Тюрьма особого назначения, стр. 48

– Конечно, появлялось, – не стал увиливать историк. – Но я уже говорил тебе – главная проблема даже не в том, чтобы найти, а в том, чтобы завладеть. Как, например, можно одному, без компаньонов и специального снаряжения добраться до перуанских джунглей, а потом долбить метровой толщины стену древнеиндейского храма, чтобы убедиться, что в ней действительно находятся те самые алмазы, о которых написано в одном старинном испанском трактате? Ты бы смогла это осуществить? Самые большие клады, как правило, находятся в таких местах, куда просто так, в одиночку, не попадешь. Взять, к примеру, Спасский монастырь на острове… – увлеченно произнес Герасин, но вдруг осекся на полуслове, и глаза его бегали из стороны в сторону до тех пор, пока не уперлись в одну точку. По лицу Глеба было видно, что он сильно жалеет о том, что, сам того не замечая, проболтался о чем-то не предназначенном для посторонних ушей. Анжелика заметила, как напряглись его скулы и на некоторое время сбилось дыхание.

– Впрочем, это неважно! – В считаные секунды справившись с эмоциями, Глеб решил перевести все в шутку. – Это мои, так сказать, профессиональные заморочки. Хочешь, я принесу из холодильника колу? Говорят, с кофе – в самый раз. Мы совсем про нее забыли. – Он уже хотел подняться, чтобы отправиться за купленным в диско-клубе напитком и тем самым сделать небольшую паузу в разговоре, но Анжелика остановила его.

– Ты проговорился, верно? Насчет монастыря. Я тебя понимаю… – Она нежно погладила Глеба по руке и почувствовала, что он вздрогнул. – Наверное, это и есть тот самый секрет, который ты обнаружил и не захотел сообщить своему шефу в Лондон. – Девушка старалась говорить нарочито спокойно, подбирая соответствующую интонацию, чтобы ее вопросы не были чересчур назойливыми. Видя, что Глеб колеблется, решая, рассказать новой знакомой о своем открытии или нет, возможно, поставив тем самым под удар только начинающие формироваться отношения, журналистка попыталась придать ему дополнительную решимость. В ней зажглось обычное женское любопытство, которое, не будь оно немедленно удовлетворено, грозило в скором времени трансформироваться в навязчивую идею, не дающую покоя ни днем, ни ночью. К тому же не стоит забывать – Анжелика была профессиональной журналисткой, и это тоже накладывало свой отпечаток на ее характер, постоянно жаждущий новой и разнообразной информации. Тем более если она касалась сокровищ, спрятанных в монастыре на территории России!

– В конце концов, ты волен сам решать, что тебе делать. Не забывай, что сокровища находятся на нашей территории. При чем здесь англичане?.. – произнесла Анжелика почти безразличным тоном, без какого бы то ни было давления на колеблющегося Глеба. – Впрочем, если это действительно такая тайна, что ты не можешь поделиться ею со мной, я не обижусь. Знаешь, в моей сумасшедшей работе тоже порой столько узнаешь, что голова идет кругом. Хотя, если честно, – с жаром прошептала девушка прямо в ухо Глебу, – меня просто съедает любопытство узнать, что именно ты раскопал про этот монастырь!

– Ну хорошо, – наконец решительно пробормотал Герасин. – Только прошу тебя, – он строго и вместе с тем умоляюще посмотрел на улыбающуюся и ерзающую от нетерпения на диване Анжелику, – не надо пересказывать то, что я тебе сообщу, ни своим любимым подружкам, ни даже маме, «которая все равно никому ничего не скажет», договорились? Просто… это не только моя тайна. О ней знает еще один человек, который тоже участвовал в длительной и кропотливой работе, приведшей нас к разгадке тайны сокровищ последнего настоятеля Спасского монастыря. Да, мы оба работаем на Лондонский клуб, он – из Москвы, я – из Питера, но это первый случай в нашей совместной практике, когда обнаружились столь точные упоминания о ценностях, находящихся не где-нибудь на краю света, а у нас в стране. Можно даже сказать, почти рядом. И мы поклялись, что не станем сообщать о находке в Лондон, поскольку в таком случае часть национального достояния может достаться иностранцам, а наши продажные чиновники, боюсь, вообще могут сплавить за границу уникальнейшие предметы, не имеющие цены!

– Так вы уже нашли сами сокровища?! – изумленно воскликнула Анжелика.

– Нет, не совсем, – покачал головой Глеб. – Пока только письмо настоятеля к своему двоюродному брату, русскому священнику из Афин, в котором указывается точное местонахождение их на территории монастыря. Но прежде чем я тебе все расскажу, ты должна обещать…

– Я обещаю! – вскрикнула журналистка, от нетерпения сжав пальцы обеих рук в кулачки. – Разумеется, я обещаю, что никто и никогда не узнает, о чем ты мне сейчас расскажешь!

– Я верю тебе, – с улыбкой произнес наконец-то немного расслабившийся Глеб. – Тогда слушай внимательно и не перебивай.

И, отхлебнув из фарфоровой чашки уже остывший кофе, Глеб Герасин поведал Анжелике историю, слушая которую девушка только время от времени качала головой и повторяла одно и то же слово: «Невероятно!»

Глава 27

– Все началось в октябре семнадцатого года, когда власть в России захватили большевики, – начал Глеб рассказ. – Для церкви и духовенства настали, пожалуй, самые трудные за всю историю русского христианства времена. Большевики нуждались в огромных деньгах для упрочения своей власти, а поэтому искали их везде, где возможно. Именно тогда началась поголовная экспроприация собственности у мало-мальски обеспеченных граждан. Что же касалось религии, то ее, как тебе известно, объявили «опиумом для народа» и принялись крушить церкви, не забывая предварительно вынести из них все более-менее ценное. То же самое относилось и к многочисленным православным монастырям, в которых бережливые и трудолюбивые монахи за несколько веков скопили огромное количество драгоценных предметов культа. Некоторые из монашеских обителей были расположены вдали от крупных городов, в глухих лесах, поэтому настоятели порой узнавали о случившейся беде только тогда, когда в ворота уже ломились одетые в черные кожанки чекисты. Однако отца Амвросия, настоятеля Спасского мужского монастыря на острове Каменный, что в Вологодской губернии, видимо, успели заранее предупредить о зверствах, учиняемых новой властью по отношению к церкви. И тогда умный настоятель принял решение: все находящиеся в монастыре ценности – золотые предметы культа, старинную серебряную посуду, особенно дорогие иконы в окладах из благородного металла с драгоценными камнями, которые явно должны были заинтересовать большевиков, – спрятать до лучших времен прямо здесь, на острове, со всех сторон окруженном водой и глухим, дремучим лесом. А чтобы в случае чего не унести эту тайну с собой в могилу, отправил с гонцом письмо своему двоюродному брату, тоже священнику, который служил в одном из греческих православных храмов в Афинах, где в точности описал, где он сокрыл те самые монастырские реликвии. Вскоре, как и должно было случиться, в монастырь пожаловали вооруженные гости, приехавшие из Вологды сразу на десяти подводах. Видимо, чекисты надеялись найти на Каменном так много добра, что, по их мнению, справиться с грузом могло только такое количество телег, ничуть не меньше. Начальник, возглавлявший экспроприацию, был чрезвычайно удивлен тем, что в отличие от других настоятелей отец Амвросий ничуть не удивился привезенному им документу, подписанному «самим товарищем Дзержинским», а почти радушно принял экспроприаторов у себя и даже предложил разделить с «братьями» скромную монастырскую трапезу. Чекист, заподозрив неладное, вскоре понял, что скрывалось за внешним дружелюбием старого священника. Его подчиненные прочесали монастырь вдоль и поперек, но в результате смогли предъявить своему командиру лишь с десяток икон в серебряных окладах, большой позолоченный крест да серебряное кадило. И все! Рассердился тогда большевистский начальник и приказал настоятелю под страхом смерти признаться, где тот спрятал ценные предметы из золота, без которых не обходился ни один ограбленный им ранее монастырь. Но старик упорно стоял на своем: ничего, мол, не знаю, мы люди бедные и никакими богатствами не обременены. Да и зачем монаху золото, ведь его не заберешь с собой в иной мир, когда придет срок отдать душу Господу? Тогда начальник совсем озверел, достал «наган» и лично застрелил упрямого седого старика, после чего приказал бойцам еще раз обыскать монастырь, а заодно допросить с пристрастием всех остальных монахов. В течение суток остров снова прочесывали, несколько красноармейцев даже ныряли в ледяную воду озера, проверяя дно, но так ничего и не было найдено. Золото исчезло. Не смогли помочь в поисках и остальные монахи. Все они наперебой твердили, что никогда в их монастыре не было ничего ценного. В общем, пришлось экспроприаторам уехать назад в Вологду несолоно хлебавши. Спустя некоторое время они вернулись и на сей раз уже привезли другую бумагу, подписанную тем же самым Железным Феликсом, где черным по белому было написано, что отныне мужской монастырь на острове Каменный ликвидируется, а на его месте организуется тюрьма строгого режима для особо опасных преступников. Под особо опасными преступниками товарищ Дзержинский подразумевал политических заключенных, изолированных от общества, дабы те не баламутили своими «антинародными» идеями вкалывающих с утра до вечера почти за бесплатно голодных и оборванных пролетариев. В течение нескольких десятков лет монастырь был сначала тюрьмой для политических, нечто вроде знаменитых Соловков, а потом, после смерти Сталина, действительно для уголовников. И вот около двух лет назад тюрьма строгого режима была переоборудована под содержание пожизненно осужденных. Тех монстров, которых суд сначала приговорил к высшей мере наказания – расстрелу, а добренькие дяденьки из комиссии при президенте помиловали и заключили в стены старого монастыря, где этим нелюдям суждено находиться до самой смерти, без шанса когда-либо обрести свободу…