Прощайте, любимые, стр. 1

Николай Горулев

Прощайте, любимые

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

ВСТРЕЧИ

Списки принятых в институт были вывешены на доске объявлений в длинном, пахнущем свежей побелкой коридоре. Сергей с трудом протиснулся сквозь возбужденную пеструю толпу парней и девчат и, пробежав глазами список, не нашел своей фамилии. Он почувствовал на лбу капельки пота, полез в карман пиджака за платочком и толкнул кого-то локтем.

— Осторожно, — услышал он сбоку мягкий девичий голос. Так можно и человека убить. Сергей отметил про себя, что голос этот ему понравился, но не оглянулся. Он протянул руку к стеклу, под которым висел список, и, проводя ладонью сверху вниз, начал проверять еще раз.

— Вы же все закрыли рукой... — произнес знакомый девичий голос.

Сергей опустил руку, и в этот момент взгляд его задержался где-то в середине списка. «Петрович Сергей Александрович» — прочитал он раз, потом еще раз и, успокоившись, повернулся, чтобы отойти и уступить место другим абитуриентам.

— Повезло?

— Повезло... — ответил, улыбаясь, Сергей,

Он стоял лицом к лицу с обладательницей приятного голоса и, пораженный улыбчивым взглядом ее огромных серых глаз, не мог сдвинуться с места.

— Проходите, проходите... — легко подтолкнула его девушка и улыбнулась.

— Прочитал и дай место другим! — бросил кто-то из парней.

— Тише!

— От этого фамилия в списке не появится...

— Осторожно, не толкайтесь...

Сергей закурил и медленно пошел по длинному коридору. Он поймал себя на том, что вместе с радостью появилась вдруг непонятная тревога за девушку с огромными серыми глазами. Что-то больно долго разыскивает она себя в списках. Жаль, если они больше никогда не встретятся.

Он дошел до конца коридора, посмотрел на пустующую рамку стенной газеты «Историк», датированную 1938 годом, прочитал пожелтевшее приглашение писать в следующий номер, улыбнулся и пошел обратно.

Толпа у доски объявлений поредела. Сергей подошел поближе, надеясь увидеть сероглазую незнакомку, но ее среди абитуриентов не было...

Сергей вышел на Ленинскую улицу. От самого днепровского берега тянулась она через весь город параллельно центральной улице — Первомайской. Первомайская, начинавшаяся у парка имени Горького и Советской площади, доходила почти до железнодорожного вокзала и —со своим драматическим театром, кинотеатром «Чырвоная зорка», рестораном, столовыми и магазинами — была самой многолюдной и шумной, а Ленинская, зеленая и уютная, принадлежала студентам. Политпросветтехникум, педагогический институт, зооветеринарный рабфак, педагогический рабфак, музыкальная школа.

Дорога домой была далекой. У Комсомольского сквера Сергей поворачивал на Первомайскую, которая за виадуком через железную дорогу переходила в Ульяновскую улицу.

Сергей не торопился. По булыжнику стучали повозки ломовиков, гремели кузовами автомашины, но этот шум не мешал ему думать. Наконец сбывается его давнишняя мечта. Он станет учителем, как и отец, который вот уже сорок пять лет работает в школе.

Сергей наблюдал за отцом давно. Изо дня в день тетради, конспекты, учебники. Будничная, ничем не примечательная работа. Но каким восторгом горели отцовские глаза из-под густых седеющих бровей, когда он говорил о своих учениках. Да, они, конечно, шумят иногда, а то и подерутся на перемене, кое-кто не подготовит урока, надеясь, что его сегодня не вызовут. Но зато как они на контрольной решали задачи с простыми дробями!

Сергей, кажется, был уже в восьмом классе, когда однажды вечером к ним постучался незнакомый мужчина в темно-синем костюме, рубашке-косоворотке, чисто выбритый, подтянутый.

— Вам кого? — спросил Сергей,

— Александра Степановича.

— Отец, к тебе! — позвал Сергей и хотел идти в свою комнату, но тут же остановился. Незнакомец, увидев на пороге отца, бросился к нему, долго пожимал руку.

— Вы мой ученик?

— Помните, я уходил из школы, но вы вернули меня. Я еще долго не соглашался,

— Бекаревич?

— Он самый.

— Где же ты сейчас? Пойдем, поговорим... — Глаза у отца сразу потеплели. Он положил руку на плечо Бекаревичу и увел в свою комнату.

А за вечерним чаем отец рассказал Сергею:

— Совсем свихнулся мальчишка после смерти родителя. Мать начала в бутылку заглядывать, и он бросил школу, стал воровать в поездах... А вот теперь прораб на большой стройке.

— Ты доволен? — спросил Сергей.

— Я счастлив... — глухо сказал отец, и голос его дрогнул. — Счастлив, что работаю не вхолостую, что есть и у меня маленькие победы...

Тогда, за вечерним чаем, Сергей откровенно позавидовал отцу, его трудной, но благодарной работе. Может быть, тогда, еще в восьмом классе, пришло к нему это решение — стать учителем...

Интересно, приняли ли эту большеглазую?

Первый день занятий в институте Сергею показался неорганизованным. По крайней мере не таким, каким он запомнился в школьную пору. Там ты приходил в свой класс, знал свою парту, свое место. А тут студенты толпились у расписания, затем бродили по коридорам и этажам в поисках нужной аудитории.

Филологи собирались в актовом зале. Сергей открыл высокую тяжелую дверь старинной работы и увидел массивные балконы, огромную люстру, спускавшуюся с потолка, многочисленные ряды стульев, паркетный, от времени истертый пол.

Половина мест была занята. Сергей опустился на стул в последних рядах. Аудитория гудела, как перрон перед отходом поезда. Сергей положил на колени общую тетрадь, открыл ее и в углу первой страницы нарисовал хвостатого чертика. Потом он увидел объемистую сумку которую поставили на стул рядом с ним.

Сергей поднял глаза и замер с карандашом в руке — рядом сидела большеглазая незнакомка.

— Вам тоже повезло? — спросил, улыбаясь, Сергей.

— Вы о чем? — Девушка узнала Сергея и тоже улыбнулась. — Первый раз в жизни.

— Поздравляю!

— Спасибо, — равнодушно ответила девушка и достала из сумки тетрадь. — Что у нас сегодня?

— Всеобщая история.

Разговаривать больше не пришлось, так как в это время на сцену поднялся среднего роста мужчина с аккуратной, очевидно, крашеной, черной бородкой и бритой головой.

Мужчина громко поздоровался, потом взял из-за стола президиума стул, приставил к кафедре, сел, согнулся, очевидно, поправляя обувь, и вдруг все увидели рядом с кафедрой пару его черных, начищенных до блеска туфель.

Легкий шумок пошел по залу, но в этот момент снова раздался громкий и властный голос преподавателя;

— Зовут меня Милявский Ростислав Иванович. Я кандидат наук. Буду читать у вас курс всеобщей истории. Дабы облегчить работу в поисках литературы, разрешаю вести самый подробный конспект моих лекций. Больше того, буду читать так, чтобы вы успевали записывать...

Сергей, как загипнотизированный, смотрел на начищенные до блеска туфли, стоящие рядом с кафедрой. Что это — чудачество или хронические мозоли?

Лекция, на удивление, была интересной. Человек с аккуратно подстриженной бородкой увлек студентов знанием предмета. Он помнил не только год далекого исторического события, но и день и час, рассказывая так, словно он лично при этом присутствовал.

Сергей забыл, что сидит рядом с большеглазой незнакомкой.

— Феномен... — громко прошептал он.

— Подумаешь, невидаль. Читали бы вы этот курс лет десять подряд... — негромко сказала она, глянула на Сергея и снисходительно улыбнулась.

И действительно, подумал Сергей, как это мне сразу не пришло в голову. Конечно, за десять лет курс можно заучить наизусть. И разувается на виду у всех. Бравада...

Прозвенел звонок, но первокурсники не шелохнулись. Милявский чуть заметно улыбнулся, легким движением надел туфли и сошел со сцены в зал.

Встал и Сергей. Он смотрел вслед крепко сбитому немолодому человеку, удивляясь его почти военной выправке, и не восхищался. Ирония, проскользнувшая в словах большеглазой соседки, сразу заразила его. Рисуется, продолжал он думать о Милявском. Знает ведь, что провожают двести пар глаз.