Тюрьма особого назначения, стр. 5

– Все-таки ты болван, Аверин, честное слово, – тяжело вздохнул Корнач. – Но ты не девка, чтобы тебя уламывать. На, пиши! – командир протянул мне чистый лист бумаги и авторучку. Я быстро написал рапорт и отдал его назад. Полковник, не читая, поставил на нем свою закорючку, приписав в правом верхнем углу несколько слов. А потом бросил в один из ящиков массивного письменного стола.

– Все, капитан, считай, что погоны ты уже скинул. Даже не знаю, поздравлять тебя с этим или воздержаться?..

После слов, произнесенных командиром спецотряда ВДВ, до моего реального увольнения в запас прошло еще около месяца. Никто из бойцов нашего подразделения не осуждал меня. Больше интересовались, чем я собираюсь заняться на гражданке. Не от того ли, что многим из бесстрашных рейнджеров, так же как и я уставшим от бесконечного отсчета трупов, подсознательно хотелось спокойной жизни, семьи, детей, нормальной работы?.. Я у них не спрашивал, а они, естественно, об этом не говорили. Не принято.

Через полгода после моего увольнения я познакомился с Викторией. Благодаря нашей встрече я, окончательно уставший от бесконечных ночных кошмаров, периодически накатывающих на меня головных болей и ощущения потери своего места в жизни, вдруг почувствовал, что у меня под ногами снова появилась твердая почва. Эта маленькая хрупкая девушка, работающая медсестрой в военном госпитале, где я лежал на обследовании, открыла мне новый мир. Мне, долгое время жившему жизнью, в которой присутствовал лишь приказ командира, срывающийся с площадки вертолет, треск автоматных очередей и кровь, кровь… Однажды после нашего длинного ночного разговора она принесла мне маленькую книжицу в коричневом переплете с тонкими, как папиросная бумага, страницами и мелким шрифтом.

– Ты обязательно должен это прочитать. И не просто так, как газету, а постараться понять все, что здесь написано. Чтение не из легких… Но ты увидишь, Влад, тебе обязательно станет легче!

Я взял в руки книгу и прочитал: «Новый Завет и Псалтырь», а потом недоуменно перевел глаза на затаившую дыхание девушку.

– Вика, я даже…

– Не надо, не говори ничего до тех пор, пока не прочитаешь! – Она наклонилась к кровати и нежно поцеловала меня в колючую щеку. – Капитан ты мой несчастный…

Когда она ушла, оставив меня одного, я взял с тумбочки почти невесомую книгу и наугад раскрыл в первом попавшемся месте.

«…А всякий, кто слушает сии слова Мои и не исполняет их, уподобится человеку безрассудному, который построил дом свой на песке… И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великим…»

Я опустил книгу и задумался. Всего несколько строк, а как точно они охарактеризовали всю мою предыдущую жизнь! Я замок свой построил на песке… Да, именно так это и было. И все же я отказался принадлежать к жестокому миру войны, осознав бессмысленность и несправедливость творящегося…

Я читал всю ночь, заснув лишь под утро. Когда же спустя несколько часов я проснулся от мягкого прикосновения к моей щеке теплой и чуть влажной маленькой женской ладони, когда мой взгляд встретился со взглядом близкого и дорогого мне человека – тогда я уже знал точно, чего именно мне так сильно не хватало все эти долгие беспощадные годы службы в спецназе.

– Вика? – чуть слышно спросил я, словно боясь нарушить чистоту наступившего момента.

– Да?.. Тебе снова снились кошмары, Владик? Милый мой, несчастный солдатик…

– Вика, ты не знаешь, где находится ближайший к госпиталю храм?

– Храм? – с чуть заметной улыбкой переспросила она. – А ты взгляни в окно.

Я сел на кровати и медленно повернулся к на две трети затянутому морозными узорами окну палаты. И увидел, как в робких лучах зимнего солнца сусальным золотом сверкнули купола храма. Я столько раз за последние две недели смотрел в эти стекла и – не видел его! Удивительно, каким я был слепцом!

– Спасибо тебе!.. – Я нащупал ладонь стоящей рядом Вики и прижал ее к губам.

– За что? – удивленно спросила она.

– За все. За то, что ты есть!

Глава 3

С того самого декабрьского утра моя жизнь в корне изменилась. Моя душа словно родилась заново. После перерыва в десять с лишним лет я снова стал замечать красоту природы и получать удовольствие от общения с людьми. Я любил Вику и уже не мог себе представить, что когда-то существовал без ручейков ее шелковистых пепельных волос, без ее милого, ласкового смеха… Это счастье подкреплялось вошедшей в мою жизнь верой. Настоятель храма Святой Троицы стал для нас с Викой не просто духовным наставником, с которым мы часто встречались и разговаривали, а, если так можно сказать, вторым отцом. Спустя несколько месяцев после моей выписки из военного госпиталя мы с Викой обвенчались, и отец Сергий, одарив нас крестным знамением, объявил нас мужем и женой. А еще через месяц Вика сообщила, что у нас будет сын… Она так и сказала – «сын», а не «ребенок». Она была уверена, что родится именно мальчик, и постоянно говорила: «Я хочу, чтобы у меня был еще один Владик. Такой же большой, сильный и добрый, как его папа!.. Тогда мне ничего в этой жизни уже не будет страшно…»

Это было в конце весны. А в июле случилось событие, для определения которого я до сих пор не могу подобрать подходящего слова. Впрочем, нет. Одно, кажется, есть – «апокалипсис».

В тот вечер я находился дома, в нашей маленькой однокомнатной квартирке на улице Чапаева, в которой когда-то, до моего поступления в военное училище, мы жили вдвоем с матерью. Она умерла от рака, когда я заканчивал училище… Я ждал, когда Вика вернется домой после вечерних лекций в медицинском институте. Некоторое время назад она поступила на подготовительные курсы, твердо желая получить профессию детского врача. Даже предстоящее материнство и связанные с этим хлопоты не останавливали ее.

Обычно она возвращалась с занятий где-то около десяти, однако в тот вечер стрелки часов показывали уже первый час ночи, а Вики все еще не было. Терзаемый недобрыми предчувствиями, я снял телефонную трубку и набрал номер общежития медперсонала. Уехав в Ленинград от спившихся родителей-алкашей, доживающих свой век в далекой уральской деревушке, Вика поступила в медицинское училище при военном госпитале и жила в общежитии несколько лет до нашего с ней знакомства. Там остались люди, с которыми ее слишком много связывало, чтобы, переехав, забыть про их существование. Время от времени она заходила в общежитие навестить подруг, но обычно при этом звонила и предупреждала меня, где находится. Сегодня телефон молчал.

– Общежитие, – сухо ответили мне на том конце линии.

– Добрый вечер, – скороговоркой выпалил я. – Татьяна Петровна, это Владислав Аверин звонит. Вика к вам сегодня не заходила?

– Здравствуй, Владик, – в голосе пожилой комендантши сразу же появились теплые нотки. – Нет, не видела. А что, ее до сих пор нет дома? – обеспокоенно встрепенулась Татьяна Петровна.

– В том-то и дело… А вы не могли бы спросить у девочек, может, они что знают? – спросил я первое, что пришло мне на ум, хотя сам прекрасно понимал, что некуда идти Вике в столь поздний час, кроме как домой или в гости к подругам, поскольку больше во всем городе у нее не было других знакомых.

– Ой, господи! – не на шутку разволновалась старушка. – Ты подожди, хорошо, я сейчас поинтересуюсь. Боже мой! – Я услышал, как громко стукнула брошенная на стол трубка и как где-то вдали раздался громкий голос комендантши. Одновременно с ним словно паровой молот застучало мое встревоженное сердце. Я уже чувствовал его удары в голове, в ногах, в пальцах, крепко сжимающих хрупкую пластмассу телефонной трубки. Только бы ничего не случилось… Вот сейчас щелкнет замок на входной двери и она войдет… Нет, вот сейчас… Через минуту…

– Алло, Владик, ты слышишь меня? – донесся до меня голос комендантши. – Лида, ну, та, что вместе с Викой на курсы в институт ходит, сказала, что после занятий Вика попрощалась с ней и сказала, что едет домой. Но только Лидка вот уже почитай два часа как вернулась. Такие дела, миленький. Даже не знаю, что и делать… А может, ей где плохо стало по дороге, а? – подбросила версию Татьяна Петровна. – Дитя носить – это такое дело, всякое может случиться! То здесь заболит, то там кольнет, а то вообще перед глазами все плавает. У всех по-разному бывает… Я вон, когда своих сыновей носила… – начала было рассказывать старушка комендантша, но вовремя сообразила, что в данной ситуации история ее многочисленных беременностей вряд ли кого заинтересует. – Хочешь, я сейчас во все больницы прозвоню, спрошу, что и как?