Зона сна, стр. 75

– Англия и Франция много земель асийских и американских приобрели, но их государи императорских титлов не имеют. Токмо Священная Римская на западе да Священная Византия на востоке – вот и все империи, да и Византийской-то твердыни больше нету, пала под турком… А мы изначально на земле своей власть имеем и сами её держим, потому Россия держава суть. Как император римский в Вене, так и мы ведём регуляцию в отношениях земель южных и восточных. А они моё величество с королями равняют? Не должно такого быти…

Стас поддакивал и к царским примерам свои подкидывал, но так, чтоб не взбудоражить его воображение, – и всё пытался припомнить, когда там, в настоящей истории, Пётр Алексеевич императорский титул принял? Забыл. Уж точно после Полтавской битвы… А когда?.. И чтобы отвлечь царя от этой идеи, завёл разговор о Мюнхене, о культуре тамошней, попытался развеселить Петра рассказом о коротких кожаных штанишках с бретельками, которые носят баварцы…

Пётр досадливо морщился:

– Да почто нам те штанишки… Нам они при нашей натуре [70] ни на что не годны. Скажи лучше, делают ли там что полезное для нас. Корабли строят? Нет? Вот видишь, а ты – штанишки… – И опять перешёл к волнующему его вопросу об имперскости России.

– Везде князьями становятся только по праву крови. А я сам жалую графское и княжеское достоинство своим подданным как император!

Дня через два снова затеял о том же, а Стас опять попытался свернуть разговор на Европу: де, Россия тоже Европа, с географической точки зрения. Пётр глянул сурово:

– Не верю я тебе, князь. Россия сама по себе: не Европа она и не Асия! Россия!

В Москву въехали 27 сентября.

В Москве Стасу обещана была встреча с главой Посольского приказа. Место это занимал дядя царя, брат его матери Натальи Кирилловны, Лев Нарышкин. Дьяк Шпынов во время их долгого путешествия от Мюнхена до Воронежа рассказывал о нём: человек ума небогатого, зато любитель выпить, о себе мнит сверх меры и по оной причине, если дело какое, на дьяков свалить его норовит.

Поселили Стаса в Гостином дворе, а жить велели на свои деньги. Пока царские и посольскоприказные канцеляристы обменивались неведомыми ему соображениями о судьбе его, он обдумывал, как вести себя и какие вопросы было бы лепо задать Петру Алексеевичу. Например, он помнил по своему плосковскому житью-бытью в крестьянах, что родился царь в День святого Исаакия, по случаю чего была в Рождественском соборе служба, но имя – Пётр – объявили двумя месяцами позже. Почему?.. Вправду ли был у Петра старший единокровный брат Михаил, якобы ушедший к раскольникам и вычеркнутый по сей причине из всех синодиков? Или: каков собою был другой его брат, Фёдор – слабоумный инвалид, как бают некоторые, или разумный красавец – о чём пишут другие? Был ли пустомелей князь Иван Хованский?.. Много вопросов придумал Стас, не зная, что встретится он теперь с Петром только через двадцать с лишком лет.

Меж тем дьяки додумали свою думу и решили, что понеже князь Гроховецкий царю люб и с заграничными реалиями знаком как resident, то в службу его взять и назвать консулом, с официальным жительством в Баварии. Пусть от Священной Римской империи до Голландии, а також в Испании, в Италийских землях и где ещё быть ему доведётся, ищет полезных людишек, уговаривает их в Россию переезжать; пусть всюду Россию славит как империю. Жалованья ему никакого не назначать; царю служить – и так большая честь, а предоставить на кормление, как оно и положено дворянину, землю с крестьянами.

А дядьку царского, главу Посольского приказа Льва Кирилловича, так и не повидал!

Бывший сюзерен Гроховецких, князь И.А. Воротынский скончался за двадцать лет до того. С ним угас род Воротынских, и всё их громадное имущество перешло в собственность государства. Теперь одно из именьиц их под Калугой, земельку с крестьянами, правительство передало Стасу. Здесь провёл он зиму и весну – с ноября до мая. Окунулся в давно забытую сельскую жизнь, отдохнул, надышался морозным воздухом на годы вперёд… Кстати, заметил: по сравнению с Плосковом земли эти южнее всего-то ничего, а куда как теплее здесь, и уклад работ иной. Зато по сравнению с Францией, наоборот, хуже: там траву косят в апреле, кормовая база для скота лучше нашей…

В конце декабря пришла удивительная весть: царь повелел Новому году наступать не с 1 сентября, а с 1 января. Стас с улыбкой наблюдал в окна своего барского дома сельские сценки – встретятся два мужика на улице, и обязательно один, а то и оба, в восторге шапки в землю кинут и руками разведут: вот это да! Вот это царь! Годам командует, когда им начинаться!..

Назрела война со шведами. По сему случаю к гетману Мазепе ехал дьяк Михайлов, и Стасу было предписано ехать с ним до Киева, а оттуда через Львов в Мюнхен. Дали ему копии бумаг с прецедентами, когда русских великих князей именовали императорами: письма от папы; от Англии; от Ливонского ордена. Письмо царя Ивана – он в ответ на предложение цезаря Священной Римской империи – не желаете ли, мол, получить от меня королевскую корону? – заявил: «Мы Божиею милостию Государи на своей земле изначала, от первых своих прародителей, а поставление имеем от Бога, как наши прародители, так и мы… а поставления есмя наперёд сего не хотим ни от кого»…

В имении Стас оставил надёжного старосту, а с собою взял в услужение двух смышлёных сельских парней, Ваньку с Прошкой, которых обучал всю зиму некоторым необходимым заграничным премудростям.

Львов – Западная Европа, 1700–1721 годы

Посланник царский, без свиты и особых полномочий, вряд ли должен был заинтересовать население города, который он и посетил-то попутно, собираясь всего лишь переночевать.

Но о его приезде знали; его встречали.

Город был – Львов.

Два века терял он свой русский православный характер. Медленно, однако ж неуклонно. Молодые этого не замечают: они живут здесь и сейчас, а что было вчера, не знают и знать не хотят. А люди, прожившие в городе несколько десятилетий, перемены видят и понимают их необратимость. Смириться им с этим невозможно!

Веру давят невыносимо: униаты хотя бы внешне блюли уважение к православию, теперь – откровенное окатоличивание. В администрации сплошь чужие люди; в Ратуше заседает патрициат – одни католики, немцы и поляки. Финансы контролируют евреи, и в их руках «официальные» и тайные бордели. Самый большой публичный дом открыли на углу улиц Сербской и Руськой, ой грех!

И хоть один бы только случай, чтобы наоборот, туда, на запад, двигалось бы славянство и православие.

Нет такого…

Меньше года, как Стас проезжал тут же с дьяком Шпыновым. Никто тогда на их проезд внимания не обратил. А теперь? Теперь бродят недалече вооружённые до зубов шведы. От них, что ли, Львову ждать чего хорошего?.. Последняя надежда на русского царя.

Только-только сменены на Руси боярские кафтаны и прочая старорусская одежда на более удобные кафтаны венгерские. Совсем недавно запретил Пётр ношение бород государевым людям. Однако ж во Львове это уже известно! Стоило Стасу, одетому в синий венгерский кафтанчик и гладкую рубашку, подъехав к станции, высунуть из возка бритое лицо, как его и признали: посланник царский!

И закрутилась кутерьма.

Сначала по городу его водили православные русского обряда: вот тебе рынок, вот остатки Гетьманских валов. Вот любимая наша Успенская церковь с колокольней Корнякта. А знаешь ли ты, что после пожара деньги на постройку прислали из Москвы, от царя Фёдора? У нас колокол – самый мощный в мире!

Потом за него взялись православные униатского обряда. Костёл Марии Магдалины: раннее барокко, определил Стас. Фонтанчик со львами. А вот орган, лучший в мире! Во Львове всё самое лучшее в мире!

И все вместе кормили его и поили.

– Знатное пиво у вас! – похвалил Стас. – Я и в Баварии лучшего не пивал.