Любовники и лжецы. Книга 2, стр. 89

Глава 39

Тяжело дыша, Паскаль побежал по поднимавшейся в горку дорожке. Он нырял под ветви каштанов, разогнал на своем пути стайку подростков и наконец выскочил на кольцевую дорогу. Макмаллен исчез.

Паскаль посмотрел вправо, в направлении резиденции. До его слуха донесся звук заводящегося автомобильного мотора, потом еще одного. Взглянув налево, он увидел, что к парку приближается группа людей. Все так же бегом Паскаль пересек дорогу и заглянул за ограду мечети. Никого. Неужели он ошибся? Может быть, человек в куртке был вовсе не Макмаллен? Насколько далеко он мог уйти, имея сто метров форы? Наверняка не так далеко. Паскаль стал рассматривать главную дорогу, проходившую за оградой парка. Затем он обернулся как раз в тот момент, когда мимо него на большой скорости пронеслась машина «Скорой помощи». Вторая следовала в пятидесяти метрах позади. Мигая проблесковыми «маячками» на крышах, они появились из ворот резиденции и уже через секунду выезжали на главную дорогу. Один из автомобилей двинулся на север, второй поехал в западном направлении. Перемахнув через ограду вокруг мечети, Паскаль быстро пересек двор.

Никого. Вне себя от нетерпения, он оглядывался по сторонам. Ни того мужчины, ни кого бы то ни было еще. Двери минарета были на замке. Паскаль посмотрел вверх, но увидел лишь край каменной стенки, которая шла вокруг верхней площадки минарета, и колонны, поддерживавшие его купол. Наверху тоже никого не было видно. Паскаль прислушался. Тишина. Здесь царила напряженная тишина, неестественность которой только подчеркивал уличный шум за пределами парка.

«Я ошибся», – успел подумать Паскаль и тут же увидел ее – старую темно-зеленую куртку. Она была туго свернута и засунута в заросли кустарника в глубине двора. Медленно, по-кошачьи, Паскаль подошел к кустам. Куртка как куртка. Ясно лишь, что в нее недавно был завернут какой-то предмет, которого сейчас здесь уже не было. Паскаль аккуратно положил куртку на землю, а затем подошел к подножию минарета, вжался в его стену и стал двигаться до тех пор, пока не очутился прямо. Под тем краем площадки, который смотрел на сад резиденции. Прищурив глаза, чтобы защитить их от слепящего солнца, он посмотрел вверх. Сначала Паскаль не видел ничего, кроме каменной кладки на фоне белого неба, но затем стал различать что-то еще. Он увидел этот предмет только тогда, когда от него отразился солнечный луч. С такого расстояния было невозможно разглядеть, что это такое, однако Паскаль знал, что представляет собой эта тонкая металлическая полоска, казавшаяся отсюда тонкой, как травинка.

Тогда он закричал. Громко, как только мог, чтобы предупредить жертву и по возможности помешать стрелку прицелиться. Ничего не произошло. Он закричал снова, на сей раз выкликнув имя Макмаллена, и, не переставая кричать, вновь ринулся к запертой двери.

Паскаль бросился на нее всем своим весом, но она даже не дрогнула. Он снова швырнул на нее свое тело, и опять никакого эффекта. Паскаль перевел дыхание. Тишина сводила его с ума. За секунду до того, как он вновь атаковал запертую дверь, француз услышал мимолетный звук, раздавшийся в тишине. Ему приходилось часто слышать его в прошлом. Это был звук спускаемого предохранителя на винтовке.

– Вы понимаете замысел? – говорил Хоторн. Они отошли уже на пятьдесят метров от той скамейки, где еще недавно сидела Лиз. Позади них раскинулась лужайка, а аккуратно подстриженные ряды кустов впереди подсказывали, что здесь-то и находится «маленький парк». Солнце ослепительно сияло на безоблачном небе. Хоторн указал рукой на кусты, между которыми были разбиты идеально ровные дорожки, покрытые утрамбованным гравием.

– Существует множество классических парковых проектов, – продолжал он. – Они восходят к шестнадцатому веку и даже еще более раннему времени. Этот я разработал, вложив в него двоякий смысл. Проект, конечно, декоративный, но если вы внимательно присмотритесь, то увидите, что он представляет собой лабиринт. Лабиринты – это вообще крайне интересно. Изначально они появились в виде запутанных дорожек, выложенных керамической плиткой на полах церквей. Кающийся должен был проползти по такой дорожке на коленях, символизируя душу, стремящуюся к искуплению грехов… – Хоторн с улыбкой поглядел на Джини. – Мне нравятся такие вещи. Иногда мне кажется, что я гораздо лучше прижился бы в средневековье.

– Почему?

– Да я и сам не знаю. Тогда связь между моралью и религией была очень прочной. Верования людей были предельно просты: грехопадение, спасение… Проклятье! – Он наклонился, чтобы поближе рассмотреть один из кустов. – Заморозки частично повредили их…

Хоторн подался вперед и теперь рассматривал верхушку куста. Посмотрев на него, Джини вдруг осознала: «Я больше не могу. Еще одна минута, и я скажу ему все».

– Парки всегда интересовали меня, – продолжал тем временем посол, – точно так же, как моего отца и деда. Это тоже перешло ко мне от них по наследству. – Он посмотрел на нее снизу вверх. – Посидим здесь немного, или вы предпочитаете идти дальше?

Он показал рукой на другую белую скамейку, стоявшую на краю «маленького парка». Когда Хоторн поднял голову к Джини, прямо ему в лицо ударили солнечные лучи, осветив его светлые волосы, отчего они стали похожи на шлем, а сам он – на ослепительного молодого и неуязвимого принца-воина. «Игра света», – мрачно подумала Джини.

Хоторн выпрямился и направился к скамейке. Джини сначала смотрела на него, а потом оглянулась через плечо. Двое телохранителей по-прежнему настороженно оставались метрах в двадцати позади них. Прищурив глаза от солнца, она разглядела, что это все те же Ромеро и Мэлоун. Взгляд Ромеро был прикован к ней, а глаза Мэлоуна безостановочно двигались. Он смотрел то на посла, то осматривал сад вокруг них, то оглядывался на дом.

Проследив за одним из его взглядов, Джини увидела лужайку, деревья и сверкающий горизонт между ними. В непрерывном пологе деревьев был только один разрыв, обозначавший границу между посольским садом и парком. Он появился, вне всякого сомнения, в результате прореживания деревьев, производившегося здесь раньше на этой неделе под присмотром Лиз. Джини вспомнился тот день, когда она стояла за оградой, слушала завывания бензопилы и команды, которые Лиз Хоторн отдавала рабочим. Это было в тот самый день, когда, придя домой, она нашла Наполеона мертвым.

Джини почувствовала, как у нее перехватило горло. Сквозь разрыв в куще деревьев она видела сияние позолоченного купола мечети и тонкие очертания ее минарета, взлетевшего к солнцу на фоне светлого неба. «Чудесный вид, прекрасный сад, потаенное место. Привилегия могущественных людей», – подумала Джини и, подойдя к скамейке, села возле Хоторна.

– Скажите мне, – спокойно начала она, – объясните мне одну вещь, которую я никак не могу понять. Зачем вам надо было убивать моего кота?

Он мгновенно взял себя в руки. Разве что едва заметно на долю секунды сузились глаза. А вслед за этим последовала озадаченная улыбка.

– Простите, вы сбили меня с толку. Какого кота, Джини? Я и не знал, что у вас есть кот.

– А вот я полагаю, что знали. И это именно он исцарапал вас, разве нет? Вон, на руке и на шее.

– Где? Здесь? – Хоторн растерянно посмотрел на свою руку, а затем тяжело вздохнул. – Вы хотите узнать, откуда у меня эти царапины?

– Да, хочу.

– В таком случае спросите Мэри. – Голос его стал твердым. – Она как раз присутствовала в тот день, когда Лиз мне это устроила. Разве мачеха вам не рассказывала?

И даже сейчас, пусть на какое-то мгновенье, но она почти поверила ему. Все прозвучало так разумно, так точно были выдержаны паузы между фразами, так правильно выбран тон… Джини снова окинула взглядом ссадины на его руке и шее.

– Это сделала не женщина, – спокойно сказала она и, подняв глаза на Хоторна, добавила: – Вы лжете.

– Да нет же, Джини, поверьте. Я и так налгал слишком много, на всю жизнь хватит. – Он немного помялся, а потом взял ее за руку. – Неужели нельзя без этого? – проговорил он тихо. – Я думал, вы понимаете. Я не стану вам лгать. По крайней мере, не сейчас. Вы слишком хорошо меня изучили. Ведь нас с вами уже немало связывает.