас! Академик Ливэн чуть не в инфарктном состоянии. Этот парень — идеальный десантник. Мечта.

Инструктор бегло просмотрел отчет и пошел искать Анта. Он нашел своего бывшего курсанта в дальнем уголке парка. Ант сидел на камне у озера. Он выглядел плохо — усталым и мрачным. Казалось, что ему холодно.

Инструктор остановился и несколько мгновений в упор разглядывал человека, которого он когда-то отчислил с третьего курса. Ант почувствовал взгляд, поднял голову и невесело усмехнулся. Инструктор понял, что заготовленный заранее длинный разговор не нужен. Он сказал только:

— Уходи, парень. Сам уходи.

Ант не удивился. Спросил мирно и задумчиво:

— Почему?

— В десант идут люди, Ант. Люди и для людей. Ты — не человек.

Молчание длилось долго. Сгорели розовые сумерки, белые кувшинки-нимфеи свернули лепестки и, заботливо укутавшись зеленой кожицей, скрылись под водой. Выкатился тонкий ледяной месяц, завис над лесом. Волной проплыл резкий запах маттиол. И грянул хор цикад.

Ант очнулся. Он пристально посмотрел на инструктора, сдвинув темные брови. Потом, не меняя выражения лица, перевел взгляд на освещенные здания Корпуса Десантников. И этим взглядом словно отделил себя от инструктора и Корпуса. Сказал твердо:

— Я не уйду. Я уверен в своей правоте. Я должен работать.

— Видишь ли… То, что ты сделал с собой, удивительно. Но ведь пока ты лепил свое тело, оно лепило твой мозг. Ты абсолютно уверен в себе! Ты можешь не оглядываться, идти только вперед! Но ведь ты не один, тебе придется работать с людьми. А ты — таков, каков есть, — опасен. Понимаешь?

— Нет. Я и сделал себя лишь для того, чтобы работать с людьми и для людей. Почему я опасен?

— Словам ты не поверишь… Да и я не смогу объяснить, я просто чувствую это. Вот что. Пока там медикологи уговаривают друг друга, что такого не может быть, потому что не может быть никогда, и пьют на брудершафт валерьянку, идем в симулятор. Прогоню я тебя через программку… И уж если тогда не поймешь, тогда тобой действительно должны заниматься медикологи.

…Зима сорок пятого года. Концлагерь в Баварии. Глухая ночь. Ант прислушался: стоны, хрипы, в углу кто-то надрывно кашляет. Рядом паренек с тонким одухотворенным лицом быстро бормочет во сне по-французски: «Нет… не знаю… не видел… не знаком…» Как заклинание твердит каждую ночь одно и то же.

Пора уходить. Ант все выяснил: есть не только звероподобные охранники, не только убийцы-врачи, исследующие проблемы профилактики обморожений, не только выкормленные человеческим мясом овчарки, и не только крематорий. Есть Сопротивление. Бессмертная организация смертных людей, есть слабенький, но вполне надежный приемник, есть лагерная почта и система эвакуации — уже более двух десятков узников удалось спасти. Есть жесткая дисциплина внутри организации, главная задача которой сейчас — сохранить лагерников, дождаться прихода союзников и поднять восстание в точно рассчитанный момент. Не раньше, не позлее.

Ант соскользнул с нар и тремя бесшумными перебежками подобрался к выходу. Переждал, прислушиваясь В охраняемом там буре пришлось задержаться, хорошо еще, чту солдат не успел выстрелить.

Ант выскочил во двор. Колючий снег сеялся за ворот. Почти не скрываясь, Ант направился к проволочному заграждению. Струнно зазвенели туго натянутые нити колючей проволоки, и тотчас взвыла сирена, и, задыхаясь в бешеном темпе ускоренного боя, загрохотал «МГ» с ближней вышки. Но неуязвимый Ант был уже далеко, бежал легко и размеренно, и злая метель заметала его следы.

Заметала она и окостеневшие лица тех, кто ринулся вслед за Антом из барака, поверив вдруг в чудо, поверив вдруг, что ток отключен, и есть шанс вырваться из этого ада прямо сейчас… И никто не мог остановить их, даже хлесткое слово «Провокация!» не было услышано. Кто-то упал под перекрестным пулеметным огнем, кто-то вспыхнул на проволоке…

А тех, кто умел удержаться от стихийного порыва, уже выстраивали в колонну — маршировать. Кому — до рассвета, кому — до пули в затылок. И уже перетряхивали тряпье в бараке, совали щупы в каждую щель и трещину, и вот под стальным жалом беззащитно хрустнула лампа радиоприемника…

Ант сидел, опустив голову. Инструктору и жаль было Анта, и на душе было неспокойно: все-таки эксперимент получился не совсем корректный. Но инструктор всегда считал, что суперменство можно лечить лишь сильнодействующими средствами.

Наконец Ант поднял глаза:

— Хорошо… Я уйду. Но я — человек. Я докажу. Только мне еще нужно подумать.

— Думай, парень. Крепко думай Когда тебя ждать обратно?

Людмила КОЗИНЕЦ

ЛЕГЕНДА О ФЕНИКСЕ

…Мутный, закопченный диск солнца медленно карабкался по верхушкам деревьев. От ночного пожарища тянуло дымком, хотя угли уже подернулись белым пушистым пеплом. Притих вокруг деревни темный лес, словно оглушенный бедой. Пламя не тронуло его — умерло в сырых мшаниках.

На опушке леса спала девушка — единственный спасшийся житель теперь уже мертвого хуторка. Утренняя прохлада утоляла боль ожогов, но вот солнце поднялось, припекло, и девушка очнулась. Со стоном подняла она тяжелую голову, медленно обвела взглядом пожарище, лес, дальнюю полоску океана… Смочила языком горькие губы и осторожно поднялась. Ее шатнуло. Она сделала несколько неверных шагов, охнула, перекинула за спину обгорелые черные косы и пошла куда глаза глядят.

Она шла долго. Наконец утомилась и присела у негромкого лесного ручья. Студеная вода ненадолго прогнала боль, и мысли девушки прояснились. Она засмотрелась в воду, где кувыркались в тугой струе черные глянцевые ягоды, которые сыпались с растрепанного кустика. Чем-то странно знакомы показались ей нарядные ветки растения. Девушка сорвала ягоду, раздавила во рту… И вдруг начала жадно обирать ветки и есть, давясь, кислую свежую мякоть. Пригоршню ягод завязала в край платка. И дальше пошла уже неспешно, глядя под ноги, иногда нагибаясь за цветком, травой, веткой…

Группа контакта рвалась в десант. Командир корабля «Ямуна» Глеб Галкин группу игнорировал и все секретничал с биологами. Тем что-то не нравился воздух, климат и вообще вся эта затея. Генетики спешно корректировали матрицы и истязали группу контакта бесконечными тестами и пробами. Шестнадцать часов по бортовому времени «Ямуна» дрейфовала по постоянной орбите у Пятой планеты. На поверхность Пятой ушел зонд-разведчик, потом еще один. Смонтировали и вывели в заданный сектор стационарный спутник. Лаборатории приняли первую информацию Требовался сравнительный анализ — разведка Пятой велась давно, было уже три беспилотных экспедиции.

Наконец командир вызвал группу контакта к себе, слегка иронически ее осмотрел и сказал:

— На Пятую пойдут Сидней, Лин, Катенька. Все. Времени вам на все восторги и открытия — четыре часа. При малейшей опасности, угрозе расшифровки или плохом самочувствии — сигнал немедленно. За личный героизм буду наказывать. Лин, слышишь?

Лукавый Лин опустил длинные веки, прикрыв зеленые плутоватые глаза. Он хорошо знал, на что намекает Галкин: в свое время Лин печально прославился на всю Солнечную этим самым личным героизмом и экспериментами на выживание.

Галкин продолжал:

— Прошу упомянутых товарищей в лабораторию.