Реаниматор, стр. 69

– Алло?!

– Добрый день. Могу я попросить к телефону Алену Олеговну?

– Одну минуточку, подождите, – вежливо попросила женщина. А затем я вновь услышал ее голос, на сей раз звучавший откуда-то издалека: – Алена! Вас к телефону! Кажется, это доктор Новиков…

Слава Богу, мысленно прошептал я, воздев очи горе и увидев нацарапанное на пластиковом куполе телефона-автомата неприличное слово. Домработница или гувернантка – судя по обращению на «вы» к Алене, снявшая трубку дама могла быть только из обслуги – по голосу ошибочно приняла меня за семейного врача. Что ж, лучшего и не пожелаешь. Никаких лишних вопросов…

– Да, Виктор Львович, – Алена подошла к телефону где-то через минуту и сразу торопливо заговорила, не дав мне произнести даже слова: – Вы сегодня приедете? У Петруши, кажется, простуда. Температуры, к счастью, нет, я измеряла, но сопли текут ручьем и, кажется, горлышко красное!

– Извините, Алена, но вы меня с кем-то перепутали, – спокойно сказал я. – Это не доктор.

– Ой!.. А кто?! – уже на полтона тише с любопытством спросила девушка.

Я собрался с духом и начал, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более ровно:

– Меня зовут отец Павел. Я священник церкви на острове Каменном, в тюрьме для пожизненно осужденных. Алексей Гольцов просил передать вам письмо… Вначале предполагалось отправить его по электронной почте, из Вологды, но вышло так, что мне пришлось срочно приехать в Петербург, и поэтому я счел возможным передать его вам лично. В справочном бюро я назвал ваши имя-фамилию, и мне дали номер телефона…

Я умышленно не стал упоминать о Томанцеве. Это могло насторожить Алену. Священник из тюремной церкви, водящий тесное знакомство с офицерами ГУВД, у любого склонного к логическому мышлению нормального человека вызовет, как минимум, скептическую ухмылку. В памяти большинства наших людей еще свежи скандальные разоблачения времен перестройки, когда вдруг выяснилось, что коварный и грозный КГБ, оказывается, уже давно завербовал многих священнослужителей, сделав их секретными агентами-осведомителями…

– Вы слышите меня? – В трубке повисла напряженная тишина, и я, прекрасно представляя себе то шоковое состояние, в котором пребывала сейчас девушка, ненадолго снова потерявшая дар речи, вынужден был первым нарушить молчание.

– Д-да… – с запинкой произнесла Алена. – Как… там Леша?

– С ним все в порядке, – успокаивающе сообщил я. – Конечно, в той степени, в какой может быть в порядке человек в его нынешнем положении. Как передать вам письмо? Я могу оставить его на почте, откуда вы его позже заберете. Могу передать вам в руки при встрече. Как удобней. Я пробуду в городе еще дня два.

– Господи, как это все неожиданно… – с судорожным вздохом прошептала Алена. – Не нужно почты, батюшка. Думаю, нам с вами лучше встретиться, и как можно скорее.

– В ближайшие несколько часов я, к сожалению, буду занят. Лучше где-нибудь во второй половине дня. Скажем, в пять. В Катином садике, на Невском. Узнать меня, уверен, будет несложно.

– Хорошо, я обязательно приеду!.. Только… скажите, вы ведь приехали в Петербург… на похороны убитого священника? – совершенно неожиданно спросила Алена и, тонко почувствовав мое секундное замешательство, поспешила добавить: – Не удивляйтесь, просто я как-то давно, года три назад, читала про вас большую статью в «Невском репортере». Вот и подумала, раз вы раньше служили в Троицком храме… Вы не могли не знать об убийстве настоятеля. О нем вот уже три дня, с той самой ночи, шумят все газеты и телевидение.

– Да, я приехал проститься с отцом Сергием, – глухо подтвердил я. – Буду ждать вас в пять часов.

– Я не опоздаю! – извинительным тоном заверила Алена. – До встречи, батюшка. Спасибо вам, что… согласились. Вы даже не представляете, как много для меня это значит!

– Выходит, он писал не зря… Храни вас Господь, – я повесил трубку и направился к поджидавшей меня «Волге». До похорон оставалось примерно два с половиной часа. И прежде чем поехать на Южное кладбище, я решил заглянуть в осиротевший после гибели отца Сергия, переживший варварское надругательство Троицкий храм. Скорее всего, он, требующий реставрации изуродованных краской стен, будет закрыт. Но только не для меня…

Глава 44

Как я и предполагал, к завершению церемонии прощания возле буквально заваленного живыми цветами песчаного холмика, окруженного огромной толпой скорбящих людей, начался откровенный фарс. При помощи охраны из накачанных бугаев, ледоколами пробивавших своим хозяевам дорогу к могиле, начали толкать свои длинные, насквозь фальшивые и «прочувствованные» речи милицейский генерал Войцеховский и депутат Законодательного собрания Питкевич. Привычно нацепив на гладкие, раскормленные лица соответствующие ситуации траурные маски, они приступили к своему привычному делу – публичному словоблудию. Слушать эти, словно надерганные из интервью наугад взятого демократа в телепередаче «Парламентский час», гневные обличительные тирады, судя по напряженным лицам, было тошно абсолютному большинству тех, кто стоял у могилы. Одна старушка, хладнокровно и молча вытесненная шкафообразными охранниками депутата с пятачка возле могилы отца Сергия, не выдержав, прошептала, негромко, но так, что услышали многие:

– Хотя бы здесь, на могиле святого человека, постыдились языками своими погаными молоть, ироды проклятые! Да на ваших продувных рожах клейма ставить некуда, а все туда же!.. Нигде от вас покоя нет…

Бабушку быстро взяли под локти двое неприметных молодых мужчин в штатском и деликатно, но настойчиво, без лишнего шума увели куда-то в «третьи ряды». А стоявший рядом со мной и Томанцевым молоденький веснушчатый лейтенант, приехавший на Южное кладбище вместе с майором, не совладав с возмущением, тяжело вздохнул и презрительно сплюнул под ноги. Вовремя спохватился, наткнувшись на тяжелый взгляд Томанцева, виновато потупил очи долу и бочком отошел в сторону, за спины священников Троицкого храма, отца Агапа и отца Николая.

Я с трудом дождался окончания длинных монологов власть имущих. Когда генерал и депутат закончили свои выступления и с чувством выполненного долга удалились вместе с громилами-охранниками, к могиле протоиерея снова нескончаемой чередой потянулись люди, чтобы проститься с жестоко убитым священником. Когда растянувшаяся на целых три часа траурная церемония завершилась и толпа скорбящих стала быстро редеть, песчаного холмика уже было не видно под целой горой из живых цветов.

…Я и Томанцев покинули Южное кладбище в числе последних и, уединившись на заднем сиденье его «девятки», смогли наконец поговорить о важном для нас обоих деле – розыске осквернивших храм убийц-сатанистов.

– Я очень хотел бы сказать вам, отец Павел, хоть что-нибудь действительно обнадеживающее, но, увы, – сухо произнес майор, глядя в сторону, – несмотря на проделанную моими коллегами и товарищами из ФСБ огромную работу, пока для оптимизма мало оснований. Хотя некоторые зацепки эти уроды все-таки оставили… Пистолет «ТТ», из которого были убиты отец Сергий и похороненные вчера милиционеры, оказался без криминального следа и отпечатков… Но есть показания свидетеля, который в момент совершения преступления выгуливал в сквере у храма свою собаку. Он издали видел выходивших из дверей храма двух длинноволосых типов, один из них нес камуфлированный рюкзак. Еще, говорит, с удивлением подумал, чего они, лохматые, могли там делать в час ночи. Да еще с рюкзаком. В милицию пришел сам, когда утром по радио услышал про тройное убийство и осквернение. Что же касается уничтоженной варварами старинной иконы… Экспертиза не может дать однозначного ответа, действительно ли облитый кислотой образ является Тихвинской Пресвятой Богородицей. Доска вроде бы очень старая, однако есть мнение, что не настолько, чтобы ей можно было дать три с лишним сотни лет. Улавливаете мысль?

– Вы считаете, все это… я имею в виду осквернение храма и уничтожение иконы, всего лишь прикрытие? – спросил я, в упор взглянув на прикуривавшего сигарету Томанцева.